Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

– Ты ж голый всегда пьёшь! – возмутился Михаил.

– А это по настроению, – огрызнулся Герман. – Ишь, малолетка, шнурок…

– А ты лоб дубовый, – сразу ответил Михаил.

Эркин не выдержал и негромко рассмеялся. Михаил и Герман, занятые перепалкой, не обратили на него внимания, а их мать кивнула с такой понимающей улыбкой, что Эркин сказал:

– У меня дочка и брат мой так же… цапаются.

– Большая дочка? – заинтересовалась женщина.

– В первый класс ходит, – гордо ответил Эркин.

– Как так? – удивился Михаил, оторвавшись от спора с братом, в котором явно проигрывал. – Когда ж ты женился? Война ж ещё была.

– С ребёнком, что ли, взял? – сразу догадался Герман. – Так это ты…

У Эркина заметно потемнело и отяжелело лицо, сжались кулаки, но ни сказать, ни шевельнуться он не успел. Его опередила женщина.

– А ну, оба заткнулись, раз мозгов нет.

Братья быстро переглянулись и кивнули. Эркин заставил себя разжать кулаки и взять свою кружку.

– Попробуйте пирожки, – обратился он к женщине. – Домашние.

– Ваша жена пекла? – женщина взяла продолговатый, с изюмом, и откусила. – Очень вкусно.

И Эркин не смог не улыбнуться.

Его улыбка сняла возникшее напряжение. Герман и Михаил тоже взяли по пирожку и похвалили. Их похвалы прозвучали достаточно искренно, и Эркин совсем успокоился.

Завтрак грозил плавно перейти в обед, но женщина решительно завернула остатки бутербродов.

– Хватит с вас. На потом оставьте.

Эркин хотел сказать, что скоро… да, Лугино, десять минут стоянка, наверняка можно будет прикупить, но тут же сообразил, что с деньгами у попутчиков может, как у Кольки, впритык, и не ему в это лезть.

– Ладно, – кивнул Герман. – Потерпим до потом.

А Михаил спросил:

– Ну, а курить можно?

– В тамбур идите, – ответила женщина.

– Пошли? – предложил Герман Эркину.

Эркин кивнул и достал из кармана полушубка сигареты.

Многие курили прямо в вагоне, но если просят выйти, то отчего же и нет. Тогда, прошлой зимой он тоже ходил курить в тамбур вместе с Владимиром, интересно, как у того там наладилось? Должно быть всё хорошо и как положено. Как увели тогда с двух сторон под руки, так, надо думать, и оженили сразу. Ну, и удачи ему.

В тамбуре было прохладно, и после вагонной духоты даже приятно. Дружно закурили.

– А работаешь где? – спросил, словно продолжая разговор, Герман.

– На заводе грузчиком, – спокойно ответил Эркин и столь же естественно спросил: – А вы?

– Перебиваемся, – вздохнул Михаил.

– Чего умеем, того не нужно, – хмуро улыбнулся Герман. – А чего нужно, так не умеем. Я-то прямо со школы, добровольцем. И он следом. Вот и остались при пиковом интересе.

Эркин понимающе кивнул. Подобных разговоров он слышал много. И Колька так же объяснял, чего он в грузчики пошёл. Но у Кольки руки-ноги на месте, а у них…

– А там ты кем был? – спросил Михаил.

– На мужской подёнке крутился, дрова там попилить-поколоть, забор поставить, – братья кивнули. – А летом бычков пасти и гонять нанимался.

– А до…

– До Свободы? – уточнил по-английски Эркин. – Рабом был, – и смущённо улыбнулся. – Я не знаю, как это по-русски называется.

Вообще-то о рабстве им рассказывала на уроках Всеобщей истории Калерия Витальевна, и в учебнике читал, и в Энциклопедии, так что само слово он знал. Но то Древние Эллада и Рома, так, когда это было, сейчас даже названия у стран другие. Да, ещё холопы и смерды, тоже из истории, но уже России, и крепостные, но ведь совсем другое, даже по названиям.

Герман и Михаил на его слова переглянулись, и Герман кивнул.

– Слышали мы об этом. Было, значит, за что счёты сводить?

– Было, – твёрдо ответил Эркин.

– И свёл? – спросил Михаил.

Он улыбался, и Эркин улыбнулся в ответ, но ответил серьёзно.

– До кого смог дотянуться, все мои.

– А до кого не успел? – не отставал Михаил.

Эркин пожал плечами.

– Жизнь велика, может, и встречу. А там видно будет.

– Верно, – кивнул Герман. – Главное, что выжили.

– Значит, и проживём, – закончил за него Эркин.

Они дружно загасили и выкинули в щель под дверью окурки и вернулись в вагон.

Пока они ходили курить, женщина – своего имени она так и не сказала, и Эркин про себя стал её называть, как и Герман с Михаилом, Матерью – навела порядок в их отсеке.

– Проводник за бельём заходил, я и ваше сдала, – встретила она Эркина.

– Спасибо, – поблагодарил он, усаживаясь на своё место к окну.

Уже не утро, а день, но серые низкие тучи затянули небо, и то ли туман, то ли изморось, сквозь которую смутно мелькают силуэты деревьев и редких домов, и снег какой-то серый, возле колеи просвечивают лужи.

– А у нас зима уже, – вздохнул Герман.

– У нас тоже, – кивнул Эркин. – Мы… на юг едем, так?

– Точно, – кивнул Михаил. – К теплу, да в сырость. Веришь, я там – он кивком показал куда-то в сторону, – на войне, а о зиме тосковал.

– Верю, – кивнул Эркин. – В Алабаме нет зимы, – и уточнил: – Настоящей.

– Одна гниль, – согласился Герман. – А как тебе наша? Не мёрзнешь?

– Нет, – улыбнулся Эркин. – Мне нравится. И, когда сыт и одежда хорошая, то и мороз в радость.

– Это ты точно сказал, – оживился Михаил. – А если ещё и тяпнуть…

Мать посмотрела на него, и он, густо покраснев, буркнул:

– Да ладно, мам, я ж к слову только.

– Нельзя нам почасту тяпать, – вздохнул Герман. – Контузии, понимашь. А ты как? – он щёлкнул себя по горлу.

Эркин понял и мягко улыбнулся.

– А я не люблю.

– Это ты зря, – возразил Герман. – В хорошей компании да под нужную закусь…

– Не заводись, – строго сказала Мать.

– Так точно! Есть отставить! – негромко гаркнул Герман и улыбнулся. – Ладно, мать, не будем. Только про баб при тебе нельзя, а больше в дороге и говорить не про что.

– Такие вы тёмные да неграмотные, – насмешливо улыбнулась Мать.

– А ты? – Михаил тоже насмешливо посмотрел на Эркина. – Ну, на заводе работаешь, а ещё?

Эркин твёрдо выдержал его взгляд.

– А ещё я учусь.

– В школе?

– Да. Там, – мотнув головой, он, как до этого Михаил, кивком показал куда-то за окно, не сомневаясь в понимании собеседников, – мне нельзя было, теперь навёрстываю.

– И за какой класс? – продолжал насмешничать Михаил. – За первый? Или второй начал?

– Мишка, не заводись, – остановил его Герман.

Но Эркин чувствовал себя уверенно и ответил с плохо скрытой гордостью.

– Ну, за начальную я ещё весной сдал. Сейчас в средней.

– А потом? – спросила Мать.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Ещё не думал.

– И зачем тебе эта морока? – спросил Михаил. – Надеешься,