Ад уже здесь - Сурен Цормудян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Демидов пригласил гостей за стол, который, правда, пустовал. Он достал лишь бутылку самогона и несколько давно остывших картофелин «в мундире».
— Эх, — вздохнул он, — Бедные дети. Рождаются мало. А если рождаются, то больные или уже мертвые. — Егор залпом осушил налитую железную кружку и проглотил картофелину. Затем подвинул бутыль и миску с закуской гостям.
— Если хотите… — прокряхтел он, — Чем богаты…
— Спасибо, — кивнул Варяг, — Но давай о деле.
В этот момент в небольшое помещение, где они расположились в свете трех горящих лучин, вошел Турпал и, усевшись за стол, налил себе самогон.
Крест повернул голову в его сторону.
— А разве Аллах не запрещает алкоголь? — спросил он.
— Слушай, ты кто, имам что ли? Нет, он меня учить будет! Я замерз в дозоре, понял?! — и, выпив залпом, поморщившись, пробормотал, — мы все давно Аллаха прогневали, потому и живем так. Жалко китайца, короче…
— Вы чего от черновиков-то хотите? — Спросил Егор.
— Они машины наши украли и топливо к ним. — Ответил Варяг.
— Ну и что? У вас вон, тарантас хороший какой. Вам мало этого? Прям как у рейдеров, — Демидов ухмыльнулся.
— Ты видел рейдеров? — осторожно спросил Людоед.
— Нет. Рассказывали следопыты. Они там вроде обитают, в горах где-то. Так… Байки всякие ходят… А чтоб сунуться на черновиков, это вы забудьте. Их много. У них оружие и техника.
— Ну а есть у вас в городе сильные группировки, которые с ними враждуют? — задал вопрос Варяг.
— Да есть. Всякие. Только они не такие сильные как сами черновики. И между собой тоже не ладят. И не думайте, что вам кто-то из-за пары тракторов будет помогать и людей своих в бою на смерть класть.
— Разве только в тракторах этих дело? — поморщился Крест. — Неужели никто не хочет избавиться от ига черновиков? Те же коммунисты, монархисты, или муслимиат?
Турпал услышав последнее слово, пробормотал какое-то ругательство на родном языке.
— Ты чего? — Людоед уставился на него.
— Бараны они! Они меня выгнать сделали!
— За что это?
— Эй, там короче много татарин, дагестанец, ингуш, башкир и азербайджанец! А нохча им не понравился! Азер говорит ты не настоящий правоверный! Говорит, короче, вы волку поклоняетесь, а Кораном прикрывались, чтоб сауды денег давали на газават. Я говорю ты баран оу! Дагестанец говорит, мой бабка жил Кизляр. Я говорю, и что? Я при чем? Я ходил твой Кизляр? Мне одиннадцать лет было, когда Шамиль Кизляр ходил. Никто в мой тейп не был там с оружием в руках. Я говорю, что ты хочешь, короче? Он говорит, уйди! У ингуша одного на плече татуха, понял. Баба голая, короче. Я говорю ты, какой правоверный, если у тебя татуировка? Это харам! Коран запрещает не только баба, даже бабочка рисовать. Я говорю, аллах запрещает живых существ рисовать. Он смеется, короче, и говорит, что она уже мертвый, не живой. Аллах простит. Я говорю, ты баран, оу. Татарин говорит, из-за тебя, короче, мы не сможем с русским договариваться. Типа, короче, русские не будут с ними договариваться, если в муслимиат есть чеченец. Я ушел. А оказывается, русский может принять нохча к себе. И я тут, короче. А они говорили, русский не будет с ними говорить из-за чеченца. Бараны они! А русские, Егор, вон, приняли. Аллах велик!
— Велик, успокойся, — пробормотал Демидов.
— Брат, сколько время? — Турпал сразу остыл и словно забыл об этом разговоре.
Егор достал из за пазухи карманные часы на цепочке и, открыв крышку кивнул.
— Пора.
— О. Спасибо, — чеченец встал из за стола и пошел к двери, — Я у себя, короче, — сказал он и вышел.
— Пошел молиться? — спросил Варяг.
— Да, — ответил Демидов. — Он пять раз за день это делает.
— Странный он какой-то.
— Да нет. Просто напряжен вечно. Ну и характер такой. Он постоянно чувствует себя чужаком и думает, что его недолюбливают. Понять его можно. Хотя у нас это не так. У нас все равно кто, какой нации. Главное человеком будь.
— А как он к вам попал?
— Он один долго жил. Потом однажды на него собаки дикие напали. Рвать начали. А наш дозор его отбил у собак. У меня тут против столбняка были лекарства. Просроченные, правда, но помогли. Оклемался. С тех пор с нами. — Егор снова налил себе самогон.
Варяг пристально смотрел на то, как он снова делает залп своей кружкой и следом отправляет картофелину.
— Не волнуйтесь, — крякнул он, поняв этот взгляд, — Мне ведро надо, чтоб захмелеть.
