Верный садовник - Джон Ле Карре

С тремя золотыми пчелками, вышитыми на нагрудном кармане, мог бы добавить он, но осторожность удержала его язык.

— Почему вы говорите, студенты? Тесса называла их студентами?

— Нет.

— Арнольд?

— Арнольд в моем присутствии ничего о них не говорил. Это мое предположение. Молодые ребята.

— А как насчет их руководителя? Врача, как вам показалось. Арнольд что-нибудь о нем говорил?

— Мне — нет. Если его что-то и тревожило, он обращался непосредственно к этому мужчине… со стетоскопом.

— В вашем присутствии?

— Да, но не в пределах слышимости. Скажем, на самом пределе.

Роб и Лесли наклоняются вперед, ловя каждое слово.

— Рассказывайте.

Джастин уже рассказывает. На короткое время он снова с ними заодно. Но осторожность не покидает голоса. Она же читается в его усталых глазах.

— Арнольд отвел мужчину в сторону. За руку. Мужчину со стетоскопом. Они поговорили, как принято у врачей. Очень тихо, не для посторонних ушей.

— На английском?

— По-моему, да. Когда Арнольд говорит на французском или суахили, у него иная мимика, — а когда говорит на английском, мог бы добавить Джастин, едва не срывается на фальцет.

— Опишите его — парня со стетоскопом, — командует Роб.

— Коренастый. Крупный. Полноватый. Неопрятный. Я запомнил замшевые туфли. Мне показалось странным, что врач носит замшевые туфли, уж не знаю почему. Но туфли в памяти остались. И халат, который давно следовало постирать. Замшевые туфли, грязный халат, красное лицо. Прямо-таки представитель шоу-бизнеса. Если б не белый халат, импресарио. — «И три золотые пчелки, выцветшие, но заметные, вышитые на нагрудном кармане, — как у медсестры на постере», — думает Джастин. — Похоже, ему было стыдно, — добавляет он вслух.

— За что?

— За его присутствие там. За то, что он делает.

— Почему вы так говорите?

— Он не решался посмотреть на Тессу. На нас. Смотрел куда угодно, только не на нас.

— Цвет волос?

— Светлый. Возможно, рыжеватый. По лицу чувствовалось, что он пьет. Вы его знаете? У Тессы он вызывал острое любопытство.

— Борода? Усы?

— Чисто выбрит. Нет. Как минимум однодневная щетина. Золотистого цвета. Тесса неоднократно спрашивала, как его зовут. Он так и не ответил.

Роб вновь напирает на него.

— Как они говорили? — спрашивает он. — Спорили? Дружелюбно беседовали? Или собирались пригласить друг друга на ленч? Ваши впечатления.

Осторожность возвращается. «Я ничего не слышал. Только видел».

— Арнольд то ли протестовал, то ли упрекал. Врач отрицал. У меня создалось ощущение… — Он выдерживает паузу, подбирая слова. «Никому не доверяй, — наказывала ему Тесса. — Никому, кроме Гиты и Арнольда. Обещай мне». Он обещал. — Мне показалось, что они не в первый раз расходились во мнениях. Что я стал свидетелем спора, который длился достаточно долго. Об этом я подумал позже. Чувствовалось, что в каких-то вопросах они занимают прямо противоположные позиции.

— Получается, вы много об этом думали.

— Да. Да, думал, — сразу же соглашается Джастин. — И вроде бы английский — неродной язык врача.

— Но вы не обсуждали этого с Арнольдом и Тессой?

— Когда мужчина ушел, Арнольд вернулся к кровати Тессы, посчитал ей пульс, что-то сказал на ухо.

— Вы опять ничего не слышали?

— Нет, и не собирался слушать. — «Слабовато, — думает он, — надо усилить». — Я уже смирился с этой ролью, — объясняет он, избегая их взглядов. — Оставаться вне их круга.

— Чем лечили Ванзу?

— Понятия не имею.

Понятие он имел. Ядом. Он привез Тессу из больницы и стоял двумя ступеньками ниже на лестнице в их спальню, держа в одной руке сумку с ее вещами, а в другой — с пеленками, распашонками и подгузниками для Гарта, но пристально наблюдал за ней, потому что Тесса всегда хотела все делать сама. Поэтому, как только она начала падать, он побросал сумки и подхватил ее, еще до того, как у нее подогнулись колени, почувствовал, какая же она легонькая, а она зарыдала, скорбя не о Гарте — Ванзе. «Они убили ее! — выдохнула она ему в лицо, потому что он прижимал ее к себе. — Эти мерзавцы убили Ванзу, Джастин! Убили ее своим ядом!» «Кто убил, дорогая? — спросил он, откидывая потные волосы со щек и лба. — Кто ее убил? Скажи мне, — поддерживая Тессу одной рукой, он осторожно вел ее по лестнице. — Какие мерзавцы, дорогая? Скажи мне, кто эти мерзавцы?» «Эти мерзавцы из „Три Биз“. Проклятые псевдоврачи. Которые не смели посмотреть на нас!» «О каких врачах ты говоришь? — Он уложил ее на кровать. — У них есть фамилии, у этих врачей? Скажи мне».

