Шпион, который спас мир. Том 1 - Джеролд Шектер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимательно слушавший Кайзвальтер ответил:
— У вас хорошие намерения, и, когда придет время решить этот вопрос, о вашем предложении не забудут.
— Уничтожение 150 000 человек, включая военных и партийных руководителей, о которых я уже говорил, повлечет за собой мгновенную капитуляцию. Хрущев, конечно, если будет на даче, останется в живых. У Хрущева три дачи: одна у Московского университета, другая на десятом километре Рублевского шоссе за Кунцевом и третья около Дмитриева.
— Нам надо задать вам много вопросов, — сказал Кайзвальтер. — Вероятно, на все вы ответить и не сможете, но скажите, что знаете{148}.
Отвечая на вопросы Кайзвальтера, Пеньковский объяснил конструкцию деталей сопла советских ракет и как в них происходит смешивание горючего и воздуха. Он сказал, что все советские ракеты сделаны на основе немецкой V-2 и, в принципе, от нее не отличаются.
— МБР — это точно такой же тип двухступенчатой ракеты, что и тактические ракеты, только все в большем масштабе, а горючим компонентом является смесь бора, создающая высококалорийное топливо для сообщения большей начальной скорости{149}.
Пеньковский рассказал о курсе лекций по ракетам в академии имени Дзержинского и о том, кто их читал. Он сообщил, что к концу 1961 года у восточных немцев будут собственные ракетные тактические соединения{150}.
— Мне известно, что в Группе советских войск в Германии находятся четыре бригады ракетной артиллерии. Две из них предназначены для ракет с ядерными боеголовками, две другие — для обычных ракет, то есть с фугасными зарядами. Все это находится в советских руках и немцам передано не будет. Но у стран народной Демократии, за исключением Албании, будут подготовленные нами ракетные соединения, возможно, несколько ракет получил и Кастро, хотя точно не знаю{151}.
В апреле 1961 года уже началось развертывание советского оружия обычного типа на Кубе, но решение о размещении ядерных ракет среднего и дальнего радиуса действия не было принято до визита Хрущева в Болгарию 14—20 мая 1962 года, когда ему пришло в голову разместить на Кубе, втайне от Соединенных Штатов, ракеты с ядерными боеголовками, с тем чтобы, когда США об этом узнают, предпринять что-либо будет уже поздно{152}.
Пеньковский оставил свои технические комментарии и перешел к сплетням о Варенцове и его семье. От генерала Ивана Владимировича Купина, чей племянник женился на дочери Варенцова Елене, Пеньковский узнал об аморальном состоянии советских войск, расквартированных в Восточной Германии. Купин был командующим артиллерии Первой армии в Германии и часто, когда был в Москве, наведывался к Пеньковскому. Иногда он звонил Пеньковскому, и они вместе где-нибудь обедали, беседуя о трудностях на местах{153}.
Пеньковский был глубоко задет судьбой своего отца и снова поднял эту тему:
— 5 января 1960 года меня вызвал заместитель начальника отдела кадров ГРУ генерал Шумский и сказал: «Из КГБ нам пришла информация о вашем отце». Я был бы очень благодарен, если бы вы смогли проверить, может, отец еще жив, ведь от него не осталось никаких следов. Нам известно, что Ростов был окружен и перебраться оттуда в Таганрог было невероятно трудно. — Пеньковский говорил о том, что, возможно, его отец мог спастись во время сражения и присоединиться к силам Белой армии, сев в Таганроге на корабль, и по Азовскому морю отплыть в Болгарию и Югославию в 1920 году{154}.
— Мы проверим, — заверил его Кайзвальтер.
Пеньковский продолжал:
— Во-вторых, используя ваши каналы информации, вы могли бы выяснить, не докладывал ли кто-нибудь обо мне по поводу моего отца. В-третьих, может, вам известно, что существовали какие-то записи в немецких архивах, которые попали в руки КГБ и которые изучают уже многие годы. У меня на работе просто не знают, что в связи с этим со мной делать. Они могут открыто обсудить мое дело, не арестовывая меня, но, если бы мне не выдали паспорт, чтобы приехать сюда, я, по-видимому, нашел бы другой способ, например через ваше посольство.
Пеньковский имел в виду обращение с просьбой о политическом убежище в американское или британское посольства в Москве. Когда в КГБ узнали о белогвардейском прошлом его отца, подозрение пало и на самого Пеньковского, особенно если отец его еще жив и может связаться с сыном. Если сегодня подобную теорию можно принять с натяжкой, для того времени это была основа советской доктрины безопасности для высших разведывательных служб КГБ, ГРУ и охранников Кремля.
