Время жить. Трилогия (СИ) - Тарнавский Виктор Вадимович

– Все нормально? – опустился рядом на колени Дилер Даксель. – Ты молодец, Корк! Возвращайся сейчас, наверно, вместе с Рагоном в барак, отдохни до вечера. А ты, Драйден, ступай на приемку листьев, скажешь Карвену, чтобы заменил тебя. Думаю, лучше тебе сегодня здесь не маячить.

– Хорошо, – невесело кивнул Эргемар.

Участливые слова Дакселя только увеличили его отчаяние и подавленность. Если бы не его дурацкий сон, совершенно выбивший его из колеи, всем им сегодня удалось избежать бы многих неприятностей. Еще не известно, что будет, когда о схватке узнают пришельцы, и не ясно, чего дальше ждать от ангахов…

– Ничего, у всех бывают тяжелые дни, – сочувственно сказал Даксель. – Все пройдет, Драйден. Не журись.

– Что?

– Не переживай, говорю, не огорчайся. Этот день нужно просто пережить.

– Да, – пробормотал Эргемар.

Он чувствовал себя очень одиноким. Горданский и баргандский языки были схожими, но иногда он не понимал, что говорят Даксель и другие, а они не понимали его. Здесь почти все могут пообщаться с соотечественниками, но в их компании нет, кроме него, ни единого горданца. И, очевидно, никогда не будет…

А затем у него уже не было времени на то, чтобы думать, и Эргемар был за это благодарен Дилеру Дакселю.

Его новая работа требовала, в первую очередь, быстроты и сноровки. Два человека, занятые на приемке, должны сначала промывать поступающие с плантации листья в холодной воде, а затем тщательно раскладывать их в один слой на специальных сетчатых противнях для закладки в сушильную печь, похожую на большой стеклянный инкубатор. Уже готовые листья, принявшие кирпично-красноватую окраску, засыпались в приемный лоток мельницы, а получившийся порошок отправлялся по ленте транспортера в соседнее помещение. Там размолотые листья превращались в конечный продукт – мелкие фиолетовые кристаллики, расфасованные в одинаковые квадратные пластиковые пакеты.

На этой работе приходилось крутиться без отдыху и устали, зато коварные и опасные ангахи были далеко, а климатическая установка в помещении цеха не пускала внутрь дневную жару. Кроме того, приемкой и сушкой листьев занимался Дмууф – наименее вредный из трех старших мастеров.

Это был самый толстый пришелец из всех, кого доводилось видеть Эргемару. Сплошная бесформенная глыба с обрюзгшим, расширяющимся книзу лицом. По словам Даугекованне, Дмууф был законченным алкоголиком, которого терпели только из-за его крайней неприхотливости. Хотя на работе толстый пришелец, как правило, держал себя в руках, он, действительно, производил впечатление опустившегося пропойцы – всегда неопрятный, заторможенный и совершенно равнодушный ко всему окружающему, включая собственные прямые обязанности. Часами напролет он неподвижно свешивался со своего стула, словно кусок сырого теста, и лишь изредка, протягивая вялую пухлую руку, что-то переключал на пульте сушильного агрегата, сопровождая это действие своей излюбленной фразой – "ха инта на", что приблизительно означало: и так сойдет.

Как правило, так оно, действительно, и сходило, однако в этот день невезение Эргемара продолжалось. В один прекрасный момент дверь во внутреннее помещение распахнулась, обдав всех запахом эфира, и на пороге появился недовольный Икхимоу – самый главный из мастеров.

Икхимоу боялись все, включая остальных пришельцев и даже, кажется, могучих ангахов. От этой высокой худощавой фигуры и жесткого лица с холодным взглядом темно-серых глаз словно веяло опасностью. Глядя на Икхимоу, сразу становилось ясно, что здесь не обычная сельскохозяйственная ферма, а тайная фабрика наркотиков, которой заправляют бандиты. Икхимоу и был таким бандитом, и то, что он выполняет достаточно мирные функции управляющего производством, не делало его менее зловещим. На поясе у него висела постоянно расстегнутая кобура, из которой высовывалась слегка потертая рукоятка компактного автоматического пистолета-игломета с обоймой на полторы сотни разрывных игл. Как рассказывал Даугекованне, из этого пистолета Икхимоу лично расстреливал больных кронтов, получивших слишком большую дозу яда сугси, чтобы работать дальше.

