Золушка из Калифорнии - Дженнет Лавсмит

— Пойду прогуляюсь, хочу порисовать полевые цветы. Я придумываю новые узоры для тканей: может быть, придет в голову что-нибудь оригинальное.

Приглядевшись к матери, девушка заметила, что лицо Ирен осунулось и побледнело. Дочь задержалась на пороге, размышляя, следует ли оставлять мать одну.

— Послушай, не хочешь ли поехать со мной? — предложила она. Ей хотелось выехать пораньше, вынужденная задержка ее не радовала, но все-таки… — Я приготовлю тебе ванну. А пока ты будешь одеваться, упакую ланч. Погода стоит — заглядение. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

— Ох, милочка моя, о чем ты говоришь! Что-то мне нездоровится сегодня. Бродить по лесу с моей-то аллергией? Может, и ты сегодня никуда не поедешь?

— Я ненадолго. Вернусь до темноты. В холодильнике салат из курицы, а Анджела обещала заглянуть после школы.

Ирен обреченно вздохнула.

— Это же совсем не то. Ты никак не можешь остаться? А я-то надеялась, что мы посидим вместе…

— Не могу, — отозвалась дочь резче, чем ей бы хотелось. — Мы всласть поболтаем после ужина. Я покажу тебе мои наброски. — Она погладила мать по волосам. — Отдыхай хорошенько и не грусти.

Боясь передумать, девушка проворно подхватила поднос и выбежала из комнаты.

Пора нанять домоправительницу, размышляла Патриция, спускаясь по лестнице. Та бы взяла на себя часть домашней работы и составила бы компанию скучающей Ирен. Теперь мы можем себе это позволить, решила девушка, ополаскивая и убирая тарелки.

Спускаясь со ступенек, она увидела, как перед домом затормозила машина, и вздрогнула. Очень знакомая машина. Из машины вышел Мартин и зашагал по дорожке прямо к дому. С пледом на плече, с сумкой в одной руке и с флягой в другой, Патриция застыла на ступенях, словно статуя, затаив дыхание.

Что ему сказать? Как извиниться?

И вот он уже стоит и смотрит на нее снизу вверх, губы изогнулись в лукавой улыбке, в серых глазах читается неприкрытое восхищение.

— Ответь мне на один вопрос, радость моя, — начал Мартин смеясь. — С какой это стати ты в обуви?

— Где ты видишь обувь? Ну посмотри, разве это можно назвать обувью? Всего лишь старые, потертые кроссовки. — Не в силах больше сдерживаться, девушка расхохоталась, и напряжение тут же схлынуло. Все пустяки! Старые джинсы и вытянувшийся свитер — тоже ерунда! Он здесь — и это главное. — Ой, Мартин! Я по тебе так соскучилась!

— А я — по тебе, — отозвался он, забирая у нее сумку и флягу. — Итак, куда мы едем?

— Мы? Да я просто собралась прогуляться и порисовать цветы.

— Еще пять минут, и я бы опять тебя упустил, а? Ну ладно, пошли.

Она последовала за ним к машине, укладывая ее вещи в багажник, Мартин пожаловался, что всякий раз, когда он звонит, ее не оказывается дома, а в "У. Рэнк" ему сообщили, что "мисс Патриция Олтмен здесь больше не работает".

— Единственный способ поймать тебя — это ворваться в дом в самое неподходящее время. — Мартин поглядел на часы. — Скажем, в девять утра. Ты просто неуловима.

— Я ужасно занята, вот в чем дело! Мне столько всего надо тебе рассказать!

— Расскажи одно, — попросил Мартин, когда они уселись в машину. — Зачем тебе понадобилось рисовать цветы?

— Я придумываю узоры для тканей.

— Для тканей? Зачем?

— Я теперь самый настоящий дизайнер! Да не смотри на меня так! Я правду говорю. Меня признали! Так что Роберт договорился с ткацкими фабриками и… Погоди-ка, ты ведь ничего не знаешь. Я лучше начну с самого начала.

Слова мешались, она спешила рассказать все то, чем мечтала поделиться с ним с момента своего приезда. О том, что произошло в Нью-Йорке, и о том, что она успела сделать после возвращения. О том, что, походив по фабрикам в Сан- Франциско, она поняла, что это напрасная трата времени. Давно известно, что преуспевающие модельеры перехватывают лучшие ткани еще на складе до того, как те поступят в розничную продажу. Как всегда, все устроил Роберт: договорился с несколькими фабриками в провинции, и Патриция взяла там несколько образцов, при этом узнала потрясающую вещь: оказывается, они могут производить ткани на заказ, любой фактуры и расцветки.

— Понимаешь, ткацкие фабрики будут выпускать ткани по моим эскизам.

— Отлично, — улыбнулся Мартин, радуясь ее энтузиазму, но не забывая глядеть на дорогу.

— Ты говоришь так небрежно! Неужели ты не понимаешь, как это важно? Раньше я мчалась на распродажи в поисках подходящих материалов, а чтобы получить нужные цветовые комбинации использовала аппликацию. А теперь… Отец был прав. Он говорил, что самые лучшие идеи дает природа. Вот поэтому я собралась за город в надежде подобрать интересные цветовые сочетания.

— Боюсь, ты разочаруешься. — Он поглядел на спутницу и нахмурился. — Тебе не кажется, что холмы сейчас унылы и бесцветны? Лето стоит засушливое, и то и дело вспыхивают лесные пожары.

— Знаешь, в это самое время мы как-то поехали на прогулку с отцом. Видишь ли, отец обожал резать по дереву, особенно птичек. В тот день он фотографировал птиц, а я собирала цветы и рисовала. Он подарил мне коробочку красок. Мы провели вместе целый день. — Патриция замолчала, воспоминания нахлынули на нее.

— Ты скучаешь по отцу? — Мартин потянулся к девушке и взял ее за руку. — Вы часто гуляли?

— Нет, это был один-единственный раз. Видишь ли, Ирен не любила выходить из дома, а папа всегда бывал очень занят. Но в тот раз он показал мне столько всего нового! Он тонко чувствовал красоту. Мы с папой провели вместе целый день — в первый и последний раз в моей жизни. — Голос девушки дрогнул, но не позволяя печальным мыслям взять вверх, она быстро добавила: — Зато я с папой часто играла в теннис. Мы выходили на корт с утра пораньше, иногда даже раза три в неделю.

Рано утром, до того, как Ирен встанет, отметил про себя Мартин. Девушка неохотно облекала в слова свои чувства, но модой психолог читал в ее душе, словно в раскрытой книге. Читал слово "одиночество". Он ласково пожал тонкие пальцы.

Oн не знал ее отца. Зато знал мать — самовлюбленную, вздорную женщину, настолько занятую собою, что о нуждах дочери та и не задумывалась. Неотразимая красавица Ирен… Способная околдовать и полностью подчинить себе мужчину, "тонко чувствующего красоту". На ребенка у этой пары почти не оставалось времени. У таких детей легко возникает комплекс неполноценности — из-за крохотного шрама или безобидных очков, из-за какого-нибудь ничтожного изъяна, который в глазах ребенка обретает огромное значение. Бедная заброшенная крошка!

— Поверни здесь, — нетерпеливо воскликнула Патриция. — Кажется, где-то здесь недавно был пожар.