Подробности войны - Максим Коробейников

- Что же делать? - сказал я. - Главное, что ты живой.

- Да живой-то живой, а кому я такой-то нужен? Жене, что ли? Дети и те бояться будут. Видите, губа-то отвисла, как у собаки ухо. Видел я таких собак вислоухих...

Со стоном он поднялся на ноги, с трудом надел на спину термос, взял в руки мою палку, с которой я ходил после ранения в колено, и поклонился;

- Ну, ребятки, прощайте, а то скоро солнышко. Мне надо до свету. Поминайте добром! Повернулся ко мне, тоже поклонился:

- И вы, товарищ капитан, прощайте. Дай вам бог домой возвратиться, к отцу, к матери. Ему начали говорить:

- Постой, Павлик! Мы тебя отнесем!

- Нет, я должен сам уйти. Пока в силах. Нести меня будет тяжело, экого борова. Измучаетесь...

Мы долго смотрели, как он растворяется во тьме, и потом вслушивались в звуки шагов, потрескивание и плеск, которые можно было еще уловить, если знаешь, что по болоту кто-то идет.

Павла Кочнева отправили в медсанбат, оттуда, говорят, в госпиталь, и больше в дивизии его никто не видел.

Еще долго мы сидели в боевом охранении под немецкой высотой, изрядно изрытой нашими и немецкими снарядами и минами. Один за другим уходили (некоторых уносили) от нас солдаты, отмеченные то пулей, то осколком. Пятерых пришлось зарыть тут же, на правом фланге траншеи.

Вместо них приводили к нам новеньких: ровно один за один. Одного ранят или убьют, и из полка пришлют тоже одного, чтобы у нас не было липших..

Казалось нам, что сидим мы в этой траншее полжизни. Что так оно и должно быть. Ни днем, ни ночью нам нельзя было расслабиться, хоть на минуту забыть об оружии. Патронами были снаряжены все магазины автоматов и ленты пулеметов. Гранаты лежали грудками в подбрустверных нишах. Ели мы только утром и вечером, а спали урывками. И все время ждали..,

После Павлика каждую ночь к нам присылали нового подносчика пищи. Но долго ни один не мог выдержать проверки болотом: то заблудится и придет с ужином только к утру, то зачерпнет в ведро с кашей грязной воды, оступившись в воронку, то вернется от нас и откажется:

- Расстреляйте, второй раз не пойду!

В конце концов нашелся-таки маленький и щупленький Санька, который не испугался болота, а нашел в нем свою дорожку и спокойно, уверенно бегал по ней. Ночи стали темные, холодные. Но он так же тихо и бесшумно, как Павлик, выходил из болота, садился на бревно, переворачивал портянки и входил в траншею спокойный, отдохнувший, уверенный. Только на груди его висел автомат с металлическим прикладом. Пищу приносил аккуратно.

- Здорово, славяне, - говорил он, увидев нас. - Ну, все сидите, как мыши, и ждете, когда принесу поесть?! Кота боитесь?!

Всем было ясно, что он мужественный и храбрый человек, но никому не нравилось, что он с мышами нас сравнивает, все время подтрунивает.

Солдаты вспоминали Павлика - тот был такой деликатный и вежливый - и потому говорили между собой:

- Далеко Саньке до нашего Павлика. Тот был орел!

- Да, этому немца не задушить... Тщедушный больно.

- И автомат повесил на шею. Подумаешь, герой! Я пытался было разубедить их:

- Ну скажите, чем Санька хуже Павлика?

Мне отвечали:

- Этот, пожалуй, на лицо-то поглаже будет. У того уж больно рот был широкий и нос большой, Да ведь с лица воду не пьют! Что нам лицо-то? Зато Санька уж больно горделив.

- Этот, видите, товарищ капитан, с автоматом придумал ходить. Подумаешь, подносчик пищи!

- Ну и что? А ты пошел бы подносчиком пищи?

- Я пулеметчик. Мое дело стрелять.

- Ну а пошел бы, если бы приказали?

- Да что мне, жизнь надоела, что ли?

- Ну вот, ты струсил бы.

- Я ведь только, товарищ капитан, о чем говорю. Зачем ему автомат? На спине термос, в руке ведро, в другой - палка. Он только мешает в его деле. Наш Павлик и без автомата того фашиста задушил, голыми руками. Ну а когда по башке ударят, так никакой автомат не поможет.

А я полюбил Саньку сразу. Маленький, увертливый, веселый, он, видно, дома, в школе язвительным был мальчишкой и большим озорником. Я же в детстве был мальчиком тихим и потому Саньке завидовал. Но любил его.

Как-то солдат-пулеметчик подошел ко мне вечером, когда я, как обычно, ожидал появления подносчика пищи, прислушиваясь и присматриваясь к болоту, Он встал рядом со мной, кивнул в сторону, откуда должен был подойти Санька, и сказал:

- А что, товарищ капитан, Санька-то ничего, аккуратный! Не хуже Павлика,

- Не хуже, - согласился я.

- А я вот думаю: есть же у нас такие люди. А? Я и в этом с ним согласился.

МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ КУЛИКОВ

На высоте 43,3 я командовал стрелковой ротой.

Каждое утро, в одно и то же время, из поселка выходили немцы. Сначала они валили густой темной массой. Потом из нее начинали выбегать, одна за другой, еле заметные фигурки и, расползаясь по земле, охватывали высоту цепью. И вот уже эта цепь лезла вверх, настойчиво и деловито.

По нашим траншеям, блиндажам и ходам сообщения в это время били артиллерия и минометы. Когда их огонь утихал, мы выползали из укрытий и пулеметами, автоматами и винтовками отбивали атаку противника. В одном из таких боев погиб командир правой роты. Вместо него был назначен младший лейтенант Куликов.

Никто из офицеров его не знал, поэтому к появлению нового ротного на высоте был проявлен особый интерес.

Ходили слухи, что Куликов, будучи старшиной роты, один отбил атаку немцев, спас положение в критический для соединения момент, за это ему присвоили звание младшего лейтенанта, дали орден Красного Знамени и назначили командиром роты. По крайней мере за несколько дней он стал, пожалуй, самым популярным человеком в дивизии.

Как-то в обед Куликов позвонил мне:

- Слушай, "Пятый", это Куликов, приходи ко мне, выпьем.

И не дожидаясь ответа, сказал безапелляционно:

- Пришлю за тобой адъютанта.

Мне не понравилось его панибратство. Я как-никак капитан и ротой командую больше года. Кроме того, казалось смешным, что своего связного он называет адъютантом. "Что, он ничего не соображает?" - подумал я. Адъютант полагался командиру, занимающему должность не ниже чем командира полка.

Вскоре пришел "адъютант". Молодой широколицый солдат, видимо, веселый и смелый. Он влез в землянку, мотнул головой в сторону выхода и с улыбкой проговорил:

- Пойдем, капитан!

"Судя по "адъютанту", его командир, должно быть, оригинал", - подумал я, вылезая из землянки. Следом за мной выскочил Анатолий Михеев - мой связной. По его недовольному виду я понял, что он сразу возненавидел этого нахального солдата с плоским, улыбающимся лицом, который так неуважительно отнесся к его командиру.

Когда подошли к роте Куликова, начался сильный артиллерийский обстрел. Мы укрылись в полуразрушенном подбрустверном блиндаже. Противник вскоре перенес огонь на вторую траншею. Когда затихло, мы услышали крик: