Одна жена – одна сатана - Лариса Соболева

– А теперь, Светочка, идем в дом, – елейно промурлыкала Вера, будто до этого у них шла задушевная беседа о пустяках. – Надо уговорить Катюшу не делать глупостей, она молоденькая, не понимает, как трудно жить на заработанные копейки. Но ты это хорошо помнишь...

Когда все затихло, Валерьян Юрьевич выдернул весло из ила, оттолкнулся от плотной стены камыша и заработал веслами, вкладывая в них не только силу, но и злость.

– Я импотент! – рычал он. – Нет, ты слышал, Панасоник? Я импотент! Будто она проверяла! Ведьмы чертовы, за моей спиной!.. Ну, пусть не скулят, когда я выйду из подполья.

– А ну их! Собака лает – ветер носит, так и бабы, ага. Женщина, скажу, враг человека, у нее же тока язык работает, без вот этого дела, – постучал себя по лбу пальцем Панасоник. И несколько раз вздохнул, и закурил.

А Валерьян Юрьевич оскорбился не на шутку, шумно пыхтел, двигая лодку с невероятной силищей, словно к ней приделан мотор. Вот он им устроит! Возьмет и женится! На той же Галине! Почему нет? А Светку взашей, взашей! Представив, как Светлана вытаращит глаза, как страшно будет задето ее самолюбие, когда он приведет в дом Галину, которая старше ее на добрый десяток лет, у него на душе потеплело, он заулыбался. И детки в истерике забьются. Осталось дело за малым – Галину склонить к замужеству.

– Панасоник, у твоей дочери есть кто-нибудь? – поинтересовался он. – Ну, мужчина, я имею в виду.

– Вроде не. Кому ж она нужна, в годах уже, моды на ней нету. Другие вон одежу какую носят, а у Галушки все на сына уходит. Не, я помогаю, ага. Складываю за самогон, потом отдаю на внука. И красоты у моей Галинки не так чтобы очень...

– Это ты брось, твоя дочка красивая женщина, это я тебе говорю.

– Оно, может, и так, а не так. Знаешь, родилась она, я как глянул – черная. Волосики как смола, тельце смуглое, аж коричневое, ну и назвал ее Галкой. Ты чего это, Юрьич, никак к Галке моей надумал... а? Вот этого не надо.

– Почему?

– Не подходит она тебе. Ты вон кто, а она – так себе. И жена у тебя гарная, нехорошо.

– Плохого же ты мнения о своей дочери, Панасоник. А жены у меня нет, с ней все кончено. Да и была не жена, а приживалка, к тому же подлая и хитрая.

Вытащив лодку на берег, Валерьян Юрьевич отер о траву, очищая от ила, резиновые сапоги, которые привез Панасоник из хозяйства, ведь размерчик у него – извините, не в каждом магазине купишь. Затем на ощупь нарвал охапку растительности и преподнес ее уже в доме Галине:

– Держи, это тебе. – Так он начал активные ухаживания.

– Что это? – озадачилась Галина.

– Букет.

Она прыснула.

– Не нравится? Других цветов не было.

– Вообще-то, Валерьян Юрьевич, это сорняки. Но спасибо.

– Там темно было, – оправдался он. – А ты поставь, пахнет зеленью.

Пришлось Галине доставать вазу, однако внимание с его стороны было ей приятно, Валерьян Юрьевич заметил это по ее щекам, покрывшимся румянцем, и блуждающей улыбке. Значит, задуманное он осуществит, ибо еще способен производить впечатление на женщин. Наливая в вазу воду из-под крана, Галина вернула его к главной проблеме:

– Узнали что-нибудь?

– Да! – Наконец Валерьян Юрьевич пришел в себя после чудовищного оскорбления. – К моей бывшей жене (нажал он на слово «бывшей», давая понять Галине, что теперь свободен, как птица) приходила какая-то девчонка по имени Лиля. Как я понял, то есть мы с Панасоником поняли, она знает номер автомобиля, на котором уехали убийцы, за номер просит сто тысяч евро.

– Ого, – протянула Галина. – Что решила ваша жена?

– Бывшая! – подхватил он. – Советовалась со старшим сыном, денег решено не давать. Сын не верит девчонке, считает, их обманывают, вымогают деньги мошенники.

– Но это может быть и так, сейчас мошенников много.

– А мне кажется, номер не липовый. – Валерьян Юрьевич вкратце пересказал диалог бывшей жены и сына, в конце сделал заключение: – Видишь, сколько им известно? И рисковать, обманывая, не имеет смысла, обман ведь раскрылся бы. Нет-нет, Галочка, они знают номер, случайно стали свидетелями убийства, надумали продать сведения. Да не в том дело. Мой сын, понимаешь – сын(!) не захотел пальцем пошевелить ради отца.

– Не горячись, Валерьян Юрьевич, просто таких денег у него нет.

– Есть. Если скинутся. А он не захотел ни поторговаться, ни переговорить с той девчонкой, ни придумать другой способ выяснить номер, например, обратиться к знакомым в милиции и совместно решить, как быть. А ведь это самый простой способ взять киллеров, там и до заказчика добрались бы. Но Вовка меня похоронил, выбросил в мусор...

