Тени войны - Алексей Оверчук

Человек молчал.

«Скрипач» молниеносно дернул свободной рукой. Хлесткий звук. Пленный рухнул, оставив клок волос в пальцах «скрипача». Попытался встать, но тут же получил удар ногой в пах. Закрутился по траве волчком, суча ногами и подвывая от боли.

Я отвернулся.

— Достань детектор. Надо проверить, — приказал дядя племяннику.

«Скрипач» снова поставил пленника на колени. Нашарил в своем кармане какой-то приборчик. Под его пальцем пискнуло, и приборчик залился зелеными огнями. «Скрипач» принялся водить детектором по телу пленника, методично обследуя ноги, живот, спину, пах. Прибор молчал.

— Лицо теперь, — подсказал Вяземский. — Он не может его прятать в тайнике. Только на себе.

«Скрипач» провел детектором перед лицом пленника. Прибор замигал красным огоньком, запищал. Пленник дернулся. «Скрипач» врезал ему по скуле, и он снова повалился на лужайку.

— Смотри, код не повреди! — сердито шикнул профессор.

— Он у него возле глаза зашит. А я ему в челюсть двинул. Вот так… — И «скрипач» ударил пленника ботинком по лицу.

Пленник дернулся и затих.

— Вы садисты! — не выдержал я. — Совести у вас нет!

— Это не мы, это работа садистская. А совесть у нас есть. Просто мы ее не используем в работе.

«Скрипач» достал нож, склонился над безжизненным телом агента и осторожно стал рассекать кожу возле правого глаза. Пленник вскрикнул от боли — «скрипач» отпрянул и… ударил ножом в горло. Взметнулся и опал фонтан крови.

— Вот напугал, бляха! — фыркнул «скрипач». — Ну, теперь-то угомонился… — и резанул ножом. — Ага! Вот!

На кровавой ладони «скрипача» блестела золотая пластинка. М-да, тонкая работа…

— Теперь по коням! — скомандовал Вяземский.

Группа сложила оружие в багажники.

Прежде чем взяться за руль, «скрипач» вытер промасленной тряпкой руки и спрятал ветошь под сиденье. Я содрогнулся. Убить, а потом тряпочкой стереть кровь с рук, словно в грязи запачкался!

Спустя час мы остановились у кемпинга. Сняли номер. Мы — это профессор, «скрипач» и я. Так сказать, группа поддержки с помповиками ушла на машине куда-то своей дорогой.

Первым делом я направился к холодильнику. Достал оттуда бутылку виски. Не стал смешивать с соком. Хряпнул прямо из горла — по-нашему, по-русски. Да и любой виски, пусть самый-самый, всего-то самогон — по запаху и по вкусу.

«Скрипач» остался на свежем ночном воздухе. Надо полагать, слушает тишину — насколько она тиха.

Вяземский раскидал на кровати крестики, талисманчики, цепочки. Потом бережно рассортировал их по конвертам. От этих побрякушек за версту несет кровью. Сколько людей было убито сегодня из-за них? Свыше десятка — это точно.

В руках Вяземского появился маникюрный набор. Пинцетом он вытащил из железной баночки микропленки и так же тщательно распихал их по конвертам. Словно сажал семена в грядку.

Я демонстративно не обращал на него внимания. Слонялся по комнате, словно был один, и время от времени прикладывался к бутылке.

Да и Вяземский меня игнорировал. Причем без всякой демонстрации. У него был магнит попритягательней.

Упаковав все свои обретенные «магнитики», он вышел. Надо думать, составить компанию племяннику в деле слушания тишины.

Оставшись один, я с размаху обрушился на кровать. Матрас оказался водяной, и меня чуть не выкинуло обратно. Я с трудом удержался на плаву. Посмотрел в бутылку. Ого! Почти пуста. На донышке еще плещется.

В голове шумели мысли. Я сел на кровати. Достал из кармашка подарок Риты, повертел в пальцах. Жук, — его изумрудные лапки ярко сверкали даже при тусклой лампочке, мягкой синевой отливали тончайшие крылышки и усики.