В помещение вошла женщина. Одета она была в старое пальто и валенки. На плечах шерстяная шаль. Ее лицо было совершенно заплаканным и опухшим. Посмотрев на гостей она вдруг упала на колени и, хлопая ладонями по полу стала плакать и причитать:
— Спасибо вам! Спасибо вам! Если бы не вы, я бы и мужа сегодня потеряла! Спасибо вам! — рыдала она.
Людоед вскочил с табуретки и принялся аккуратно поднимать ее.
— Послушайте, не надо так, успокойтесь, — настойчиво говорил он.
Демидов так же помогал подняться ей на ноги.
В помещение ворвался Фэн. Он схватил жену и крепко прижал к себе, успокаивая.
— Сулпан, родня, зачем ты так. — Шептал он, гладя ее по голове.
— Доченька моя! — рыдала женщина, стуча кулаками по плечам супруга и мотая головой.
Вслед за Драконом вошли еще несколько женщин. Они осторожно взяли Сулпан под руки и увели. Китаец обессилено опустился на пустующую табуретку и тяжело вздохнул. Молчание затянулось. Все понимали, какое горе постигло этого человека, но говорить что-либо было сейчас неловко, а слова утешения и сочувствия ничего не способны были сделать.
— Сколько ей было лет? — первым тишину нарушил, как ни странно молчаливый обычно Николай.
— Пять годиков всего, — едва сдерживая слезы, ответил китаец.
— А чем болела?
Фэн молчал, медленно качая головой, затем, наконец, произнес:
— Да там… Столько всего… Я и названий то всех не знаю. И никто не знает. Разве может сейчас родиться здоровый ребенок?
Васнецов пристально взглянул на него и задал очередной вопрос:
— Тогда зачем вы ее родили?
— Ты что мелешь? — прошипел Сквернослов.
Китаец растерянно посмотрел на Николая.
— То есть как это? Как это зачем? А зачем жить тогда? А продолжение рода?…
— Вы, зная, что нормальные дети не могут родиться, все равно пошли на это? — Васнецов стал говорить громче. — Вы породили новую жизнь, обрекая ее на страдания и теперь, когда случилось неизбежное в этой ситуации, оплакиваете ее?
Егор наклонился через стол и тихо спросил у Варяга:
— У него с головой все нормально?
— Вообще-то нет, — пробормотал Яхонтов, вперив в Васнецова недобрый взгляд, — Николай. Ты что несешь?
— Я говорю об ответственности! — огрызнулся Николай. — О чем думают люди?
— Погоди но… — Фэн был совершенно обескуражен такой постановкой вопроса, — Погоди… Но… Но зачем жить тогда? Зачем мы все живем? Так после нас ничего не останется? Придет наш час, и мы умрем и ничего после себя не оставим? Никого после себя не оставим? Люди все вымрут и все? Что же ты говоришь такое? Да мы… Но мы хотели ребенка. И ведь есть призрачная надежда и пусть крохотный, но шанс, что ребенок выживет. Что он будет жить. А зачем нам тогда жить в таком случае? Продержаться подольше и умереть? Это наш удел?
— Послушай, Дракон, извини за такой вопрос конечно, — встрял в разговор Людоед, — У твоей дочери нет пятен на теле? Красных или черных, особенно в шейных областях?
Фэн Сяолун совсем не понимал, что от него хотят, и растерянно смотрел на гостей.
— Погоди, ты что имеешь в виду? — Спросил Егор.
— Чума, — ответил за Людоеда Варяг.
— Чума? — удивился Демидов. — Бывали случаи холеры и тифа. Даже эпидемии. Дизентерия и всякое такое. Но чума… Хотя были вспышки в самом начале. Еще до холодов. Но когда холода настали, и случаи чумы прекратились. С чего вы вдруг спросили?
— Ганину яму знаешь? — взглянул на Егора Крест.
— Знаю, конечно. Там черновики окопались.
— Так вот. Нет там больше черновиков. Там огромные крысы. Носители чумы.
Егор какое-то время смотрел на Илью, вытаращив глаза, затем вскочил и схватил Дракона за руку.
— Пошли.
— Чего? Куда? — пробормотал китаец вставая.
— Надо осмотреть ее.
— Что?!
— Надо, дружище, пойми! Пойдем! — они вышли из помещения, оставив четверку путешественников одних.
Людоед, воспользовавшись моментом, схватил Николая за воротник.
— Ты что себе позволяешь, идиот! Забыл уже, как перед Ветром в Вавилоне извинялся?! Забыл про его сына?!
— Разве я не прав? — Васнецов пристально посмотрел в глаза Людоеду. — Разве я не прав?! Зачем плодить страдания и боль?! Зачем!
— А зачем мы хотим уничтожить ХАРП?! Это надежда и тот самый призрачный шанс! Это борьба жизни против смерти! Это торжество жизни над смертью!