Лапша (СИ) - Ли Катерина

— Сначала информация из автошколы, потом Вадим рассказал, что встретил тебя, -ухмыляется он. — А потом ты оформила эту комнатушку.

Вадя, ну как же так!!! Ты ведь обещал… В душе поднимается обида вперемешку с отчаянием.

— Крис, у нас гости? — из ванной выходит Алекс. Вытирая волосы полотенцем. На нем только домашние штаны и капли воды, которые он не удосужился высушить полотенцем. Оборачивается к Анистмову.

— Дядя Олег? — удивляется он. — А Вы как тут…

— Алексей? — Анисимов тоже удивляется, а я просто перевожу взгляд с одного на другого и не могу понять, что вообще происходит. Они знакомы, что ли? — Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, — ухмыляется Анисимов. Неприятно так ухмыляется, опасно, я бы сказала. Я прячу руки в карманы домашних штанов, чтобы спрятать дрожащие пальцы.

— Кристина, моя девушка, — приобнимает  меня за плечи. — А вы что знакомы?

— Моя мать была женой Олега Константиновича, — наконец, говорю я Алексу. Его ладонь сжимается на моем плече. И что это значит?

— Так Валентина была твоей матерью? — Киваю. Алекс смотрит на меня обескуражено. Он что-то знает? Черт, как же сердце бьется, в самом горле. И в висках пульсирует. Последний раз я чувствовала себя так отвратительно, когда Анисимов говорил о женитьбе. Начинает подташнивать, в глазах темнеет.

— Нам надо с Кристиной поговорить наедине, — говорит с холодной улыбкой Анисимов.

— Мне не надо, — снова огрызаюсь я, вцепляюсь в обнимающую меня руку Алекса. Надеюсь, он не послушает Анисимова, и не оставит меня с этим ужасным человеком наедине.

— Если Крис не хочет, то исключено. Говорите в моем присутствии.

И я нехотя пропускаю мужчин в сторону кухни, а сама захлопываю все еще открытую входную дверь, вздыхаю глубоко несколько раз, чтобы успокоиться, и иду следом. Алекс разливает по кружкам чай, одну ставит перед Анисимовым. Ухмыляюсь про себя, потому что Анисимов терпеть не может чай. Он никогда его не пьет, только кофе. Но сейчас он даже не смотрит на кружку с напитком. Наблюдает за Алексом, который по-хозяйски открывает шкафчики на моей кухне и ставит на стол тарелку с бутербродами и уже успевший остыть омлет.

Анисимов же гордой статуей сидит. Хозяин жизни, мать его! Я же не могу сидеть, встаю, опираясь поясницей на кухонную столешницу. Алекс приступает а завтраку.

— Давайте сразу проясним. Обратно я не вернусь. Это не прихоть. Я почти пять лет жила самостоятельно. У меня здесь дом, работа, друзья. У меня все хорошо, и я ничего не намерена менять, — ух, аж уши гореть начинают, каким недовольным взглядом меня окидывает Анисимов. Ему явно не нравится то, что он видит, но ни слова не говорит. Во, выдержка у мужика!.. Может, увидел меня и теперь разочаруется? Оставит, наконец, в покое? Даст мне жить спокойно, не скрываясь и не убегая? Тем более его это «девочка»… Давно я уже не девочка. И не та кроткая малышка, которой хотелось родительского тепла. Не прогнусь, не поведусь на его речи. Я! Не! Хо! Чу!

— И ты довольна своей жизнью? Я ведь могу предложить тебе гораздо больше… — он бросает взгляд на уплетающего омлет Алекса.

— А мне достаточно того, что есть. Вам лучше уйти. Я решения не изменю.

— Не боишься пожалеть? — это сейчас угроза в его голосе? Или мне показалось?

— А Вы? — вот это меня понесло… — Я наконец-то счастлива! — голос мой срывается. — У меня есть все, к чему я стремилась. Только спокойствия не хватает, — комок отчаяния подступает к горлу, но я сглатываю его и продолжаю почти шепотом. — Оставьте меня, пожалуйста…

Анисимов еще некоторое время смотрит мне в глаза. Я стойко выдерживаю его взгляд, даже не моргаю.

— Пусть будет по-твоему, — он встает и идет к выходу. Переставший жевать Алекс изумленно наблюдает за происходящим. Я же не могу сдвинуться с места. Из прихожей раздается хлопок двери, и я вздрагиваю. Словно срабатывает спусковой механизм. Слезы срываются по щекам. Оседаю на пол, прижимаю колени к груди, прячу лицо, путаясь пальцами в отросшие пряди на макушке. Тут же чувствую на себе теплые несмелые объятия. Алекс садится рядом и перетягивает меня к себе на колени.

