Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, мои детские гуляния на улице проходили среди землянок, среди проходящих строем солдат и гула военных самолетов.
Позже дивизию, в которой служил отец, перебросили на западный фронт биться с фашистскими захватчиками. Отец после войны мало рассказывал о сражениях, в которых участвовал, но у него было шесть боевых орденов и несколько медалей. Я в основном запомнил две: «За взятие Кенигсберга» (ныне Калининград) и «За взятие Берлина».
А между тем, мы с мамой и старшим братом Витей переехали поближе к фронту – во Владимирскую область, в город Ковров. Городок жил, как и все советские города, не оккупированные фашистами, одним общим укладом, который можно выразить короткой фразой «Всё для фронта, всё для победы».
Проживали мы в доме, который предназначался для семей фронтовиков. Мужчин там я не видел до самого конца войны, были только женщины и дети. Бытовую сторону описывать не буду, она исчерпывающе охарактеризована в известной песне гениального Владимира Высоцкого: «… все жили мирно, дружно так – система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная…». И ещё: «… не боялась тревоги соседка, и привыкла к ней мать понемногу, и плевал я, здоровый трёхлетка, на воздушную эту тревогу…». Прекрасно помню, как мама с другими женщинами соскребала ножом бумажные полоски с окон, наклеенные крест-накрест на стёкла для маскировки, чтобы не привлекать вражеские самолёты-разведчики – в 1944 в этом уже не было необходимости, Владимирская область была уже надёжным тылом. Голода, как такового, не помню, но по утрам всегда почему-то просил дать погрызть сухую хлебную корочку…
С 1944 года и далее весь 1945 год на улицах стало появляться всё больше и больше калек в военных шинелях: кто на костылях, кто без руки, а кто вообще безногий, передвигался на самодельной дощечке с колесиками. К некоторым женщинам нашего дома-общежития стали возвращаться израненные мужья. Мать ждала, как манну небесную, письма отца с фронта.
Между тем, наша детская жизнь шла своим чередом: старший брат ходил в школу. Вблизи нашего дома работал кинотеатр, и мы ходили смотреть фильмы, главным образом, о войне. Неизгладимую память оставил фильм «Иван Никулин, русский матрос» – про то, как воюет морская пехота. После этих фильмов мы, мальчишки, устраивали во дворе игры «в войну» и ожесточенно изображали, как кидаемся с гранатами под вражеские танки. Были и вполне мирные картины на темы русских сказок.
Вечерами в длиннющем коридоре нашего дома дети устраивали свои игры, тут заводилами были чаще девочки. Помню, как однажды стали изображать царский двор (кажется, после фильма «Принц и нищий», или «Золушка») и меня, как самого младшего из компании, посадили на трон изображать принца. Девочки манерно и вполне похоже изображали придворных дам, вели светские разговоры, подавали мне изысканные яства (понарошку), а я важно восседал на троне (то бишь, на табуретке) и выслушивал их манерные речи с большим удивлением.
Я это к тому привожу, что, несмотря на суровые военные будни, у детей была огромная тяга к чему-то светлому, интеллектуальному, духовному. Приходили и уходили праздники. Помню, как на Новый 1945 год старший брат повёл меня в свою школу на детский новогодний утренник, где был настоящий, как мне тогда казалось, Дед Мороз и другие сказочные герои.
И вот, наконец, в мае 1945 года по радио объявили о взятии Берлина и о победе Красной армии в Великой Отечественной войне. Через какое-то время, помню, ночью, сквозь сон слышу вдруг стук в дверь и мамин крик, лопотанье брата «папа, папа!», и я, ещё сонный, ощущаю, как кто-то целует меня, прижавшись ко мне колючей небритой щекой. Папа вернулся с фронта живой!!!
Но для нашей семьи война на этом ещё не закончилась. Отец заехал к нам только повидаться – их часть срочно перебрасывали на Дальний восток для проведения боевой операции по освобождению острова Сахалин и Курильских островов от японских захватчиков. Для нас жизнь в тылу продолжалась.
Как мы все знаем из истории, Сахалин и Курильские острова довольно быстро и энергично были освобождены от «самураев» войсками Красной Армии, и мама получила, наконец, письмо от отца с вызовом приехать к нему всей семьей на Сахалин, где он командовал уже авиаполком бомбардировочной авиации в звании подполковника. Мама тут же начала собираться.
Предстоял долгий-долгий путь расстоянием почти 10 тысяч километров из центральной России на самый край света – остров Сахалин. Добирались мы сначала по железной дороге поездом до Хабаровска и ехали в вагоне целых две недели. Железная дорога тогда ещё не была электрифицирована, и наш состав тащили по очереди паровозы, которые часто останавливались на станциях и разъездах, ожидая встречного поезда, так как не везде была проложена двойная колея.
Мы ехали в плацкартном вагоне, который был набит битком пассажирами. Помню, на верхней полке ехал мужчина с добродушным лицом в гимнастерке – инвалид с фронта, у него не было правой руки. Несмотря на это, он был всё время в хорошем настроении: ещё бы – ехал домой с войны живой! Он, несмотря на отсутствие руки, легко спрыгивал со своей верхней полки на пол и также легко забирался обратно.
На станциях частенько в вагон проникали нищие, которые просили милостыню. Строгая рыжеволосая кондукторша в фуражке одергивала их и пыталась выпроводить, но ничего не помогало. Иногда в вагон забирались мальчики и начинали громко петь военные песни. Особенно мне запомнился один малец, почти такого же возраста, как я, весь оборванный, он пел песню «Прощайте скалистые горы» и пел так одухотворенно, так выразительно, что на меня это произвело огромное впечатление, и я побежал к маме в купе просить, чтобы она дала что-нибудь мальчишке. Денег у нас, конечно, не было, но краюху хлеба этому пацану мне удалось выпросить. А вот «злую» кондукторшу, которая его выгоняла, я в душе невзлюбил.
Наконец, мы приехали в Хабаровск, где должны были сесть в самолёт и лететь на Сахалин к папе! В то время не было рейсов гражданской авиации, соединяющих Хабаровск с аэродромами Сахалина, совсем недавно освобожденными от японцев. Помню, мы долго и послушно ждали посадки на самолёт. Потом, наконец, нам объявили: приготовиться к посадке. Самолёт оказался не гражданским самолётом Аэрофлота, а военным транспортным самолётом «Дуглас» американского производства. Такие самолёты появились у наших ВВС в 1945 году по
