Гамбургский оракул - Анатол Имерманис

Дейли вспомнил, как это было.

- Покажите мне ключ! - сказал Мун.

- Он у меня в сумке, - смутилась Ловиза.

- Тогда возьмите свою сумку.

Ловиза, сопровождаемая Дейли, отправилась в свою комнату. Сумки там не оказалось. После продолжительных поисков ее обнаружили на подоконнике в холле. Ловиза при Дейли открыла ее и минут десять безуспешно рылась в беспорядочном нагромождении губных карандашей, записной книжки, коробки с театральным гримом, каких-то счетов, писем, рассыпанной мелочи, томика со стихами карманного формата и разных безделушек. Ключа не было. Единственную достойную внимания находку - коробку с холостыми патронами - Дейли оставил себе.

- И вообще все довольно странно, - продолжал рассуждать Енсен. - Ловиза Кнооп явно не желала, чтобы мы поехали в театр еще сегодня ночью. Если бы Магда Штрелиц не напомнила, что один из актеров ночует там... - Енсен замолчал. - Почему Ловиза Кнооп не вспомнила об этом сама?

До театра было рукой подать. Алстерское шоссе, по которому вечером из-за множества автомобилей можно было проехать лишь с трудом, тянулось сейчас совершенно пустое до самого парка. Парк шуршал листвой, единственный живой звук на всю округу. Так и казалось, что здесь давным-давно не ступала человеческая нога. И лишь фонари продолжали светить в пустоте.

Пока Енсен безуспешно нажимал кнопку звонка, Дейли рассматривал театральную витрину. Арно Хэлл, "Перчатки госпожи Бухенвальд". На стекле поверх афиш кто-то нарисовал виселицу. Фигурка с петлей на шее, по-видимому, изображала автора пьесы.

Прошло минуты три, пока дверь наконец открыли. Это был актер, игравший в спектакле роль эсэсовца Шульца. Взъерошенные волосы, заспанное лицо, бывший когда-то модным ультрамариновый купальный халат, теперь облезлый, с воротником в перхоти и жирных пятнах от грима.

- Что такое? - осоловело спросил он. - Я уже подумал: неужели утро?

- Мы из полиции, господин Шульц, - это имя невольно вырвалось у Дейли.

- В частной жизни меня зовут Миттер. - Актер улыбнулся. - Проходите, пожалуйста. Хотелось бы мне быть Шульцем. Уж ему-то не приходится ночевать в театре... Значит, вы были на премьере? Как вам понравилась моя игра?.. - Они остановились в маленьком вестибюле.

- Очень, - немного преувеличенно польстил Дейли. - Прекрасный ансамбль, интересная пьеса.

- Боюсь, что вы один из немногих оценивших мою игру. Незавидная роль. Я бы никогда не согласился на нее, будь у меня возможности. Для одних зрителей я был воплощением зла, для других - злостной карикатурой... Такой Шульц небось имеет приличную квартиру, если не собственный дом.

Только после этого вступления Миттер поинтересовался, что им, собственно, надобно.

Путь в театральную уборную вел через зрительный зал. Скудно освещенный одной лампочкой, с валявшимися под пустыми креслами программами, он разительно отличался от обуреваемого яростными эмоциями людского сборища, которое осталось в памяти у Дейли. Артистическая уборная тоже была иной. Дейли помнил ее полной оживления и голосов, жаркой от дыхания тесно набившихся в помещение представителей прессы и друзей актеров. Теперь это была убогая клетушка с грязной, местами отсохшей масляной краской, с четырьмя трюмо, перед которыми стояли давно уже нуждавшиеся в ремонте кресла. Небрежно застеленная раскладушка примостилась у окна. Артистическая уборная напоминала зеркало, с которого содрана амальгама. Вместо отражавшихся в нем принцев и принцесс видна лишь голая стена, к которой оно прикреплено.

- Чертовский сквозняк! - Миттер уловил взгляд Дейли, рассматривавшего брошенную поверх одеяла театральную драпировку. - Получаю гроши, а меблированные комнаты в Гамбурге стоят столько же, сколько лучший номер гостиницы в моем родном Ротенбурге. После приезда я ютился у сестры, но недавно она вышла замуж...

- Это постоянное место Ловизы Кнооп? - спросил Дейли. Именно здесь она сидела, отвечая на вопросы журналистов. Потом нахлынувшие посетители оттеснили Дейли в сторону. Он только помнил, что вместе с Муном стоял у дверей, поджидая Мэнкупа.

- Временное! - поправил Миттер, закутываясь в халат. - Она ведь новичок у нас, приглашена только на десять спектаклей...

Выдвижной ящик Ловизы был заперт. Енсен предложил взломать его, но Миттер, узнав, в чем дело, вспомнил:

- Кажется, я где-то видел ключ. - Он пошарил за зеркалом. - Вот видите! Висит на гвозде!

