Ельцин и его генералы - Виктор Баранец

В конце 80-х и начале 90-х годов в государствах Варшавского Договора происходили большие изменения. Многие из них оказались возможными потому, что влияние политического руководства СССР стало в этих странах минимальным.

… ОВД доживала последние дни. Генерал Лобов был поражен отношением Горбачева к системе военной безопасности в новых военно-политических условиях. Об этом отношении свидетельствовало и то, как был произведен сам акт роспуска Варшавского Договора. Про эту процедуру Лобов скажет:

— Никогда не забуду тот черный день… Заседание Политического консультативного комитета проходило в московской гостинице «Октябрьская». Присутствовали все главы государств ОВД. Горбачев только приехал из США и сразу — на заседание. По сути дела, без подготовки.

Председательствовал в тот день венгерский руководитель. Он встал и сказал, что в повестке дня три вопроса. И предложил: давайте обсуждать их не будем, а возьмем только один вопрос — о ликвидации военной организации Варшавского Договора. Все закивали головами. И только румынский представитель возразил: мол, это несвоевременно. Подошла очередь высказаться Горбачеву. Но он стал говорить не о Варшавском Договоре, а о… визите в США.

После этого заседание быстренько закруглилось. Председательствующий предложил поручить подготовку и подписание соответствующих документов министрам иностранных дел и министрам обороны. Комментируя те события, Лобов с горечью говорил:

— Вот вам и политические подходы тогдашнего руководства страны к Варшавскому Договору. Конечно, мы, военные, всячески оттягивали, тормозили этот процесс в наивной надежде на какие-либо изменения. Но к марту 1991 года все было кончено…

Весной 1991-го генерал армии Лобов в очередной раз стал «временно безработным».

Ему тогда шел 56-й год, уволить его по закону было нельзя. Словно в насмешку, предложили должность военного советника во Вьетнаме. Он шутил по этому поводу:

— Еще хорошо, что не в Верхней Вольте!

Он отказался. Хотел серьезной, а не символической работы.

Был разговор с Язовым на очень высоких тонах. Новый удар послал его в нокдаун — генерала свалил сердечный приступ. Он попал в госпиталь…

В июне, когда Лобов находился на реабилитации в санатории, туда позвонили из Кремля и сказали, что генерала армии вызывает Горбачев. Опять вызывает. Вспомнил…

Во время их встречи Михаил Сергеевич в присущей ему «вихляющей» манере сказал:

— Ситуация такая, Владимир Николаевич, что девать тебя некуда. Предлагаю пойти на академию имени Фрунзе, ковать командные кадры.

Лобов согласился. Принял академию во время летнего перерыва. С его опытом месяца хватило для того, чтобы вникнуть в дела. Чтобы начать новый учебный год на рабочем месте, попросил у Главкома Сухопутных войск несколько недель отдыха.

Было время поразмышлять. Часто ловил себя на мысли, что с некоторых пор судьба (а может быть, и не судьба?) стала играть с ним в странные игры: не успевал он толком осмотреться на должности, как его уже перебрасывали на другой участок…

Первый рабочий день после отпуска начался 19 августа…

Генерал Лобов вспоминает:

— В газетах, по радио — шум, а я понять ничего не могу, это ж надо знать ситуацию. Собрал людей, тех, кто был, поручил усилить охрану оружия, ни в какие действия не ввязываться. Подождал до вечера — никто не звонит, никаких команд. Ночью уехал в Наро-Фоминск, где шли экзамены наших абитуриентов. Вот туда мне был один звонок 21 или 22 августа, да и то, мягко говоря, странный. Звонил полковник милиции да еще с претензиями: мы, кричит, никак не можем вас найти, почему не прибыли в райисполком, почему не находитесь в Москве? Ну, скажите, что может ответить в такой ситуации генерал армии полковнику милиции? Конечно, ничего хорошего. И все же я решил вернуться в Москву, а в это время оттуда уже войска выводили…

23 августа в 16. 00 в кабинете начальника академии имени М. В. Фрунзе зазвонила «кремлевка».

Звонил Шапошников. С ним лично Лобов не был знаком. Хотя видел не раз. Шапошников попросил его приехать на Арбат, в кабинет министра обороны. Поехал.