За спиной Икхимоу вырисовывался третий пришелец – Гроакх, игравший на фабрике роль главного технического специалиста. Долговязого Гроакха, отличавшегося необычно узким, сухим и костистым лицом с безжизненными рыбьими глазами и загнутым книзу ртом, и имевшего поэтому прозвище "Сушеная Акула", тоже побаивались. В своей маниакальной страсти к порядку Гроакх не проходил мимо малейшего проступка, со щедростью раздавая всевозможные наказания. Сработаться с ним смог только венсенец Хагер, бывший слесарь-лекальщик, отличавшийся крайней педантичностью и аккуратностью.

У Эргемара сердце просто упало. Икхимоу вместе с Сушеной Акулой – что может быть опаснее? Вместе со своим напарником – в этот день им был Димо Роконан – Эргемар начал усердно раскладывать вымытые листья по противням, стараясь не привлекать внимания пришельцев.

Но те, к счастью, не обращали внимания на двух филитов. Икхимоу что-то недобро процедил Дмууфу, который начал путано и сбивчиво оправдываться, затем перебил его короткой фразой и вышел, захлопнув за собой дверь.

Обычно вялого и малоподвижного Дмууфа после этого инцидента словно подменили. Весь остаток дня он, как взведенный, носился по цеху, постоянно совал во все нос и нещадно погонял Эргемара и Роконана. В результате оставшееся время забрало у них столько сил, сколько обычно весь двенадцатичасовой рабочий день. Эргемар едва дождался наступления вечера.

Вечера на Тэкэрэо были благословением и проклятием. Они давали желанный отдых после изматывающе долгого рабочего дня, но одновременно навевали мысли об утраченном, что лишь подчеркивало неестественность их существования.

Они по-прежнему пытались вести филлинский календарь, даже справляя по нему дни рождения и праздники, но он все больше превращался в оторванную от жизни абстракцию. Созданный еще на космическом корабле распорядок трещал по всем швам. Изнуряющая работа без выходных отнимала все силы, и они уже давно не устраивали своих импровизированных концертов, уроки Хеннауэрте Ленневере по изучению языков почти прекратились, и в последнее время Эргемар все чаще стал замечать, что люди все сильнее замыкаются в себе, а поводов для общения возникает все меньше и меньше. Многие начали испытывать различные психологические проблемы, и у нескольких человек уже случались нервные срывы.

Сегодня эти проблемы возникли у него.

Эргемар лежал ничком в своей спальной ячейке, пытаясь забыться, но сон не приходил. В его мозгу метались навязчивые образы: он промывал проклятые листья, раскладывал их на противнях, засовывал в пасть сушилки, а затем все начиналось сначала. Спасения от этого не было.

– Грустишь? – вдруг раздался над его головой знакомый голос.

Санни, поднявшись по лестнице на его третий ярус, осторожно заглядывала в ячейку.

– Грущу, – покорно согласился Эргемар.

– Хочешь, я побуду с тобой? – тихо спросила Санни, и Эргемар машинально отметил, что она говорит по-баргандски совершенно свободно.

– Спасибо, Санни. Ты очень добрая. Но не надо, не сегодня, – покачал головой Эргемар.

Санни по-прежнему всегда была готова помочь снять депрессию, но в последние дни она все чаще проводила время вместе с Карвеном, и Эргемару не хотелось ничем нарушать складывающееся между ними взаимопонимание. Превозмогая себя, он спустился вниз и сделал вид, что прислушивается к беседе между Дакселем и врачом Рагоном, которые что-то обсуждали по-картайски.

Внезапно постоянно запертая снаружи дверь, ведущая во внутренние помещения базы, открылась, и на пороге появился Эмьюлзе Даугекованне. В последнее время (опять это проклятое последнее время) он больше не навещал их по вечерам, приходя исключительно по делу.

– Прибыл транспорт, – сообщил Даугекованне, ни на кого не глядя. – Нужно двенадцать человек на разгрузку.