Ящик был абсолютно пуст. Ни пистолета, ни прозрачных перчаток, при помощи которых героиня пьесы так мастерски ввела в заблуждение следствие. Енсен даже растерялся от неожиданности, Дейли - не меньше его, хотя и ожидал нечто подобное. Одно дело - предвидеть, совсем другое - столкнуться с реальным воплощением смутных предчувствий.

- Что вы ищете? - заинтересовался Миттер.

- "Вальтер". Ловиза Кнооп утверждает, что она заперла его в ящике, объяснил Енсен.

- Она положила его туда. Сразу, как только вошла. Я думал, это реквизит, которым она пользовалась на репетиции. Так она стреляла в меня из настоящего пистолета?! - испуганно вскрикнул он.

- Больше вы ничего не видели? - испытующе спросил Енсен.

- Если кто-нибудь и открывал ящик, то это произошло, пока тут толпился народ, - пробормотал Миттер, невольно потирая рукой грудь. Мысль, что случилось бы, будь вместо холостого патрона настоящий, наполняла его суеверным ужасом.

- Ловиза Кнооп не заходила сюда вторично? - допытывался Дейли. Пока они с Мэнкупом знакомились с достопримечательностями Санкт-Паули, действия пассажиров второй машины оставались, в сущности говоря, бесконтрольными. По словам Ловизы, подкрепленным молчаливым согласием Баллина и Магды, они, объехав Зоологический сад, сразу же направились в ресторан.

- Нет! А на кой черт ей понадобился настоящий "Вальтер"? - Миттер все еще не успокоился. - Уж не застрелила ли она кого-нибудь?

- Сегодня ночью убили Магнуса Мэнкупа. - Дейли подсознательно связал вопрос с собственными мыслями. - Помните, он заходил к Ловизе после спектакля? С ним были трое друзей - женщина и двое мужчин.

- Убили? - Актер испуганно присел на раскладушку. - Неужели она?.. Ну конечно, я их всех знаю, - ответил он с опозданием на вопрос. - Вы ведь, кажется, тоже были в компании Мэнкупа? - Он наконец узнал Дейли.

- Может быть, кто-то из них приходил попозже? - спросил Енсен.

- Никто. Как только все ушли, я сразу лег спать. Всю последнюю неделю мы репетировали допоздна, и если бы не вы, я бы наконец выспался... И затем... - Он немного подумал и покачал головой. - Если она сама не взяла пистолет, то это мог сделать любой, пока здесь было вавилонское столпотворение.

- Ну что? - Обменявшись взглядом с Дейли, Енсен пожал актеру руку. Если надо будет, вызовем вас свидетелем, господин Миттер! А пока остается лишь извиниться за то, что разбудили, и пожелать спокойных сновидений.

- Спокойных? Едва ли. - Миттер поежился. - Знаете, у Шиллера есть такая баллада. Всадник скачет в темноте по еле затянутому льдом Боденскому озеру, добирается до берега и тут узнает, какая опасность ему грозила...

- "И мертвым упал он внезапно с коня", - прочитал на память Енсен.

- Вот-вот. Цитируете правильно, а декламируете отвратительно. - Актер поморщился. - Как подумаю о пистолете! Мой собственный труп - вот что мне будет сниться...

Они вышли на безлюдную улицу. Миттер, спасаясь от ночного холода, плотнее закутался в халат. Он стоял в черном проеме дверей, словно не решался остаться в одиночестве.

- Если вы один из друзей Мэнкупа, - обратился он к Дейли, - то должны знать...

- Что? - отозвался тот.

Тихо урчал мотор полицейской машины, за стеклом виднелся полуосвещенный приборным щитом темный силуэт.

- Писатель Дитер Баллин действительно принадлежит к тем, знаменитым?

- Принадлежит, - односложно ответил Енсен.

- Я как-то поинтересовался у Теодора Баллина - он завсегдатай нашего театра, - так он почему-то заявил, что даже не слыхал о таком.

- А почему вы вдруг заговорили о Баллине? - Дейли уже открыл дверцу машины.

- Да просто так. Случайно вспомнил его. Когда вы все ушли, он еще раз вернулся.

- Баллин подходил в выдвижному ящику?

- Не заметил. Тут было еще полно журналистов, к тому же я еле держался на ногах - так хотелось спать!

Рихтеру было поручено искать неоконченную статью. Занятие это доставило ему куда меньшее удовольствие, чем разглядывание журнальных красоток, и все же, под пристальным взглядом Муна, он не пропустил ни одной бумажки. Статей было много - отпечатанных на машинке, в гранках, даже несколько рукописных, - но все они были закончены, о чем свидетельствовала четкая, чем-то напоминавшая оттиск сургучного перстня, подпись: "Магнус Мэнкуп". Необследованной осталась лишь шкатулка из светлого дерева, задвинутая в глубь секретера. И тут Рихтер сразу же наткнулся на две чрезвычайные находки. Молча он положил бумаги перед Муном.