Генерал Лобов вспоминает:

— Подъезжаю к Генштабу, а там… Такого бедлама я еще никогда не видел: какие-то гражданские, расхристанные военные, какие-то бумаги валяются в коридорах. В приемной министра — человек двенадцать старших лейтенантов, капитанов, майоров с летными погонами, вооружены автоматами. Один из них мне говорит: «Вас ждет министр обороны». Открываю дверь — навстречу идет генерал-полковник Шапошников, счастливый, радость из него прямо брызжет. Я, сообщает, назначен министром, а ты — начальником Генштаба. Давай, говорит, прикинем, с чего начнем. Э, нет, отвечаю, давай приказ или указ. Кем назначен? Ма основании чего? Так ведь со слов это не делается. Он: «Ну что ты, мне не веришь?» Словом, долго мы так разговаривали. Нас часто прерывали телефонные звонки… После одного из звонков новоиспеченный министр подвел меня к телевизору. Мол, мне сообщили, что сейчас будет транслироваться заседание Верховного Совета России, наверняка там скажут и о тебе. Смотрим. Сидят в президиуме Ельцин, Горбачев. Верховный Совет бурлит. Горбачева донимают вопросами. На один из них он отвечает: «Мы кадровые вопросы уже решили. Министром обороны назначен Шапошников, начальником Генштаба — Лобов». Шапошников мне: «Вот, понял, пойдем работать». Вновь отвечаю ему: «Нет, давай документ, тогда и разговаривать будем». А потом с предостережением добавляю: «Все это как-то сомнительно. Предчувствую: скоро и меня и тебя здесь не будет». Шапошников: «Ну что ты, еще к должности не приступил, а уже…»

Лобов осторожничал не случайно.

На его глазах проходили «революционные процессы» в армиях Варшавского Договора, когда, бывало, министров и начальников штабов меняли за месяц по нескольку раз. Он понял, что аналогичные процессы дошли и до нас.

Часа через полтора принесли указ президента о назначении генерала армии Лобова начальником Генерального штаба…

В истории этого назначения была своя политическая интрига, связанная с характером отношений между Ельциным и Горбачевым. До сих пор мало кто знает, что между ними 23 августа 1991 года в Кремле произошел некий «бартер, ный обмен». '

Когда Ельцин явился в Кремль и стал напористо выжимать из Горбачева согласие на назначение Шапошникова министром обороны, Михаил Сергеевич сломался не сразу. Даже несмотря на то, что Ельцин щедро разукрашивал Шапошникова комплиментами за то, что тот противодействовал реализации планов ГКЧП.

Горбачев ничего против Шапошникова не имел, но не мог не понимать, что, в сущности, идет речь об откровенном протаскивании на главный военный пост в Союзе человека Ельцина. Это в определенной мере ущемляло его самолюбие. Но в той ситуации, когда от поведения Ельцина могла уже зависеть и карьера самого Горбачева, и дальнейшая судьба Союза, Михаил Сергеевич решил проявить гибкость и уступить президенту РФ.

Соглашаясь на назначение Шапошникова, Горбачев понимал, что теперь армию будет возглавлять не «свой» человек. Это было опасно. И потому, скорее всего, решил, что на втором по значимости посту в армии должен быть военный, на которого он мог бы в полной мере опираться. Таким человеком был Лобов, перед которым у президента СССР был к тому же давнишний «долг» — обещанный еще в 1987 году пост начальника Генштаба…

Мотивируя свое решение о выборе Лобова на эту должность, Горбачев вспомнил и алма-атинские события 1986 года, и то, что Лобов никакой стороной не причастен к той генштабовской команде, которая управляла войсками во время событий 19–21 августа. К тому же Лобов уже имел немалый опыт работы в ГШ и его авторитет как профессионала был высоким.

Настояв на своем, Горбачев таким образом давал понять Ельцину, кто еще в доме хозяин, а главное — оказывал протекцию человеку, на которого рассчитывал опереться…

Ельцин неохотно, но согласился.

… Через несколько дней после августовских событий министр обороны Шапошников давал интервью, в котором высоко отозвался о позиции командующего войсками Ленинградского военного округа генерал-полковника Виктора Самсонова в период «путча» и между строк намекнул, что и российские власти, и новое руководство Минобороны по достоинству сумеют оценить это…

Уже тогда во многих арбатских кабинетах заговорили, что такие комплименты просто так не раздаются.

Говорили и о другом — у генерала армии Лобова нет таких «ярких заслуг» перед демократией, как у Шапошникова, Грачева, Самсонова. И потому его назначение противоречило логике тех, кто праздновал победу над «хунтой» и раздавал высшие посты в армии генералам, успевшим проявить себя в услужении новому режиму…

… С первых дней работы Лобова в должности начальника Генерального штаба Вооруженных Сил бросалось в глаза, что атмосфера вокруг него (особенно в аппарате министра) была прохладной.