Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

что на верхней всё, вроде, на месте, но нашивок много, и через всю голову между короткими волосами извивается длинный красный шрам. Смотрели оба на Эркина почему-то не слишком дружелюбно, и он невольно насторожился.

– И откуда ты взялся? – спросил «верхний».

– Сел в Ижорске, – очень спокойно ответил Эркин.

– А по-русски хорошо знаешь? – поинтересовался «нижний».

Эркин посчитал вопрос глупым: они, что, не слышат? И потому ответил чуть резче.

– Мне хватает.

Вошла женщина с дымящимися кружками, поставила их на стол и скомандовала:

– Раз проснулись, вставайте и умывайтесь, – и Эркину: – Да вы к окну подвиньтесь, и вам, и мне удобнее будет.

– Во, маманя у нас, – хохотнул «верхний», беря полотенце. – Она и с тараканом на вы. Айда, Мишаня.

– Иначе мы не могём, – согласился «нижний», пристёгивая протез и вытаскивая из-под стола палку. – Антеллехенция, понимашь.

– Марш! – коротко приказала женщина.

И, когда оба парня ушли, улыбнулась Эркину.

– Не обращайте внимания. Молодые ещё.

Помедлив, Эркин кивнул. В самом деле, впрямую ему ничего не сказали, завестись, конечно, можно, но вот нужно ли? Нужен ему скандал? Нет. Ну, так и промолчим, не в первый раз ему, и не такое глотал и утирался.

Женщина насыпала в одну кружку сахару из двух пакетиков, размешала и стала делать бутерброды.

Эркин снова отвернулся к окну, чтобы она не подумала, будто он на угощение напрашивается. Ел он своё, ел спокойно, не спеша, но вкуса прежнего уже не было. Конечно, разговоры про тараканов, что поползли на Россию, он слышал, но почему-то не ждал, что вот так столкнётся с этим в лобовую. Да ещё от фронтовика.

– А вот бутерброды, булочки, молоко, кефир, – нараспев приговаривала полная женщина в белой куртке, пробираясь по проходу со столиком на колёсах.

Эркин искоса посмотрел на неё и снова уставился в окно. Еды у него достаточно, прикупать незачем.

Вернулись оба фронтовика. Умытые и даже побритые.

– Мам, готово? – спросил «нижний», усаживаясь к окну точно напротив Эркина. – А чай остыл.

– Долго умывались, – спокойно ответила женщина, пододвигая к ним кружки и наделяя бутербродами.

– Так там очередь, – сказал «верхний». – И зря ты, Мишка, не так уж остыл, пить можно.

– Я горячий люблю, – возразил «нижний».

– Кипятком нутро только сожжёшь.

– Ешьте, – сказала женщина. – Потом доспорите.

Эркин чувствовал, что они оба рассматривают его, явно решая, что им делать дальше, но упорно смотрел в окно, не желая заводиться ни на скандал, ни на знакомство.

– Ладно тебе, – вдруг сказал «верхний» и протянул над столом руку к Эркину. – Герман.

Проигнорировать прямое обращение трудно, да и незачем, и Эркин ответил на рукопожатие, назвав себя привычным:

– Эркин Мороз.

И услышал тоже уже привычное:

– Мороз пойдёт.

– Ага, – кивнул «нижний». – А я Михаил.

Эркин и с ним обменялся рукопожатием.

– Из Ижорска ты, значит? – продолжил разговор Герман.

Эркин ещё сдержанно, но улыбнулся.

– Из Загорья. Город такой за Ижорском.

– Далеко тебя занесло, – качнул головой Михаил.

Эркин кивнул, соглашаясь с очевидным. Хоть от одной границы, хоть от другой – далеко.

– Чего так? – спросил Герман.

В их интересе не чувствовалось подвоха, и Эркин ответил серьёзно.

– Искал место поспокойнее.

За разговором их мать совершенно естественным движением пододвинула ближе к Эркину бутерброды, а он столь же естественно выдвинул на середину столика свой свёрток с сэндвичами и пирожками.

