Вячеслав Тихонов. Князь из Павловского Посада - Наталья Тендора

Через месяц советские кинематографисты вернулись на родину и продолжили съемки в павильонах студии имени Горького, где были развернуты декорации квартиры Штирлица, коридоров рейхсканцелярии и кабинета Мюллера. Работа шла полным ходом в плотном графике съемок – по 12 часов в день. Звук писался сразу, без переозвучивания, поэтому, чтобы допотопная камера не тарахтела, оператор Петр Катаев шел на любые «технические» ухищрения, даже накрывал аппарат телогрейкой. От этого камера еще больше перегревалась, что только затрудняло работу.

Не обошлось на съемках и без курьезов: оказывается, эпизод – Штирлиц за рулем мчащегося автомобиля – снимался тоже в павильоне, при активном участии десятка усердно раскачивающих машину человек. И тут, конечно, не обошлось без всякого рода шуточек, что сбивало «Штирлица» с нужного настроя и Тихонову никак не удавалось «зафиксировать» в камеру глубокомысленный вид.

Анекдотическая ситуация сложилась и со статистами, изображающими эсесовцев, охраняющих штаб-квартиру РСХА. Подбор «молодцов» был поручен директору картины Ефиму Лебединскому, по странному стечению обстоятельств набравшему одних только евреев. Возмущению консультанта из КГБ, увидевшего данных солдат рейха, не было предела: как, евреи в роли эсесовцев? После громкого скандала директор был вынужден обратиться в Высшую пограншколу с просьбой прислать на съемки с десяток рослых курсантов-прибалтийцев. Они-то и снялись в картине.

Случались в картине и другие, не видимые зрительскому глазу, подмены. Так, мало кто знает, что руки главного героя, которые многие зрительницы окрестили «мужественными руками Штирлица», когда он рисовал бонз рейха или выкладывал спичками фигурки зверюшек, на самом деле принадлежали другому человеку – художнику картины Феликсу Ростоцкому. Оказывается, гримерам так и не удалось затушевать на левой руке актера имя «Слава», вытатуированное им по глупости в юности. И именно Ростоцкий писал за Плейшнера шифровки – у Евстигнеева на поверку оказался неважный почерк.

А однажды художник картины по настоянию Лиозновой привел в кадр и своего дога – именно эту породу обожал Геринг. Вот как впоследствии Ростоцкий вспоминал этот случай: «У меня был палевый дог Тиль – размеров и красоты неописуемых, просто слоник. Так вот я решил его в «Мгновениях» увековечить. Может, помните сцену у Геринга: два дога сидят – один черный, другой палевый? Сидит «Геринг», к нему в кабинет «фашисты» и выбрасывают руку вперед в нацистском приветствии: «Хайль!» А для собак-то этот жест означает команду «фас». Два дога сидят, головами в разные стороны крутят, никак понять не могут, кого надо хватать. В итоге начали драться между собой, чуть не грызли друг друга, а до этого так подружились. Пришлось собачек снимать по очереди, а потом монтировать вместе…»

Большая часть съемок была павильонными. Но вот подошло время, когда киношникам пришлось ехать в Ригу. На дворе стояла золотая осень, и Швецарию решено было запечатлеть в Риге. Именно здесь снималась та самая знаменитая Цветочная улица и другие важные эпизоды. Затем все вновь вернулись в московский павильон. Переход Пастера Шлага через Альпы снимался весной в горах, под городом Боржоми. Во время работы киношники проживали в цековских тбилисских гостиницах, и гостеприимство грузинских товарищей не знало границ! Если бы не плановая срочная работа, то тут, то там стихийно возникающие шашлыки и застолья могли бы продолжаться круглосуточно. Но работа есть работа, и уже в марте Лиознова с группой отбыла в Москву снимать виллу Штирлица.

И все же не все создатели в момент работы над легендарным сериалом понимали ответственность своей работы. Вот как вспоминал съемки исполнитель роли Бормана Юрий Визбор: «Иногда нам, артистам, которые снимались в роли немцев, казалось, что мы участвовали в каком-то жутком, низкопробном боевике. Формы эти, пистолеты… Но думали так, что в Урюпинске где-то по четвертой программе проскочит. Артистам было играть буквально нечего, особенно тем, у которых были большие роли, потому что большую роль надо тщательно готовить, придумывать, репетировать ее. Это не просто произнести текст или сесть перед камерой… Иногда в самом ужасном, просто ужасном положении находился Тихонов, который должен был в течение шести-семи минут молчать и изображать, что он думает. Но это просто невозможно! То есть думать можно всю жизнь, но показывать, что ты думаешь… Броневой Леня, у которого была чрезвычайно сложная роль, просто взял роль Капулетти, которую поставил ему Эфрос в театре, и перенес ее непосредственно на Мюллера…»

Надо сказать, что на свою первую съемочную смену Броневой явился из-за собственного свадебного стола – актер только что женился. По его словам, благодаря жене он и осилил роль Мюллера, уча ее по ночам.

Прозвучали свадебные колокола и еще для одной из главных участниц съемок – исполнительница роли радистки Кэт Екатерина Градова тоже тем летом вышла замуж за замечательного артиста, любимца женщин Советского Союза – Андрея Миронова, своего коллегу по Театру сатиры. Кто бы мог подумать, что в самые счастливые для влюбленной пары дни – подачи заявления в ЗАГС, Катерина Градова снималась в самой драматической сцене фильма, когда эсесовцы мучают ее малыша. Извергов-фашистов играли Константин Желдин и Ольга Сошникова. Чтобы крошка не перетруждалась на съемках, на роль младенца был утвержден не один, а сразу порядка двух десятков детдомовских грудничков. Их съемочная сцена не превышала и пары часов. Детский плач записывался отдельно, в роддоме.

Последние эпизоды картины снимались поздней осенью 1972 года на Рижском вокзале – здесь Штирлиц провожал на Родину свою радистку с малышами. Сама исполнительница этой роли – актриса Градова уже была на третьем месяце беременности (так Маша Миронова впервые попала в кадр!). Однако округлившийся животик артистки от взглядов дотошных зрителей очень умело на тот момент скрывало элегантное «немецкое» пальто.

Не обошлось на съемочной площадке и без потерь. В самый разгар съемок, 20 июня 1971 года скончался исполнитель роли адъютанта Мюллера – Шольца – 61-летний актер Лаврентий Масоха. Вот как вспоминает об этом Леонид Броневой: «В фильме Масоха играл моего адъютанта. Он должен был войти в кабинет и сказать: «Группенфюрер, штандартенфюрер Штирлиц прибыл». И вот Лиознова говорит: «Мотор, начали». А он: «Группенфюрер, штандартер…» Лиознова: «Стоп. Еще раз. Собрались. Начали. Мотор». А он опять то же самое и так несколько раз. Лиознова рассердилась: «Безобразие, сколько можно пленки тратить? Вы же опытный артист. Перерыв». Мы с ним пошли попить чайку. Я его успокаивал. Очень трудно русскому человеку такое выговорить. Это предложение даже годится на роль скороговорки для театральной студии. После перерыва он начал: «Группенфюрер, штандартенфюрер Штирлец…» Лиознова, режиссер очень требовательный, закричала: «Все, конец смене. Хватит».