Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары - Вернер Херцог
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всего три года спустя я написал сценарий для «Признаков жизни». Главного героя, раненного в голову на Второй мировой немецкого солдата, вместе с двумя товарищами отправляют охранять форт, где они от скуки делают из пороха от гранат ракеты для фейерверка. Во время разведывательного похода по горам острова патруль натыкается именно на то место, откуда я впервые увидел мельницы. При виде мельниц солдат сходит с ума и начинает стрелять во все стороны. Сверху, из крепости, он атакует гавань и город фейерверками, объявляет войну друзьям и врагам и в конце концов самому восходящему солнцу. В финале его должны были одолеть несколько человек из его же команды. Основой для этой истории послужила новелла Ахима фон Арнима «Одержимый инвалид в форте Ратоно», но мой сюжет разворачивается в другом направлении. Если я верно помню, в начале повести Арнима старый майор, оставшийся без ноги, рассказывает свою историю у камина. Во время рассказа он впадает в такой раж, что даже не замечает, как загорелась его деревянная нога.
В моих фильмах есть целый ряд повторяющихся мотивов, которые почти всегда опираются на непосредственный жизненный опыт. Фильмы, как правило, не место для абстрактных выдумок. Например, много догадок высказывалось про пустую машину без водителя из фильма «И карлики начинали с малого» (1970), которая бессмысленно ездит по кругу. Мотив круга часто встречается и в других моих фильмах, а истоки этого конкретного образа восходят к тем временам, когда мне было лет семнадцать-восемнадцать. По ночам я тогда занимался точечной сваркой, за которую недурно платили: была доплата за ночную смену, – но днем мне приходилось высиживать уроки в школе, и в своей усталой дремоте я воспринимал все довольно смутно и расплывчато. Была еще надбавка за опасную работу, потому что вокруг меня всегда летали частицы раскаленного металла. Я работал в кожаном переднике, но среди ночи внимание порой ослабевало, и раскаленные металлические искры, а то и мелкие кусочки температурой больше тысячи градусов, скатившись с фартука, падали внутрь башмаков. Конечно, я тут же взвивался до потолка, но, пока рывком снимал ботинок, всякий раз уже успевал обжечься. В то время у меня на внутренних сторонах стоп постоянно были волдыри от ожогов. Работу с точечной сваркой я тогда прервал ради мюнхенского Октоберфеста, трудился там сторожем на парковке. На этом можно было по-настоящему хорошо заработать. За шестнадцать дней праздника эту территорию заполняют сотни тысяч посетителей, но в то время – это был 1959 или 1960 год – одна небольшая часть луга еще не была битком забита американскими горками, каруселями, тирами и пивными палатками: там оставалась заросшая травой площадка, которую освобождали под парковку. Работа на парковке была очень прибыльной, потому что пара моих друзей придумала способ дважды продавать парковочные талоны. Нам нужно было отчитываться корешками по сотне билетов, но мы нашли способ снова соединять их. Часть билетов всегда отрывали и подсовывали под дворники на лобовом стекле. Другую часть отдавали владельцу машины. Потом мы просто забалтывали водителей и забирали их часть билетов. А ночью вынимали из-под дворников корешки, как правило, изрядно скомканные, хорошенько разглаживали и вновь соединяли две части вместе. Потом мы продавали их еще раз и называли их «дубликатами», а иногда это получалось сделать и в третий раз – это уже были «трипликаты». В десять вечера в палатках прекращали разливать пиво, и в полночь территория обычно пустела. На эти два часа работа парковщика становилась действительно тяжкой. В те времена ездить пьяным за рулем считалось мелким проступком, не было даже ремней безопасности, да и светофоров было немного. И вот, начиная с десяти вечера, я имел дело исключительно с пьяными, с целыми сотнями пьяных, которые иногда набивались в машины битком – и все они были пьяны в дымину. Такие компании почти всегда были настроены по-боевому, это люди на взводе, и иметь с ними дело небезопасно. Случалось, отъезжающие машины просто на ходу отпихивали меня в сторону, когда я пытался уговорить пассажиров пересесть в такси. Тогда я был еще учеником классической гимназии, и для меня такая ответственность была попросту слишком велика. Полиция здесь никогда не появлялась, ей хватало дел с потасовками и допившимися до потери сознания. В тех случаях, когда водители были настолько пьяны, что каждый метр поездки означал бы смертельную опасность и для них самих, и для окружающих, я просил отдать мне ключ, но в основном это оказывалось делом безнадежным. Поэтому мне приходилось под каким-нибудь предлогом просить открыть окно, хватать ключ и быстро забирать себе. Некоторые пытались двинуть мне, когда я наклонялся к окну. Один человек укусил меня за руку. Другой выдрал клок волос. Лихих водителей мы вытаскивали из тачек и укладывали рядком на траве. После этого они обычно засыпали. И лишь далеко за полночь появлялись полицейские, которым я передавал ключи от машин. Пьяных отправляли в вытрезвитель. А до прихода полицейских я коротал время, садясь за руль той или иной машины. У меня тогда еще не было водительского удостоверения, поэтому я ездил только по кругу на пустых пространствах праздничного луга, а выезжать на улицы не решался. Однажды ночью в одной из машин я нашел резиновый трос с крючками. Я вывернул руль как можно сильнее и закрепил его этим тросом, машина стала возить меня по кругу, и рулить было уже не нужно. Потом мне пришла в
