Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - Юлия Славачевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Породистое лицо. Густые волнистые волосы. Ухоженные руки. И черная душа. В глазах цвета темного ореха неверие сменяется ужасом, когда появляются огненные палачи. Трое помощников обнимают приговоренного, заключая в смертные вечные объятия.
Вспыхивает священное пламя, поглощая последний крик. Яркий белый цвет огня угасает, не оставляя даже пепла. И маленький четвертый огонек кидается ко мне и впитывается в протянутую для помощников ладонь.
Не понимаю, что происходит? Откуда?!
Удар током потрясает. Из глаз текут слезы, я прикусила язык. Жаром по телу жуткая, всепоглощающая похоть. И пятнами фотографий лица всех жертв перед глазами.
– А-а-а! – Я пришла в себя на коленях, сжимая гудящую, как бубен, голову руками. Что это было?!
Встала, отряхнув пыль с коленей, и побрела к дороге, где меня ждал Диего. Увидев бросившегося навстречу испанца, флегматично подумала: «Староват. Хотя если немного жестче… Ой! Совсем сдурела». Снова потрясла головой, отгоняя неприглядные мысли.
Кто я? Кто внутри меня? Как избавиться от этого?
– Ты в порядке? – встревоженно спросил телохранитель, поддерживая.
– В полном, – скривила я губы. – Тебе-то что, охранничек?! Твое дело – сторожить тело! – Выпрямила спину. – Поехали!
Вторая остановка
Маньяк. Предпочитает мучить и насиловать молоденьких девушек семнадцати – восемнадцати лет. Телепат.
Худой, сильный, жилистый. Сухие мускулы пловца. Тонкие пальцы музыканта, наносящие режущие удары по шее и лицу скальпелем. Голубые глаза ангела, загорающиеся от вида крови и криков жертвы.
Он сгорел быстро. Быстрее, чем заслужил. Только вот выпустила я четверых помощников, а ко мне уже вернулось пять…
Снова удар током. Меня затошнило. Мучительная жажда крови и боли. Изуродованные лица молоденьких девушек.
– Не-э-эт! – Мозг разрывает смертная мука. Внутри идет нешуточная борьба. Их пятеро – я одна. Кое-как с грехом пополам справилась.
Выпрямилась. Дождалась телохранителя. Пока он шел ко мне, пальцы сжимались, будто ощущая скальпель. Под кожей бился пульс, мозг выворачивало звериное желание изувечить, нанести боль. «Слишком смазлив, – ядовито нашептывал внутренний голос. – Пометь его. Заклейми. Спрячь его красоту от всех!» И мучил странный невыносимый зуд в кончиках пальцев.
Кто я? Кто они? Как мне пользоваться этой силой дальше, если она меня убивает, калечит все лучшее во мне?
– Что с тобой? – Вопрошающие аквамариновые глаза заглядывают в душу.
– А что со мной? – Заломленная бровь и кривая усмешка. – Я – палач! Ты забыл, человечек? Так вспомни! – Встряхнула головой. – Водила, погнали!
Третья остановка
Убийца. Эмпатический вампир-социопат.
Молодые женщины.
У каждой смерть от потери крови. Медленной потери.
Белокожий, с черными, зачесанными назад волосами. Интеллигентный и смертельный. Ищущий вечной жизни. Свихнувшийся на вампиризме. Белые зубы голодного хищника – и мерзкая трусость шакала.
Он ужасно кричал, когда горел! Со слезами умолял о пощаде! Забыл, как точно так же умоляли его невинные жертвы. Женщины, которые уже никогда не вернутся домой, к родным. Только в отличие от них он умер быстро. Почти мгновенно. Я не умею убивать долго.
«Умеешь!» – змеей закрался странно знакомый голос. Я потрясла головой. Наверное, от усталости мерещится.
Я узнала их всех, когда он вернулся ко мне огнем. Всех! Их лица, тела. Познала чужую смерть. Кровавую извращенную радость хозяина-убийцы. Все это пронеслось током по венам.
Чувствовала необходимость для убийцы ощутить последнее дыхание, трепыхание невинной жертвы. Насладиться смертельным ужасом в гаснущих глазах. Видеть, как тело, недавно теплое и подвижное, окоченевает в твоих руках.
«Хочу! – вспыхивает фейерверком в мозгу. – Позволь себе расслабиться! Кто они для тебя? Ты – вечна. Ты – власть, сила и закон!»
Я тону! Меня погребает духовная нечистота! Помогите!
– Уйди! – Закушенные до крови губы и впившиеся в ладони ногти. – Убирайся!
«Как можно уйти от себя? – ласковый шепот. – Ты – это я. Я – это ты. Нет тебя без меня, как и меня без тебя».
– Мария! – трясет меня за плечи испуганный до бледности Диего. – Мария! Приди в себя! Очнись! Что происходит?!!
«Убей его, – покорной собачкой ластится голос, сладко убаюкивая сонный разум. – Он мешает нам стать единым целым. Он отнимает тебя у меня. Ты моя жизнь, мое спасение, моя свобода!»