Он вдруг замер, соединив брови и глядя куда-то далеко, сквозь стену и даже дальше. По его изменившемуся лицу Галина угадала, что к нему пришли злые мысли, с ними пришла боль, надрывающая сердце. Она встала перед ним, попав в фокус его зрения, положила руку на его плечо, слегка встряхнула и ободряюще произнесла, снова вернувшись к уважительному «вы»:

– Не надо. Гоните черные мысли. Пока ничего не известно, вы не должны ставить клеймо ни на кого, тем более на сына.

– Мне тяжело, – без интонационной окраски сказал Валерьян, просто констатировал. Впрочем, случайно вырвалось.

– Знаю, – мягко сказала Галина. – Но выводы, Валерьян Юрьевич, сами придут, не торопитесь, а то потом будет стыдно, неловко перед собой и детьми. Не отчаивайтесь, вы сильный человек, у таких людей все получается, получится и у вас, я уверена.

Кто везет, на том и ездят – это про него. Потому он никогда не слышал в свой адрес сочувствия и утешения, не вызывал жалости, по душам с ним не разговаривали. В сущности, времени не имел Валерьян Юрьевич на сиропы, он и не задумывался, что ему необходимо тепло не только от батареи зимой или от солнца летом. Стиснув зубы, он тащил воз, был главным добытчиком, добывал немало и находил это вполне разумным. Мало того, гордился достижениями, но «спасибо» слышал крайне редко, его титанические усилия воспринимались близкими как само собой разумеющееся. А что он получил бы, окажись в тот роковой час в джипе? Чуть больше двух метров в длину, метр в ширину да кубометр земли сверху? И все! Вон родные дети озабочены только тем, что некто без роду без племени занял их место, а они не могут взять власть в свои руки, отец их уже не волнует, всех, кроме Катьки. А что запомнилось из прошлого, чтоб на смертном одре со смаком сказать: я здорово пожил? Ни-че-го! Ему пятьдесят три, а он толком не жил, не умел ни отдыхать, ни радоваться, ни любить, ему платили тем же, все человеческое проскочило мимо. Потому теплые слова Галины врезались в душу, в благодарность он приложил губы к ее руке, она ее выдернула, смутившись:

– Ну, что вы, Валерьян Юрьевич...

– Спасибо, Галочка, так больше не будет.

– Как?

– Как у меня было раньше. Я исправлю... постараюсь исправить.

– Не понимаю, о чем вы.

– И не надо. Главное, я знаю... я понимаю... – Он повел носом, сморщился. – Чем это воняет?

– Отец бражку свою мешает. Вы еще не знаете, какая вонь стоит, когда он гнать начинает. Папа! – Галина понеслась в нежилую комнату, похожую на склад. – Папа, сколько раз говорить: не ставь бражку в доме! От меня ею за версту несет, а я работаю среди людей.

С зажатой в зубах папиросой Панасоник стоял возле бадьи литров на двести, одной рукой мешал деревянной лопаткой шипящую жижу подозрительного цвета, другой рукой упирался в бок. Взглянув на дочь с достоинством человека, занимающегося наиважнейшим делом, он, как всегда беззлобно, поставил ее на место:

– В моем доме командир я. Кто тебя и внука содержит? Мой продукт. В сарае бражка долго созревает, теплое лето настанет, туда перенесу. Ага.

– Валерьян Юрьевич, хоть вы его вразумите, – бушевала Галина. – Как в самогонном аппарате живем – не вздохнуть!

– Не дыши, – посоветовал отец.

– Правда, Панасоник, зачем тебе этой гадостью людей травить? – принялся вразумлять его гость. – Ты сейчас зарплату приличную получаешь...

– Кто травит, кто травит? – обиженно заворчал тот. – Мой продукт тока здоровье людям дает, а мне доход: двадцать рублей пол-литра, а тройная перегонка задорого. Зарплата твоя временная, скоро ты заместо меня станешь, что ж мне, клиентов растерять? А запах чем хорош? Не нравится – отойди, не нюхай. Ужин где? Итак запоздали, – строго посмотрел он на дочь.

– Готов ужин, готов! – пуще прежнего рассердилась Галина. – Хватит мешать, закрывай ты эту крышку к черту! Не могу больше!

– Не моги, – пожал он плечами.

Дочь, беспомощно всплеснув руками, отправилась накрывать на стол. Валерьян Юрьевич помог Панасонику водрузить железную крышку на бадью и заговорщицки зашептал:

– Завтра сделаешь два дела...

Ранним утром, еще звездочки тлели на рассветном небе, четверка позевывала в автомобиле, забив место стоянки недалеко от арки. Распределили силы и время так: Пашка, когда народ начнет шевелиться и спешить на работу, будет дежурить во дворе и брать на заметку тех, кто зайдет в подъезд Дианы. В его задачу входит фотографировать всех, потом бежать в подъезд и следить, в какую квартиру заходят люди. Если в квартиру Дианы, то этого человека ждать во дворе и снимать, снимать с разных ракурсов, потом подать знак, за этим человеком отправится Лиля или Алик. Он не видел Диану, на описание примет не надеялся, так что если она выйдет из дома, ее заметят те, кто находится в автомобиле, они пойдут или поедут (по обстоятельствам) следом. К десяти часам Пашка освобождается и едет в «Параллельный мир», чтоб не упустить клиентов, наблюдательный пункт во дворе занимает Марат с фотоаппаратом, далее будут дежурить по очереди.