— Не сиди на холодном, попку простудишь, — пытается пошутить, но я не воспринимаю. Страх опутал меня своими ядовитыми щупальцами. Мне больно. И страшно не только за себя, но и за Алекса. Он каким-то образом знаком с Анисимовым. Надо узнать, как так получилось… Не только у меня, получается, есть секреты. Хотя, я уверена, что если бы зашел разговор, Алекс бы мне все рассказал. Но я ни разу не смогла подвести к откровению, и Алекс ничего не спрашивал.

Сидим прямо на полу, Алекс гладит меня по спине, рукам, волосам. Я постепенно успокаиваюсь. Стираю слезы с щек и приникаю к губам Алекса своими. Он целует в ответ. Притягивает меня за затылок. Может, нам друг от друга нужен только секс? Раз мы ни черта друг о друге не знаем? Вот даже сейчас, вместо того, чтобы поговорить, все выяснить и объясниться, мы нетерпеливо стягиваем друг с друга одежду.

Алекс встает и тянет меня за собой. Заваливаемся на диван, на время забываем обо всем, кроме поцелуев, которыми щедро делимся друг с другом. И одним дыханием на двоих.

Немного придя в себя, мы идем по очереди в душ и садимся за стол. Чай давно остыл, но мы не голодны. Алекс выжидающе смотрит на меня, а я не знаю, с чего начать.

— Расскажешь? — говорит он спокойно.

— Давай сначала ты? Откуда ты знаешь Анисимова?

— Он мой дядя по материнской линии. Но мы не особо общаемся, потому что моя мать вышла замуж за отца вопреки родственникам. Ее родители и старший брат, дядя Олег, были против, и не приняли отца в семью. И мама просто собрала необходимое и уехала с папой. С тех пор они живут здесь, и я, собственно, тоже здесь родился. Здесь же живет бабуля, папина мама. Она очень помогала родителям на первых порах, да и со мной нянчилась, когда малой был. Но о жизни родственников мы в курсе из новостей по телевидению и в сети.

— Твоя очередь, — говорит Алекс, смотрит выжидающе. Набираюсь смелости.

— Когда мне было тринадцать, мама вышла замуж за Олега Константиновича. Он перевез нас из обшарпанной квартирки на окраине в свой шикарный особняк. Ко мне относился хорошо, а так как отца я своего совсем не знала, обрадовалась. Даже папой его пыталась называть, — усмехаюсь. На душе становится горько от воспоминаний. Будто я все та же девчонка, которая не может понять, что не так. — Но каждый раз, когда я его называла отцом, он срывался. Орал на мою мать, потом уходил в свой кабинет, громко хлопнув дверью. Однажды даже ударил ее. Такую пощечину отвесил, что мама упала. Не при мне, конечно. Он, наверно, думал, что я убежала к себе, как это делала обычно. Но не в тот день. Почему-то задержалась за углом, подслушивала. Я не понимала до того, как стала совершеннолетней… — это так гадко, рассказывать…

— Он что, приставал к тебе? — В шоке спрашивает Алекс.

— Слава Богу, нет. Но отношение свое изменил, да. А когда мама погибла, в день похорон сказал, что я могу стать хозяйкой в его доме, если выйду за него замуж, — к горлу подкатывает тошнота, и я пытаюсь запить ее остывшим чаем, который кажется мне слишком сладким. — Тогда я стала вынашивать план побега. Это было почти пять лет назад. Я потихоньку снимала с карты наличные, оставляла у подружки, чтобы дома не нашли мою заначку. Потом потихоньку перевезла к ней необходимые вещи…

— И как у тебя получилось улизнуть? Анисимов, насколько я его успел узнать, от своего просто так не отступается. Столько лет прошло, и он все равно тебя нашел…

— Вадим помог, — отвожу взгляд, надеясь, что Алекс не будет дальше расспрашивать.

Он смотрит на меня своими шоколадными глазами, в которых немой вопрос. Но он его так и не произносит вслух. Просто кивает и встает. Подходит к окну и складывает руки на груди, задумчиво смотрит вдаль. А мне почему-то становится холодно.

— Мои родители знали, что дядя Олег женился на женщине с ребенком. Своих-то детей у него не случилось. Он как-то вышел на связь со мной, давно это было, лет десять назад… — разворачивается спиной к окну и прислоняется поясницей к подоконнику. -Стал говорить, чтобы я взялся за ум. Что профессия парикмахера не для мужчин. И что он может дать мне больше, чем родители — нищеброды. Представляешь, про моих родителей так сказал… — Алекс кривится, будто ему больно. Видно, что он любит родных.