Слепые по Брейгелю - Вера Колочкова

— Вы уверены, что это именно дом номер семь? — переспросила она водителя, протягивая ему деньги.

— Да. Уверен.

— А… Как мне внутрь попасть, не подскажете?

— Очень просто. Нажмите кнопочку на домофоне, вам ответят. Если пригласят, охранник выйдет, откроет.

— Хм… А если не пригласят?

Водитель глянул с удивлением, пожал плечами чуть раздраженно. И ответил таким же чуть раздраженным вопросом:

— Так, может, вас подождать? Если это… не пригласят, так я обратно могу отвезти.

— Нет, спасибо, не надо. Я думаю, меня пригласят. По крайней мере, должны пригласить. Уезжайте.

— Ну, как хотите.

Почему-то ей не хотелось, чтобы кто-то стоял и смотрел, как она будет проситься в дом. И без того волнение зашкаливало, еще и чужие глаза спину сверлят. Хотя «чужие глаза» — пустое ненужное ощущение. Им, чужим глазам, абсолютно без разницы, как она будет проситься. И все равно — пусть лучше уедут.

Она подождала, когда машина отъедет и подошла к воротам. Почему-то она почувствовала себя маленькой и жалкой на фоне этой кованой железной мощи. Но тут же себя и взбодрила — это ж не чужие ворота все-таки, это Павла ворота! Это его дом, в конце концов. Ведь сам Павел ее бы не прогнал от ворот?

Нажала на кнопку, робко улыбнулась в глазок камеры. Из микрофона тут же раздался уверенный мужской голос:

— Здравствуйте, чем могу быть полезен?

— Я, собственно, хотела бы видеть госпожу Званцеву.

— А по какому вопросу?

— А сам вопрос мне бы хотелось с ней обсудить, извините. Это касается ее мужа, Павла Петровича Званцева.

— Минуту…

Тишина. Длинная, вовсе не минутная. Или ей от волнения так показалось? И снова тот же голос из микрофона:

— Да, сейчас открою. Секунду.

О, какой вежливый — кто он, охранник, наверное? Насобачился с минутами и секундами. И вправду, замок загремел.

Открылось сбоку от домофона что-то вроде калитки, высунулось довольное приветливое мужское лицо — молодое, курносое, ярко-румяное.

— Проходите, пожалуйста, вон туда, по дорожке, прямо к дому. Злата Юрьевна выйдет к вам на террасу, в дом заходить не надо. Единственное, что я попрошу. Если не трудно, вашу сумочку. Простите, но это моя служебная обязанность.

— Да нет проблем! — дернула она «молнию» на сумке, показывая курносому мужичку все ее незамысловатые внутренности. Чего там, господи? Косметичка, кошелек, зонтик! А дамского пистолета, простите, нет. И бомбы тоже. И бутылки с зажигательной смесью.

— Спасибо…

— Да не за что. Можно идти?

— Да, пожалуйста…

Какое у него лицо стыдливое. Даже покраснел, бедолага. Новенький, наверное, не привык еще. И глаза такие. С застывшими вопросами. Будто очень-очень спросить хочет, но не решается.

Перекинула ремешок сумки через плечо, сунула руки в карманы брюк, медленно пошла по дорожке. Да, надо идти медленно, чтобы не скатиться в трусливую суетливость. И спину прямо держать. И лицо сделать деловым и сосредоточенным, хоть и пребывает нутро в панике. Не каждый день с таким разговором к незнакомому человеку идешь.

А хорошо здесь, по эту сторону забора… Газон, сосны, солнце на стволах бархатно-терракотовое. И дом очень красивый, большой, но издали кажется легким, изящным. И цветы у дома — много цветов. Постоять бы, поглазеть на всю красоту при других обстоятельствах…

Ага, на террасе ее уже ждут. Как ее там? Злата Юрьевна? Красивое имя — Злата. Это вам не Маша какая-нибудь.

Так, рассмотрим Злату поближе… Да, красавица, конечно же, кто бы сомневался. Рост, фигура, лицо, волосы, не женщина, а ледяной глянец. А еще она похожа на розовый аппетитный леденец на палочке. Из тех, из нынешних, которые на вид сладкие, и лизнешь — тоже сладко, а на самом деле — один вред здоровью. А может, у нее от страха такая ассоциация образовалась? Как защитная реакция. А может, не от страха, а от зависти, чего уж греха таить. К тому, что — жена… Жена Павла…

— Здравствуйте, Злата Юрьевна. Мне нужно с вами поговорить.

— Да, я это уже поняла. Присядьте, пожалуйста, вот сюда.

Царственный жест в сторону ротангового креслица, быстрый оценивающий взгляд. Небрежно — волосы за спину. Шикарные волосы, произведение парикмахерского искусства. Подождала, когда она усядется, села сама, немного нервно закинула ногу на ногу.

— Простите, кофе не предлагаю, у домработницы выходной. Тем более у нас мало времени, я тороплюсь. Слушаю вас. Кстати, представьтесь, пожалуйста.

