На сопках Манчжурии - Евгений Белогорский

Вслед за ним стало известна общая численность прибывшего из Читы отряда подполковника Шаповалова. И хотя она составляла три танка и восемь бронемашин, с этим фактором приходилось считаться.

Чжан Сюэлян и Го Можо сильно приуныли, когда Мо зачитал полученное из Харбина послание, однако лицо специального посланника было наполнено радостью.

— Чему вы так радуетесь, Мо? Тому, что ваши шпионы так хорошо сосчитали русские машины? Но знание их числа мало чем поможет нам во время нового наступления, — зло спросил начштаба.

— Я радуюсь тому, что видит любой здравомыслящий человек и чего в упор не видит тот, кому поручено планирование взятие Харбина — гордо заявил посланник, продолжая победно улыбаться.

— И что же такого я, по-вашему, не вижу!! — вспылил Го Можо.

— Самой простой и банальной вещи. Русские броневики и танки полностью привязаны к топливу. Стоит их лишить бензина, как они превратятся в кучу металлического хлама вооруженного пулеметами и пушками. Не понимать этого может только человек полностью оставшийся во вчерашнем дне боевого искусства! — Мо торжествующе посмотрел на начальника штаба, но тот не собирался просто так сдаваться.

— Вместе умных слов, вы говорите, прописные истинны. Осталось дело за малым. Уничтожить запасы топлива в Харбине и начать штурм города. Но может быть, вы подскажете нам, как их уничтожить, господин советник?

— Все предельно просто, господин начальник штаба. Русское горючее следует уничтожить при помощи хунхузов.

— Это гораздо труднее сделать, чем с легкостью давать советы, — презрительно фыркнул Го Можо. — Город находится на осадном положении. Его улицы днем и ночью патрулируются казаками и добровольцами, которые хватают каждого подозрительного человека и ведут его в контрразведку.

— Вы сильно сгущаете краски, рисуя всесилие русских властей, господин полковник. При всех строгостях, что вы так заботливо описали, мои посланцы благополучно курсируют между нашей ставкой и Харбином, — продолжал теснить своего оппонента Мо, но тот не собирался сдаваться.

— Одно дело собирать сведения, и совсем другое проводить диверсии такого уровня! — начал было Го, но Чжан Сюэлян прервал его.

— Довольно! Я услышал ваши доводы господа, и нет никакой необходимости повторять их снова. В своем письме отец писал, что в ваши планы входило самостоятельное создание в Харбине отряда диверсантов, Мо. Именно с их помощью вы намерены уничтожить все запасы бензина русских?

— Совершенно верно, господин генерал, — Мо расплылся в очередной улыбке.

— Мы будем вам благодарны за это — сдержанно кивнул головой блистательному хамелеону Чжан.

— Имейте это в виду полковник, составляя свой план штурма Харбина. Когда вы его намерены провести?

— На русскую Пасху в конце апреля. Русские очень любят этот религиозный праздник и наверняка будут больше заняты приготовлением к нему, а не обороной.

— Что вы скажите по этому поводу Мо?

— Мысль неплохая, но боюсь, что к указанному сроку мне не удастся свершить задуманное, господин генерал. Как справедливо заметил господин Го, это дело очень ответственное и не терпит суеты и поспешности. Я думаю, что начало наступления, следует перенести на начало мая. Тогда я с твердостью могу гарантировать успех задуманной операции.

— Перенося начало наступления, мы упускаем прекрасный шанс, застать врага врасплох! Никак нельзя упускать его. В мае начнется ледоход по Амуру и тогда возможен приход русских мониторов из Хабаровска! Мы вновь упустим время и на этот раз безвозвратно! — начальник штаба с надеждой посмотрел на командующего и тот поддержал его.

— Я ни минуты не сомневаюсь в ваших способностях организовать диверсию, Мо, но слова моего начштаба имеют свой резон. Весенний ледоход на Амуре висит над нами как дамоклов меч, и я требую максимального сокращения сроков по проведению диверсии на русских топливных складах.

— Господин полковник привязывает дату наступления исключительно к Пасхе, в надежде на то, что русские перепьются. Но он вновь упускает одно очень важное обстоятельство, которое с лихвой покроет его зыбкие надежды.

— И что же я забыл на этот раз!!? — воскликнул Го Можо.