– А что, на Равнине неспокойно разве? – удивился Герман.

– Я не с Равнины, – невольно помрачнел Эркин. – С той стороны.

Герман и Михаил переглянулись.

– Вон оно что, – хмыкнул Герман.

А Михаил спросил:

– А туда как попал?

Эркин невесело усмехнулся.

– Родился там. В Алабаме.

Они снова переглянулись, явно решая, какой вопрос задать. Но спросила их мать.

– Не страшно было на чужбину ехать?

Эркин покачал головой.

– Там так было… я уже ничего не боялся. И… и жена у меня русская.

– Там поженились? – живо спросила женщина.

Эркин кивнул.

– Да, – и, решив всё поставить на место, добавил: – Потому и уехали.

– А…? Ну да, – кивнул Михаил.

А Герман спросил:

– А чего так? Уже ж война кончилась, мы ж ту сволочь так придавили, чтоб этого не было.

– А недобитки остались, – жёстко ответил Эркин. – Ну, и стали в обратную крутить втихаря. А на Хэллоуин и прорвало их, такое началось… – он перевёл дыхание и уже внешне спокойно, даже с улыбкой закончил: – Сам не знаю, как живыми выскочили.

– Слышали об этом, – кивнул Герман.

– И в газетах писали, – поддержал брата Михаил и улыбнулся. – Так что, знаешь, как возле уха свистит?

Эркин, глядя ему в глаза, кивнул.

– Слышная пуля уже не твоя, – сказал он по-английски слышанное ещё от Фредди, когда тот готовил их к перегону, и хотел перевести, но его остановил Герман.

– Это мы понимаем.

И, встав, вытянул из-под своей подушки армейскую флягу. Женщина укоризненно покачала головой, но промолчала. Михаил, а за ним и Эркин допили свой чай и подставили кружки. Наливал Герман понемногу, явно сдерживая себя.

– Мать, будешь? – обратился он к женщине, налив Эркину, себе и брату.

Она молча отказалась коротким отталкивающим жестом.

– Ладно тебе, мам, – улыбнулся Михаил. – Ну, глотнём по маленькой, ну…

– Ладно, – оборвал его Герман и потянулся к Эркину. – Давай.

– Давай, – согласился Эркин, чокаясь с братьями.

Он уже знал, что пить можно под любое слово. Налито немного, на один хороший глоток, заесть его легко, а от второго он откажется.

Выпили дружно одним глотком и также дружно заели. К облегчению Эркина, Герман сразу убрал флягу под свою подушку. Женщина стала собирать кружки, и он легко встал.

– Давайте, схожу.

– Я с тобой, – встал и Герман.

Вагон уже давно проснулся, по всем отсекам и на боковых полках завтракали, чаёвничали, вели нескончаемые дорожные разговоры. У купе проводника толкались жаждущие. Немного: человек пять, не больше.

– И кто с краю? – весело спросил Герман.

– Ты и будешь, – ответила, не оборачиваясь, девушка в лыжных брюках и мужской рубашке навыпуск.

Герман обескураженно посмотрел на Эркина, и тот, невольно улыбнувшись, успокаивающе подмигнул. Помедлив секунду, Герман кивнул: дескать, дура, сама своё счастье упустила.

– Мальчики, – промурлыкал за ними женский голос. – Вы за чаем? Так я за вами.

Эркин по-питомничьи покосился назад. Ну и страшна! А намазана-то с утра… и туда же… Герман тоже полуобернулся на секунду и, что-то невнятно буркнув, отвернулся.

Двигалась очередь быстро, и вскоре проводник налил им чаю, приговаривая:

– Вот чаехлёбы собрались. Как скажи, все поморские.

– Не, – ответил Герман, забирая кружки. – Мы печерские.

– Поспорили хрен с редькой, кто слаще, – беззлобно хмыкнул проводник.

Обратная дорога прошла вполне благополучно.

– А вот и чай! – весело провозгласил Герман, бережно ставя на