Отражения (Трилогия) - Вероника Иванова

— Поговорим здесь?

— Тебя смущает присутствие богини? — ухмыляется Мастер.

— Меня? Вот уж нет! Пусть она смущается, слушая чужие секреты! — я показал изваянию язык. Наверное, зря, потому что чешуйки змеи, браслетом стекающей по плечу богини, слегка встопорщились.

— Не боишься гнева божьего?

— Было бы чего бояться... — ох, Рогар, если мне и нужно сейчас кого-то бояться, то только и исключительно самого себя, потому что даже самые божественные боги ничего не смогут сделать с Пустотой, клокочущей внутри меня.

— Какой-то ты странный, — справедливое замечание.

— Я всегда такой. Просто сегодня у меня ещё и поганое настроение.

— По поводу?

— Да так... Очередной раз убедился в собственном несовершенстве.

— Считаешь, из-за этого стоит расстраиваться? — внимательный, чуть сочувствующий взгляд.

— А что, нельзя?

— Почему же, можно, только... Зачем?

— Как это, зачем? Чтобы выть на судьбу и приставать ко всем подряд с просьбой: «Пожалейте меня, несчастного!»

— Шут... — Мастер улыбается, но улыбка выходит совсем не весёлой.

— О чём ты хотел поговорить? — спешу отвлечь своего хозяина от философских раздумий.

— О чём? Ах, да... Эри меня сбила с мысли. О твоём внешнем...

— Кстати, о женщинах: почему вы с ней не обвенчаны?

Рогар вздрагивает и невольно расширяет глаза. Вот это да: не думал, что вполне невинный вопрос может привести столь умудрённого жизнью человека в замешательство... Надо будет иметь в виду.

— Почему ты... Во-первых, с чего ты взял, что между нами... близкие отношения? И, во-вторых: при чём здесь венчание?

— Ну, не венчание, а его отсутствие, — поправляю. Мягко, но с ехидцей, и этого оказывается достаточно, чтобы Мастер взял мой шарф за концы и слегка... скажем так, натянул.

— Я не позволю тебе отпускать шуточки на ЕЁ счёт, — голос звучит ровно и почти ласково, но чувствуется: это спокойствие пострашнее самой грозной бури.

— Я и не отпускал.

— Но — собирался!

— И не собирался! — возмущаюсь. На самом деле.

— Но...

— Я всего лишь спросил, почему вы не женаты! И вообще, будешь меня душить, ответов на свои вопросы не услышишь!

Натяжение слегка уменьшилось, но пальцы Рогара с шарфа никуда не делись.

— Излагай. Только без своих обычных...

— Понял, понял... То, что вы друг в друге души не чаете, заметно любому стороннему наблюдателю.

— Врёшь.

— Не вру! Ну, почти заметно... Если чуть присмотреться и немного подумать. А если послушать, как Матушка о тебе говорит, то и думать не надо. Она тебя любит. И ты её — тоже.

— Дальше!

— Ну, а почему я решил, что вы... Это всего лишь моя догадка, не более. Скажу одно: люди, скреплённые брачными узами и любящие друг друга так сильно, не стали бы разлучаться больше, чем на неделю... В крайнем случае — месяц. А вы, похоже, годы напролёт порознь бродите.

— Мерзавец ты... — шарф, наконец-то, оказывается на свободе.

— Да? Чем провинился на сей раз, что заслужил столь нелестный комплимент?

Рогар щурится и морщится, но удержать улыбку не может:

— И откуда ты всё всегда знаешь?

— Позвольте уточнить: не знаю, а предполагаю. Но я же не виноват, что все вокруг стремятся воплотить мои предположения в жизнь!... И всё-таки, почему?

— Что?

— Почему ты не назовёшь её своей женой?

Серые глаза мрачнеют.

— Она... не соглашается.

— Есть причины?

— Она считает, что есть.

— А именно?

— У Эри не может быть детей.

— И что?

— Она не позволяет себе стать для кого-то бесполезной обузой, — в словах Мастера столько боли, что я начинаю жалеть о своём нелепом любопытстве.

— Обузой? Но... Впрочем, могу её понять. Правда. Это больнее для неё, чем для тебя. И всегда будет больнее.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, как правильнее объяснить... Когда человек уверяется в том, что ущербен — независимо от причин, ему невозможно доказать обратное. Можно твердить тысячи раз, что он — самый красивый, самый умный, самый любимый, но даже крохотный изъян, который не даёт ему быть похожим на всех остальных, беспощадным шипом колет сердце. А допустить, чтобы больно было кому-то ещё... Нет, на такое способны только бессовестные люди!

— Но она... всё равно причиняет мне боль, — почти беспомощный взгляд.

— МЕНЬШУЮ боль, и это — главное. Она не может подарить тебе наследника, но страстно желает, чтобы ты был счастлив. Забывая, что счастлив ты будешь только рядом с ней. Как это по-человечески. И как... печально.

Рогар молчит, изучая каменные плиты пола, потом поднимает глаза на меня:

— Да, ты знаешь всё и... про всех. Тебе нравится ТАК жить?

— Как?

— Объясняя и принимая любой чужой поступок?

— Не нравится. Но это лучше, чем что-либо другое. На мой взгляд.

Ещё одна пауза. Долгая и мучительная.

— А ты сам... Ты сказал, что понимаешь её... Это значит, что и ты несёшь в своём сердце...

И не только в сердце, Мастер. Во всём теле. В каждом выдохе. В каждой слезинке. В каждой капельке пота на лбу... Серая тень Вуали застилает мой взор так часто и так подолгу, что я уже начинаю забывать, как мир выглядел изначально, когда мне ещё не приходилось бороться с самим собой. Но тебе это незачем знать, верно?

— Не принимай всерьёз всё, что я говорю! Я люблю пошутить, разве не видно?

— Любишь, — лёгкий кивок. — Только сейчас ты был совершенно серьёзен.

— Откуда такая уверенность?

— Когда ты шутишь, в твоих глазах появляется эдакое странное чувство... Нет, не азарт, но что-то очень похожее. Словно ты готовишься нырнуть или уже нырнул в горную реку, и, хоть и понимаешь: выплыть будет очень трудно, но твёрдо знаешь, что должен это сделать, чтобы кроме тебя в воду никому не пришлось нырять.

— Ну, ты и завернул... — уважительно цыкаю зубом. — Без бочонка эля не разберёшься!

— Так в чём же дело? — подмигивает Мастер. — Тут за углом есть одно чудное местечко, да и Эри, наверное, уже заняла столик.

— Нет, сегодня пить не буду. Не хочу.

— Тебя что-то тревожит?

— Как сказать...

— Как есть, так и скажи, — хороший совет, кстати. Мудрый.

— Я сделал много всего и теперь не знаю, что получится.

— Из чего конкретно? — Рогар мгновенно переходит на деловой тон.

— Видишь ли... Я закончил с принцем.

— Совсем? — нарочито округлённые глаза заставляют меня устало вздохнуть:

— Ну и кто из нас — шут?

— Прости, не удержался... Что ты имел в виду?