Боже! Как же мне плохо! Просто выворачивает наизнанку. Пылает лава в венах, глаза заволокло туманом! НЕНАВИЖУ! ВСЕХ НЕНАВИЖУ!!!
– Все хорошо. – Я свернулась калачиком на земле. – Сейчас будет все хорошо…
«Освободи меня! – умоляет голос. – Освободи нас – и мы будем вместе во веки веков. Вместе мы будем править миром!»
Да чтоб тебя, нечистая сила! Сгинь! Вот только править миром мне и нужно! Сплю и вижу! Да я с котом управляюсь еле-еле! Хвостатый у меня на голове сидит и лапки свесил. Еще мира у себя на голове мне для полного счастья не хватало! Меня ж раздавит!
– Родная, – Диего прижимает меня к себе, вытаскивая из этого кошмара, – поехали домой.
Я с трудом обрела способность говорить.
– Домой?.. – прошептала, открывая глаза и глядя на мир сквозь багрово-алую пелену. – Да. Отвези меня домой, Диего. Я так устала…
«Устала…» – повторяет один неприятно-насмешливый голос внутри моей головы.
«Устала?» – издевается второй.
«Устала… устала…» – передразнивают еще четыре. Нет, пять!
Кто я? Что это за голоса во тьме?! Что со мной, черт побери, происходит?
На следующий день мы вернулись в родной город и сразу поехали к Лёне. Мне хотелось поскорее закончить с Вольдемаром.
– Как все прошло? – бросилась ко мне с объятиями шатенка.
Я испытала необъяснимую брезгливость и поспешно отодвинулась.
– А как должно все пройти? Все хорошо.
– Мария?.. – заглянула Лёна мне в лицо и отшатнулась: – Что с тобой? У тебя глаза страшные… мертвые!
– Может быть, просто уставшие? – усмехнулась я, усаживаясь в кресло. Вернула нашу беседу в деловое русло: – Как обстоят дела с Вольдемаром?
– У тебя завтра с ним встреча на шестом километре Загородного шоссе, – отрапортовала шатенка, не переставая сверлить взглядами меня и Диего. – Он уже достаточно созрел. Просто не понимаю, зачем тебе это нужно?
– Тебе и не нужно понимать, – не слишком любезно отрезала я. – Не твоего это ума дело, милая. – Вздернула бровь. – Что-то еще?
Лёна молча подала мне тонкую папку. После нашей пикировки она просто заледенела.
– Пошли, – бросила я Диего, встала и вышла не прощаясь.
Зачем? С наемными работниками следует поддерживать исключительно деловые отношения. Подчиненные должны знать свое место.
– Ты зря обидела Лёну, – сообщил мне Диего, садясь за руль.
– Да неужели? – скривилась я, откидываясь на спинку. Поддела охранника: – Ой! В самом деле?.. Тогда это горе. Теперь у меня испортится аппетит на черную икру, и я перестану смотреть «Спокойной ночи, малыши».
– Ты как-то странно изменилась, – заметил испанец. Нахмурился. – Не в лучшую сторону.
– Может быть, поумнела и выросла? – вскинулась я, рассматривая свои ногти. Надо будет срочно сходить сделать маникюр. Жестко: – И перестала в каждом подчиненном видеть друга?!
Мы приехали домой в полном молчании. Лично мне это ничуть не мешало. Слишком уж много воли в последнее время стал себе позволять телохранитель. Пора менять. Красивых мужчин много, а угождать их прихотям и поддерживать чужие глупые иллюзии я не намерена. Так и разорваться можно от усердия.
– Ну наконец-то! – встретила нас в дверях Натка. – Я за вас очень переживала. Ифрит сильный противник, не каждому по зубам. Ты не ранена? Плохо выглядишь. А я вот пирожков напекла. И греческий салатик сделала. И для Диего этот ваш суп… как он там называется? О! Карпаччо!
Я страдальчески сморщилась и произнесла, возможно, с излишней резкостью:
– У тебя на кухне все дела уже переделаны, чтобы ты путалась под ногами?
– Что стряслось? Тебя какая гадюка цапнула? – грозно уставилась на меня Натка, сжимая поварешку. – Покажи пальцем, я ей живо бошку на деликатес откручу!
Диего, не раздумывая, встал между мной и домовушкой. Но мимика бодигарда отображала глубокие сомнения в моей правоте. Мне это не понравилось. Немой упрек очень некстати. Раздражает.
– Твои кастрюли по тебе соскучились, – холодно сообщила я Натке. – А я – нет. Так что шагом марш на кухню и не мозоль мне глаза.
Зеркало прихожей отобразило холеную блондинистую стерву. Надменные золотистые глаза. Презрительную складку у краешка губ. Злую красоту.
Словно там и не я. Впору собой гордиться.
Домовая пронзила меня убийственным взглядом, испытующе зыркнула в сторону опустившего взгляд испанца, после чего фыркнула и ушла. Вскоре на пищеблоке загремела бьющаяся посуда.