Час Самайна - Сергей Пономаренко

Раздосадованная столь резким окончанием интересной беседы, Женя долго не могла уснуть, ворочаясь в «женской»  палатке.

  — Ладно, Женька, открой рот и выплесни эмоции, — сказала Юля, которой, видно, надоели ее бесконечные повороты с боку на бок.

  — Девочки, а вы в Гиперборею верите? — спросила Женя.

  — Я верю Александру Васильевичу, — сразу сказала Лида.

  — А я... соглашаюсь с Александром Васильевичем, что за­втра будет тяжелый день и надо выспаться. А посему, Женька, выбирай: засыпаешь или идешь кормить голодных комаров? — твердо произнесла Юлька.

  — И гнуса! — торопливо добавила Лида. — А вообще Ги­перборея...

  — Лида готова составить тебе компанию, — прервала ее Юля, — для кормления комаров и гнуса на свежем воздухе.

  — Спокойной ночи, — вздохнула Женя, пытаясь расслабить тело, как учил Александр Васильевич, по примеру йогов.

  — Надеюсь! — с вызовом заявила Юля, и Женя неожидан­но для себя быстро заснула.

Когда вскоре экспедиция вступила в зону сопок и тайги, то столкнулась с первым посланником из далекого прошлого — массивным прямоугольным гранитным камнем, явно обрабо­танным человеком. Проводники-лопари с опаской и почтением подошли к нему. Василий снял с пояса нож с костяной ручкой в кожаном чехле и положил у подножия камня. Они  обнажили головы и что-то затянули на языке саами. Барченко,  едва дождавшись, пока они закончат свой странный ритуал, спросил, указывая на камень.

  — Что это?

  — Это сейд[8], — ответил Василий.

  — А что вы делали?

— Принесли жертву богу Солнца, сейд — его посланник. Попросили даровать нам защиту от местных злых духов.

  — Сколько лет этому сейду?

  — Много, очень много жизней он здесь стоит.

  — А что за злые духи, от которых ты просишь защиты?

  — Те, которые живут под землей и появляются ночью.

  — Посмотрите, Александр Васильевич! Это просто чудо! — раздался голос Кондиайна. — Этот древний сейд ориентиро­ван точно по сторонам света. Как это возможно, если саами не знали компаса?

  — Чудеса только начинаются, а разгадка их скрыта в глубо­кой древности, — ответил Барченко. — Будем продолжать путь, чтобы дотемна дойти до Ловозера. Уже недалеко.

Чудеса произошли и с гнусом, которого стало поменьше. Зато комаров больше, причем особой породы — очень боль­шие, злобные, спокойно пробивающие своим хоботком по­лотняную рубашку, так что приходилось укутываться, несмот­ря на теплую погоду.

На берегу Ловозера, длинным языком вытянувшегося меж­ду сопок и берегов, поросших тайгой, обнаружился небольшой поселок — цель экспедиции. Рядом с лопарскими тувами, вежами, здесь стояли русские избы. Прибытие экспедиции вы­звало у местных жителей настоящий ажиотаж.

Здешние лопари были несколько другими, чем те, с которыми экспедиция встречалась до сих пор. Одни из них чертами напоминали ацтеков, как отметил всезнающий Кондиайн, другие были явно монгольского типа. Женщины — с выдаю­щимися скулами, слегка приплюснутым носом и широко рас­ставленными глазами. Жили здешние лопари очень бедно. Почти все они были неграмотными, хотя в поселке уже откры­лась изба-читальня.

Здесь обнаружилась православная церковь, Богоявленская, а рядом с ней — ухоженное кладбище. Неподалеку в избе проживал отец Михаил с очень известной фамилией — Рас­путин.

Знакомясь с членами экспедиции, он сразу сообщил, что с тем великим грешником, Гришкой, в родстве не состоит. К их удивлению, отец Михаил был еще и председателем недавно созданной кооперации и горячо ратовал за советскую власть, а при необходимости мог и «Интернационал» спеть. Он был очень колоритной личностью, имел свои стада оленей и даже небольшое персональное озеро, прозванное Поповским, в ко­тором удил рыбу, отправляя остальных на Ловозеро. О нем местные жители даже сочинили песенку:

Сам читаю, сам пою,Сам кадило подаю,Сам звоню и водку пьюЗа гостей и попадью.

В беседе с местными лопарями узнали интересную вещь: посередине озера находится священный Роговой остров, весь устланный оленьими рогами — жертвами богу Солнца. На него имеют право ступать только шаманы, тойны. Если непо­священный проникнет туда и тронет рога, это к буре или к другому несчастью. Но хуже всего, если это сделает женщина. Тогда несчастье удвоится.

