Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"То был молодой человек, грязный, худой, необыкновенно болтливый, не умевший досказать ни одной фразы до конца и брызгавший при этом слюной, ибо в его слишком влажном рту недоставало чуть ли не всех верхних зубов".
Но Dilecta не покидала своего Оноре.
"В этой ужасной борьбе меня поддерживал ангел, - напишет он десять лет спустя Эвелиме Ганской. - Госпожа де Берии стала для меня настоящим Божеством. Она была одновременно матерью, подругой, семьей, другом, советчицей; она создала писателя; она утешала молодого человека; она плакала, как сестра; она смеялась, она являлась каждый день, точно благодатная дремота, и усыпляла все горести" [переписка Бальзака с Ганской цитируется по изданию: Balzac. Lettres a L'Etrangere, Calmann-Levy, Paris, 1899].
Ибо горести терзали его. Заказчики в типографию обращались нечасто, и платили они плохо. Предприятие не окупало себя. Бальзак не умел точно исчислить стоимость работ, ему не удавалось предупредить "утечку", которая неизменно бывает очень велика, когда хозяин не сведущ в деле и не способен следить за подчиненными. У него обнаружилась досадная привычка смешивать собственные расходы с расходами типографии. И все же в 1827 году ему пришла в голову мысль расширить фирму. В свое время ради того, чтобы стать издателем, он вздумал сделаться типографом, а теперь, чтобы остаться типографом, он решил обзавестись словолитней. Акционерное общество "Бальзак и Барбье" обогатилось третьим компаньоном, Жаном-Франсуа Лораном; на средства, которые и на сей раз ссудила госпожа де Берни, приобрели словолитню. Совладельцы объявили о выпуске великолепного альбома, где будут представлены образцы всех типографских литер, виньеток и заставок новой фирмы. Крах не дал им времени даже издать этот альбом.
В феврале 1820 года Барбье, почуяв, что банкротство неизбежно, покинул приходившую в упадок типографию, и вся ответственность легла на плечи Бальзака. Акционерное общество "Бальзак и Барбье" распалось; вместо него было создано новое акционерное общество "Лоран, Бальзак и де Берни". Это произошло в ту пору, когда пылкие страсти слишком молодого любовника, брыкавшегося в оглоблях верности, заставили глубоко страдать Лору де Берни. Тем не менее она всегда готова была прийти на помощь Оноре.
Госпожа де Берни - Бальзаку:
"Если бы ты хоть раз в жизни испытал на миг те муки, какие терзают меня со вчерашнего дня, ты не выказал бы столь суровой и ненужной жестокости. Я не совсем понимаю смысл твоего негодующего восклицания по адресу женщин, но если ты думаешь, что может существовать сердце, которое поклоняется тебе, как богу, и пои этом не испытывает мук, разлучаясь с тобой, то ты ищешь новый философский камень, о котором мечтают все эгоисты... Дело наше улаживай так, как собирался с самого начала; я вовсе не претендую на то, чтобы мое имя упоминалось в названии акционерного общества".
Она внесла 9000 франков наличными; общая сумма капитала составляла 36000 франков, из них 18000 франков стоило оборудование, принадлежавшее Жану-Франсуа Лорану.
Великодушная женщина вела себя весьма отважно, ибо финансовое положение Бальзака становилось все более угрожающим. Он сам должен был акционерному обществу 4500 франков. Почему? Да потому, что слишком много тратил на портного, на сапожника, на обойщика. От одного из самых крупных своих заказчиков, книгопродавца из Реймса, Оноре принимал в уплату книги: они пополняли его личную библиотеку, но от этого денег в кассе типографии не прибавлялось. Окончательная катастрофа казалась неотвратимой. Между тем Бернар-Франсуа, обладавший столь же богатым воображением, как и его сын, трубил победу.
"Оноре продвигается вперед с быстротой молнии; за каких-нибудь пятнадцать месяцев он обзавелся типографией с пятнадцатью печатными станками, получил патент как владелец книгоиздательства, которое помещается рядом с типографией, и уже приобрел словолитню, куда будут обращаться со своими заказами другие типографы. Если только он не заболеет, то за пять-шесть лет сколотит себе состояние; он будет этим обязан своему таланту, своей несравненной энергии и тому, что я ссудил ему 50000 франков. Уже одно это скажет вам, что я иду на все ради детей".