В его раздумья врывается голос Лесли. Она задает тот же вопрос, только наоборот.

— Фамилия Лорбир вам что-нибудь говорит, Джастин?

«Если сомневаешься — лги, — давно уже дал он себе зарок. — Если ты в аду — лги. Если никому не доверяешь, даже себе, и хочешь хранить верность мертвым, лги».

— Боюсь, что нет.

— Вы не могли случайно ее услышать? По телефону? В разговоре между Арнольдом и Тессой? Лорбир, немец, голландец… возможно, швейцарец?

— Фамилии Лорбир я никогда раньше не слышал.

— Ковач… венгерка? Темные волосы, по слухам, красавица?

— У нее есть имя? — Он хотел показать, что и на этот раз ответ будет отрицательным, но действительно впервые слышал об этой женщине.

— Ни у кого в этой истории нет имен, — в голосе Лесли слышатся нотки отчаяния. — Эмрих. Тоже женщина. Но блондинка, — она бросает карандаш на стол, словно признавая поражение. — Итак, Ванза умирает. Официально. Убитая мужчиной, который не смотрел на вас. И сегодня, шесть месяцев спустя, вы не знаете от чего. Умерла, и все.

— Мне причину смерти не сообщали. Если Тесса и Арнольд знали, то я — нет.

Роб и Лесли откидываются на спинки стульев, как два спортсмена, решившие прервать поединок. Роб потягивается, шумно вздыхает. Лесли, забрав подбородок в кулак, меланхолично смотрит на Джастина.

— Вы все это не выдумали? — спрашивает она. — Умирающую женщину Ванзу, ее ребенка, так называемого стыдливого доктора, так называемых студентов в белых халатах? Может, это ложь, от начала и до конца?

— Что за нелепое предположение? Зачем мне тратить ваше время, сочиняя истории?

— В больнице Ухуру нет никаких свидетельств о пребывании Ванзы, — объясняет Роб. — О Тессе запись есть, о бедном Гарте тоже. Но не о Ванзе. Она там не была, она туда не поступала, ее никто не пользовал, настоящий доктор или псевдо, никто ею не занимался, никто не прописывал ей лекарства или процедуры. Ее ребенок не рождался, она не умирала, ее тело не пропадало, потому что его не существовало. Нашей Лес пришлось переговорить с несколькими медсестрами, но они ничего не знают, не так ли, Лес?

— Кто-то шепнул им на ушко пару слов до меня, — объясняет Лесли.

Услышав мужской голос за спиной, Джастин оборачивается. Но это всего лишь стюард, интересующийся, удобно ли пассажиру. Может, мистеру Брауну помочь разложить кресло? Благодарю, мистер Браун не хочет его раскладывать. Может, включить мистеру Брауну видео? Благодарю вас, нет, мистер Браун прекрасно без него обойдется. Может, мистер Браун хочет задернуть шторку иллюминатора? Нет, благодарю, эмоционально, мистер Браун хочет любоваться космосом. А как насчет теплого мягкого одеяла для мистера Брауна? Врожденная вежливость заставила Джастина согласиться на одеяло. Он вновь посмотрел в черный овал иллюминатора и увидел Глорию, которая без стука входит в гостиную с подносом сэндвичей. Опуская его на стол, бросает короткий взгляд на раскрытый блокнот Лесли. Любопытство остается неутоленным: Лесли как раз перевернула страницу.

— Вы не переутомите моего гостя, дорогие? У него и так хватает проблем, не так ли, Джастин?

Чмокает в щечку Джастина, поворачивается, и все трое одновременно вскакивают, чтобы открыть дверь их тюремщице, выплывающей из столовой.

После ухода Глории какое-то время допрос перемежается жеванием бутербродов. Лесли открывает другой блокнот, с синей обложкой, а Роб, с полным ртом, начинает задавать вопросы, никоим боком не связанные с больницей Ухуру.

— Среди ваших знакомых есть люди, постоянно курящие сигареты «Спортсмен»? — по его тону понятно, что курение сигарет «Спортсмен» — тяжкое преступление.

— Нет… нет. Мы оба терпеть не могли сигаретный дым.

— Я говорю не только про тех, кто бывал у вас дома.

— Все равно, нет.

— Вы знаете человека, которому принадлежит зеленый большой вездеход для сафари с длинной колесной базой? Хорошее состояние, кенийские номера.

— В посольстве вроде бы есть бронированный джип, но я не знаю, о чем вы говорите.

— Знаете парней лет сорока, крепко сложенных, армейского типа, загорелых, с начищенными ботинками?

— Боюсь, никто не приходит на ум, — признается Джастин и облегченно улыбается, потому что говорит правду.