Эх, Рита, Рита! Зачем ты приходила? Зачем я вообще впутался в эту историю?.. Вот как мне себя вести?! На свете есть много вещей, которые нормальному человеку лучше не знать. Когда он все-таки сталкивается с ними, то впадает в ступор. Нормальная логика в мире нелегальной разведки не годится. Тут совершаются убийства, творятся предательства, подкладываются свиньи огромных размеров. И все это в порядке вещей.

Я выглотал остатки виски. Спрятал жука в карманчик. И снова полез в холодильник. Где-то там была еще бутылочка виски!

…В алкогольном тумане надо мной склонилось лицо профессора. Вспорхнул под потолок смешок «скрипача» Василия.

— Нализался, щенок! Еще и из горла!

Кто-то из них поднес мне стакан:

— Давай еще! На ход ноги!

Последняя капля, которая переполняет терпение организма. И мозги капитулируют. Темнота сомкнулась, и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то вбок и вниз.

Мне снилось сполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Тихими волнами плескалась музыка, и певец голосом Вяземского выводил: «От Москвы до Бреста нет живого места там, где мы с ребятами прошли… »

На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги. Я снова отключился.

Когда открыл глаза, по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Мозги продолжали плавать в каком-то тумане. В тот стакан, что «на ход ноги», эти сволочи явно что-то подмешали!

Где мы?! В аэропорту. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть, покачивался немного. «Скрипач» Василий и профессор Вяземский поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.

— Почему у меня такие большие уши? — захохотал я во все горло.

— Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, — услышал я не менее веселый ответ.

На паспортном контроле Вяземский стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:

— Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост.

— А уши? Не отвалятся? — спросили, смеясь.

— О нет! Только по достижении половой зрелости! То есть не скоро!

Снова смех.

Мы прошли в узкий коридор на посадку. Я услышал за спиной:

— Эти англичане — такие идиоты! Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.

Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня дурацкие уши. Протянул стакан с водой и какую-то таблетку:

— Выпей! Тебе пора приходить в себя.

Я запил таблетку.

— Что случилось? Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?

— Отвечать в порядке поступления вопросов?

— Да, уж будьте добры, — кивнул я и поморщился.

От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно.

— Ничего не случилось, — пожал плечами профессор. — Опоили, чтобы ты не сбежал в порыве чувств. А летим мы в Китай.

— Почему в Китай?

— Потому что настает зима. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!

О, профессор! Мы умеем острить?.. Он говорил вроде бы дружелюбно, но с намеком на угрозу. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.

— Ты пришел в себя?

— Более-менее.

— Тогда позволь встречный вопрос?

— Валяйте!

— О чем ты говорил с этой своей… Ритой?

— Я? С Ритой? Ах, да! — прикинулся я дурачком. — Рассказывал ведь уже! Про Москву, про Россию. Она мне адрес свой дала…

— Не прикидывайся дурачком! Я не о первом знакомстве, а о вашем ворковании на автостоянке.

— На автостоянке?

— Сказано тебе, не прикидывайся!

— Она жива? — спросил я напрямую.

Вяземский чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:

— Думаешь, я не знал заранее, что ты ее отпустишь? Не забывай, я специалист по поведенческой психологии… Когда у тебя в номере я учуял духи, сразу понял, кто именно тебя посетил. Ты даже не представляешь, сколь много могут сказать человеку запахи, если к ним, конечно, прислушиваться… И вот мы летим к твоей пассии. В Китай. Она почему-то думает, будто ей там безопасней.

Полчища мурашек побежали по моей спине к заднице. Наверное, прятаться.

— Что она тебе говорила о нас?

— Когда?

— Не валяй!

— То, что вы делите сферы влияния в военной разведке. Хотите заменить агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и занять главенствующую роль в разведке.

— И все?

Я кивнул.

— Почти правда. Все равно они были предателями… Что еще?

— Ах, еще?! Еще она сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, в последний раз видевшие убитых агентов живыми. Так ли это, Григорий Алексеевич?.. И еще меня интересует одна деталь. Для будущей книжки… В номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики. А еще были микропленки. Что на них?