Дальше, за противоположным берегом Ловозера, находилось священное Сейдозеро. На просьбы Барченко побывать  на Роговом острове, подкрепленные обещанием поделиться спиртом, лопари ответили категорическим отказом. А потом и вовсе потеряли интерес к беседе об острове Роговом и на­ходившихся там рогах. Спирт, который здесь ценился дороже золота, потерял свою магическую силу — видно, уступил мес­то истинной магии.

Лопари, очень дружелюбный и услужливый народ, были глу­хи к посулам и просьбам руководителя экспедиции Барченко отправиться на Роговой остров. А члены экспедиции тем вре­менем собирали информацию о случаях заболевания здесь «эмериком». Случаи такие были, и неоднократно. Местные жители связывали их с проделками недавно умершего тойна Данилова, единственного, кто мог посещать заповедный ост­ров Роговой. После его смерти случаев больше не было, но живы его жена и брат, также обладающие силой, способной наслать «эмерик» на провинившихся. Об этом лопари говори­ли шепотом и с оглядкой.

Дело с поездкой на остров Роговой разрешилось лишь к ве­черу седьмого дня, у отца Михаила, за ...надцатой рюмкой неприкосновенного запаса спирта.

— Саами здесь православные, крещеные, отец Михаил? — спросил Барченко.

— Православные, слава тебе Господи, — ответил священ­ник, перекрестившись.

— Но если они веруют во Христа, то почему языческие ритуалы? Жертвы приносят идолам, сейдам? Мо­жет, они язычники? — поинтересовался Барченко.

— Прав ты! Истину глаголешь: неразумные они и грешники, одним словом, язычники, — согласился отец Михаил.

— Так они православные или язычники? — уточнил Бар­ченко.

— И то, и другое. Господи, открой глаза этим дитятям природы! — снова перекрестился отец Михаил.

— И никак не удастся уговорить их переправить нас на Роговой остров?

— Никак. Они шаманов боятся больше... — Священник взглянул в левый угол, на икону, и пробормотал: Прости меня, Господи, грешного...

— Что же нам делать, отец Михаил? Лето проходит, осенью уже могут быть морозы.

— Молиться Господу. Он, может быть, поможет.

— У тебя ведь есть парусная лодка, отец Михаил. Свози нас на остров. Ты же шаманов не боишься? У тебя Господь защитник! А это придаст тебе авторитету. Съездил на остров, и ни­чего не произошло.

— А если произойдет?

—  От кого я это слышу, отец Михаил? Может, и ты языческие верования признаешь?

— Не признаю. Но живу здесь уже более десятка лет и та­кого насмотрелся... Особенно эти Даниловы... Ладно, дам вам лодку, сына старшего за капитана — негоже мне у вас кормчим быть. С Богом, давай по последней, пока черт спит!

Утро встретило путешественников хмурой гримасой пас­мурного дня. Протрезвевший отец Михаил вместе со старостой Поликарпом пытался отговорить их от поездки или хотя бы перенести ее на более благоприятный день, но Барченко спешил. Свое слово отец Михаил все же сдержал, дал лодку и старшего сына Ивана. Когда увидел, что в лодку садятся женщины, запротестовал:

— Бабы на корабле к несчастью! Оставь баб на берегу!

— Да ты что, отец Михаил! Женщины у нас полноправные члены экспедиции. И ты веришь во все языческие глупости? Да и не корабль у тебя, а лодка... Все будет хорошо, отец Ми­хаил!

— Не к добру это! Хоть пообещай мне, что на остров бабы ногой не ступят, из лодки не выйдут... Сынок мой, Иван, едет с вами — беспокоюсь о нем...

— Хорошо, обещаю.

— Крещеный?

— Да.

— Целуй крест!

— Вот пристал... Смотри! — Александр Васильевич рас­стегнул гимнастерку, достал висящий на шее золотой крестик и поцеловал его.

— Отъезжаете?

К Барченко подошел морщинистый саами, Данилов, про­живающий на Умбозере и прибывший сюда по одному ему известным делам за день до прихода экспедиции. Он был бра­том здешнего шамана Данилова, умершего недавно. Хотя он не был посвященным тойном, но заговоры знал. Поговарива­ли, что мог и порчу наслать или сумасшествие, «эмерик». Мест­ные лопари его очень боялись. Барченко предполагал, что, возможно, эта боязнь перенеслась на него из-за умершего бра­та, настоящего шамана, ранее проживавшего в этих краях.

О шамане вспоминали с почтением и страхом. Рассказыва­ли, что он мог лечить болезни, насылать порчу, отпускать по­году, а однажды, взяв задаток за оленей у шведов (чуди), наслал на них сумасшествие и они уехали ни с чем. Этот Данилов одевался как все лопари и не носил неотъемлемые атрибуты шамана: бубен, меховую шапку с клювом орла посередине, ожерелье из когтей диких животных. У него было широкое, морщинистое, словно печеное яблоко, лицо, выдающиеся ску­лы и узкие щелки глаз, за которыми прятались черные зрачки.