— Так или иначе, меня вызвал Шуме кий и сказал: «Ваш отец был белогвардейцем и получил высшее образование, ваш дед был аристократом, судьей в Ставрополе». Было сказано и о моем двоюродном дяде. Когда-то до войны он служил на Дальнем Востоке командующим полком ПВО, и его тоже из-за родословной в одночасье посадили в тюрьму (в 1937—1939 годах) . Его зовут Валентин Антонович Пеньковский. Позже его выпустили из тюрьмы, во время войны он стал начальником штаба 21-й армии. Затем командующим 6-й Гвардейской армией. В конце войны его послали на Дальний Восток, где он принял участие в кампании против японской Квантунской армии. Потом он остался на Дальнем Востоке и стал начальником штаба под командованием Малиновского. Когда Малиновского, наконец, назначили министром обороны вместо Жукова, он оставил моего дядю на Дальнем Востоке, поскольку тот хорошо знал те места. Мы не общаемся, потому что не хотим будоражить прошлое друг друга{155}.
Когда Шумский выложил мне все это, он приказал написать мою версию биографии. Я сказал ему, что уже писал об этом, но, вероятно, моя мать может к этому что-то добавить. Мама написала заявление, я его передал, но сразу же прекратили мое оформление в Индию, куда я должен был ехать в качестве резидента ГРУ. Я должен был работать военным атташе, но вместо меня послали какого-то генерала, который до этого не занимался ни дипломатической, ни какой-либо иной Деятельностью. Затем я был без работы около двух месяцев и уже стал волноваться. Я находился в резерве ГРУ. Все это произошло, когда я закончил ускоренные {156}курсы по ракетам. Мне очень повезло, что я был на этих курсах, иначе я не смог бы добыть для вас эту информацию. Вы бы узнали от меня только о ГРУ{157}.
Промучившись два месяца, я почувствовал, что в моей жизни должны произойти большие перемены. Я уже скопировал материалы в академии и сделал это по той причине, что ко мне стали относиться с недоверием. На пост в Турцию меня уже не вернули бы после стычки с генералом Рубенко, который выдвинул против меня ряд обвинений. Все это было оскорбительно. А я очень хотел вернуться в Турцию, где у меня был широкий круг знакомств в среде дипломатов, включая полковника Пика. К тому времени и созрело решение выйти на вас, но я не торопился, поскольку был приучен к осторожности. А тем временем собирал этот материал, поскольку считал, что в будущем, когда у меня появится возможность связаться с вами, он может вам пригодиться{158}.
Я стал начальником курса, поскольку был полковником. Кроме меня там было еще шесть или восемь полковников. А остальные — подполковники, майоры и несколько капитанов. Я переписывал все дословно, но слова вынужден был сокращать. А дома дописывал все сокращения, чтобы вы смогли потом разобраться. Единственное место, которое я изложил не полностью, — описание оборудования некой пусковой площадки, поскольку ее достаточно один раз подробно описать, ведь остальные типы площадок ничем не отличаются{159}.
Таким образом, я занимался этим почти год. Однажды, когда я был на дежурстве, произошел инцидент с Пауэрсом. Я рассказал об этом двум американским студентам. Когда я на дежурстве, то у меня находятся ключи от всех кабинетов, за исключением ключей от сейфов, которые лежат в опечатанном ящике. В то время я не собирался взламывать сейфы, но теперь, если вы сделаете такую же печать, я смогу открывать сейфы. В ту ночь мы менялись с напарником, отдыхая по очереди. Пока он спал, я взял копирку и переписал из специальной книги кодовые имена (список кодовых и настоящих имен). Дома я перепечатал их в том виде, в котором передал вам. Конечно же, меня может выдать моя пишущая машинка, но если уж дело дойдет до этого, то меня в любом случае прикончат. И хотя я находился один, когда переписывал документы, я все равно нервничал. В любой момент мог войти какой-нибудь особо высокопоставленный дежурный офицер, например генерал из Первого управления Генерального штаба. Ночью могли поступить разные специальные телеграммы, в основном с информацией о каких-либо перелетах. Я знал, когда ваши самолеты летали над Киевом{160}.
Я дежурил в ночь с 1 на 2 мая. Смена начинается в 15 часов. Только я заступил на дежурство, как пришло сообщение о том, что сбит У-2 и американский пилот взят под стражу, а также описаны обстоятельства, при которых все произошло, они мне хорошо известны. Когда Пауэрс летел над Свердловском, ему не повезло — он наткнулся на ракетный батальон V-75 (СА-2, противовоздушные ракеты «земля — воздух»). Он летел не прямо над расположением самого батальона, а лишь краем задел эту территорию, и его сразу же стал преследовать МИГ-19. Пилот был лейтенантом. В этот день был праздник — День международной солидарности трудящихся. В батальоне объявили тревогу и по самолету открыли огонь{161}.