— Да, да, конечно… Меня зовут Мария Сергеевна, но можно просто Маша…

Ну вот, уже и растерялась от холодного приема. И лицом засуетилась, и голосом задребезжала. И это, сказанное торопливо-извинительно — «просто Маша»… Все, тихо. Не надо суеты и испуга. Надо спокойно сесть и плечи расправить, не дергаться складыванием ноги на ногу и ладонями по коленке не трепетать. И застывать не надо, будто тебя от страха кондратий хватил. Хотя и трудно, зараза… Трудно выбрать спокойную достойную середину. Где ты, спасительная энергия внутреннего усилия? Дай смелость смотреть в эти глаза… В надменные, вежливо-холодные.

А на какой прием она рассчитывала? У женщины муж из дома сбежал, ничего толком не объяснив, а тут еще какая-то «просто Маша» на голову свалилась. Все ж понятно, в общем.

— Я слушаю вас, Маша. Говорите. Только очень коротко и по делу.

— Ну, если по делу… Даже не знаю, как приступить. В общем… Я думаю, вы должны знать правду, Злата. Павел не ушел от вас к другой женщине, это неправда. Он вас обманул… Он не захотел, чтобы вы знали… Ой, как мне трудно это говорить, но что делать… В общем, он болен, у него четвертая стадия рака. Он… Он умирает, понимаете? И он ушел, потому что… Он решил умирать один. Вот, собственно, и все. Извините, что я так сумбурно… Но вы сами просили — коротко и по делу. И я подумала — вы должны знать все, как есть. Потому что это несправедливо даже по отношению к вам… Вы жена, и потому…

— Да, я жена. А вы кто?

Вопрос прозвучал слишком резко, как выпад. Она подняла глаза, поморгала растерянно. Неужели эта Злата не поняла, что ей сказали? Может, суть не дошла? Сознание отказывается принимать?

— Так кто вы? Чего молчите? Или с более-менее приличным статусом определиться не можете?

— С каким… статусом? Вам родословная моя нужна, что ли? Но зачем? Я же просто приехала с вами поговорить. Вернее, сообщить. Я из другого города ехала.

— А, ну теперь понятно более-менее. Вы какая-то его летучая подстилка, да? Командировочная подружка? Кстати, с ним иногда случается, тянет на таких дворняжек, чтобы восхищались и в рот смотрели! Он что, своим присутствием вас осчастливил, да? Заполнил божественным светом однушку в хрущобе?

Она точно задохнулась болью. Будто получила резкий удар в солнечное сплетение. Потом боль сменилась удивлением, даже обиды не было. Наверное, по обиде тоже попало, еще не успела очухаться.

— Ну, знаете… — залепетала она тихо, качая головой из стороны в сторону, — я бы вас попросила вообще-то… Конечно, можно списать на неожиданность. Вы не готовы были к этой информации… Нет, вы хоть поняли, что я вам сейчас сказала? Что ваш муж болен? Смертельно болен, у него четвертая стадия рака? Вы понимаете, что он решил умирать один? Вне дома, без вас?

Злата откинулась на спинку кресла, прищурила глаза, глянула вдаль, меж стволов сосен. Пальцы нервно теребили подлокотник, но лицо было спокойным. Казалось, мимика этому холеному лицу вообще чужда. Натянутая гладкая маска, а не лицо. А может, ему вообще мимика противопоказана? Ну, чтобы холеную гладкость не беспокоить? Может, и разговор можно считать законченным, а на ее вопросы прекрасная Злата и не собирается отвечать?

Хотя нет, встрепенулась вроде… Подалась к ней всем корпусом, глянула хищно в глаза, близко-близко:

— Ладно, давайте прямо! Как вас там… Мария, да? Скажите, Мария, а вам-то какой в этом интерес? На завещание рассчитываете, да? Может, и с нотариусом уже сговорились? Так вот что я вам сообщу, Мария. Можете ни на что не рассчитывать, все имущество записано на меня и на моего сына. У Павла ничего нет. Ему самому так удобно было — ничего не иметь. Так что…

— Я ни на что не рассчитываю, Злата, — съеживаясь под ее хищным, бьющим в лицо взглядом, проговорила она как можно спокойнее. — Я просто хотела, чтобы вы знали правду. Он болен. Он это скрывал от вас. Теперь вы знаете правду. Все, мне больше ничего не нужно.

— Все?

— Да. Все. Дальше действуйте, как вам будет угодно. Или… Или вообще не действуйте. Тоже как вам будет угодно.

— Да замолчите вы… Не ваше дело. Я без вас разберусь, как мне действовать или как не действовать. Если он скрывал от меня, значит, ему так надо было. Это его выбор. И вас вообще наши дела не касаются. Хотя… Все-таки вас я не совсем понимаю. Должна же быть какая-то причина вашего порыва! Если вы знаете, что Павел от меня решил скрыть… Вы-то с какой целью подсуетились?