— Вы забыли о тысячах наших соотечественников, живущих в Харбине. Если в назначенный час они разом ударят в спину русским, то город будет наш в течение двух часов! Признайтесь, Го, что это более верный шанс, чем ваш призрачный расчет на праздничное пьянство русских. Как говорят мои информаторы, генерал Зайончковский очень требовательный к дисциплине командир и наверняка не допустит такого ослабления своей армии — выложил свой аргумент Мо и с видом торжествующего триумфатора посмотрел на своего оппонента. Он ожидал новых гневных выпадов Го, но к его удивлению их не последовало.

— Восстание в Харбине ещё более утопично по своей сути, чем уничтожение топливных запасов противника. Вы явно перегибаете палку, господин советник, слишком высоко оценивая свои организаторские способности, — устало молвил Го и его ответ серьезно задел хамелеона. Полковник бил не в бровь, а в глаз.

— Вы не верите в возможность китайского восстания в Харбине, потому, что это не ваша идея! — зло бросил он Го Можо, позабыв про улыбку.

— Неправда. Эта идея рассматривалась мною с начала вторжения, но была отвергнута как бесперспективная. Китайское население в Харбине рыхлое и неоднородно. В нем нет нужного нам антирусского единства. Многие из китайцев с симпатией относятся к русским, другие считают себя русскими подданными и вряд ли согласятся выступить против власти с оружием в руках.

— Вы опасный пессимист, не верящий в нашу победу!

— Я реалист, на плечах которого лежит ответственность за армию, возложенная генералиссимусом Чжан Цзолинем. Ведь именно с меня спросят за конечный результат нашего похода на Харбин!

— Прекратите! Ещё не доставало, чтобы вы затеяли потасовку, как простолюдины в кабаке, — раздраженно воскликнул Чжан Сюэлян, решительно напоминая спорщикам, кто в этой комнате главный.

— Господин Мо, я буду очень рад, если все ваши слова претворятся в жизнь. Я понимаю, что такие серьезные дела требуют серьезной подготовки, но прошу помнить о времени. Весенний ледоход не за горами, — господин посланник с почтением склонил голову перед решением командующего. — Что касается вас полковник, то готовьте два варианта наступления, апрельское и майское. Надеюсь, что вы достойно выполните долг, возложенный на вас моим отцом.

— Слушаюсь, господин генерал. Разрешите удалиться для выполнения вашего приказа.

— Я не задерживаю вас, господа, — важно изрек командующий, и его советники послушно удалились.

Блистательный хамелеон действительно обладал определенным влиянием в кругах харбинских хунхузов. Прошло полторы недели после яростного обмена мнений в штабной палатке, и в Харбине взлетел на воздух состав с горючим для бронеотряда подполковника Шаповалова. По счастливой случайности взрыв произошел во время проведения маневровых работ. Прибывший из Читы состав перегоняли на дальний путь, где полученное горючее должно было перегружено в бензовозы и отправлено в специальное хранилище.

Взрывной заряд, заложенный между третьей и четвертой цистерной состава, вызвал взрыв огромной силы. Огонь сразу перекинулся на соседние цистерны, которые взрывались подобно огромным фейерверкам. За несколько минут на воздух взлетело сразу шесть цистерн с горючим по десять тонн каждая. Полное уничтожение было предотвращено благодаря вагону груженому щебенкой.

Расположенный в центре состава он принял на себя всю губительную силу рвущихся находившихся впереди него цистерн. От могучих ударов его сначала подбросило вверх, а затем опрокинуло набок, засыпав щебнем подъездные пути. Стоявшая за ним цистерна также предательски накренилась на рельсах, но все же устояла. В это время пришедший в себя после взрыва машинист дал задний ход и отвел на безопасное расстояние уцелевшие цистерны.

День взрыва состава с горючим стал самым черным днем для штаба обороны Харбина. В этот день они узнали всю силу гнева, казалось всегда выдержанного и корректного Андрея Медардовича. Генерал Зайончковский не кричал и не бранился, не тряс яростно кулаками перед лицами своих подчиненных. Его холодный голос безжалостно распекал вызванных в штаб офицеров, и был для них в сто раз тяжелей привычной командирской ругани.

— Кто вы такой!? Боевой русский офицер или запасник, который не знает своих прямых обязанностей и потому не способный выполнять возложенные на него уставом обязанности, — выговаривал генерал начальнику охраны станции капитану Черногузову.

— Но, позвольте, господин генерал, — начал лепетать пристыженный офицер, но был тут же прерван Зайончковским.