Однако факты - упрямая вещь.
Бальзак - Теодору Дабленд, март 1828 года:
"Я пропал, милый дядюшка, если только вы не выручите меня. Тысячефранковый кредитный билет - последняя моя надежда - уплыл из моих рук нынче утром, когда пришлось произвести неожиданный платеж. Сейчас, когда я вам пишу, я благополучно заканчиваю месяц, но завтра мне рассчитываться уже нечем. Я располагаю отсрочкой до восьми вечера, а потом все будет кончено. Прошу вас, подумайте обо мне; не найдете ли вы способ раздобыть эти проклятые полторы тысячи франков; правда, они - лишь половина того, что мне нужно, но доставьте хотя бы их. Вчера я исчерпал все свои возможности. Я снова зайду вечером в половине седьмого; ведь у вас так много друзей и знакомых, может быть, вам удастся найти эту сумму".
Вскоре Бальзак, неотступно преследуемый кредиторами и рабочими, которым не платят жалованье, спасается бегством к Латушу. Словолитня единственное стоящее предприятие фирмы - была перепродана. Бальзака сменил в качестве ее владельца сын его возлюбленной Александр де Берни, а она выдала Оноре расписку в погашении 15000 франков долга. Что касается типографии, то с ней пришлось распрощаться. Родители Бальзака желали любой ценой спасти своего старшего сына от банкротства. Точнее, госпожа Бальзак, иногда проявлявшая к нему ледяную холодность" но в трудную минуту неизменно приходившая на помощь, попросила (без ведома мужа, которому исполнилось уже восемьдесят два года) своего кузена Шарля Седийо, человека волевого и опытного, взять на себя это нелегкое дело, чтобы избежать бесчестья. Седийо уговорил Барбье стать единоличным владельцем типографии, которая была оценена в 67000 франков; Барбье обязался уплатить эту сумму кредиторам. Родители Оноре приняли на себя все остальные долги. Таким образом, у Бальзака, после того как он на три года окунулся в реальный мир, теперь не было ни словолитни, ни типографии, ни книгоиздательской фирмы - ничего, да он еще задолжал родным 45000 франков - сумму по тем временам огромную, особенно для людей его круга. Зато он приобрел бесценный опыт: понял, что такое денежные операции, какие смертные муки испытывает затравленный, разорившийся коммерсант, понял, что такое крах всех начинаний. Профессия определяет образ мыслей человека; контора стряпчего и фирма, потерпевшая банкротство, наложили неизгладимый отпечаток на творчество Бальзака.
Тем временем в "небесном семействе" разразилась другая драма. В Вильпаризи распространился слух, будто одна из местных девиц забеременела от восьмидесятидвухлетнего Бернара-Франсуа. Она по крайней мере так утверждала, и госпожа Бальзак, которую сам факт очень мало трогал, опасалась, как бы слишком прыткий старец не стал предметом шантажа. За несколько лет до этого Бернар-Франсуа с присущей Бальзакам откровенностью писал своей дочери Лоре:
"У меня молодая, красивая и пылкая любовница, к которой я привык, она для меня источник радости... Я не чувствую своих семидесяти семи лет; вот каковы мои любовные дела". Надо сказать, что и они входили в рецепт долголетия. Вспоминал ли Бернар-Франсуа о том, что он некогда сочинил "Памятную записку о постыдном распутстве, причиной коего служат юные девицы, обманутые и брошенные в жестокой нужде"?
Госпожа Бальзак просила поддержки у Лоры Сюрвиль.
"С большими предосторожностями я хлопочу о продаже дома (в Вильпаризи), однако ваш отец полностью изменил свое решение. Потребуется вся ваша ловкость, чтобы вновь заманить его в Версаль. Надо запугать его, сделать так, чтобы он боялся вернуться в Вильпаризи, отбить у него всякую охоту даже показываться там. Очень было бы кстати умно составленное анонимное письмецо из Мелена или Мо. Но должен ли он получить его до своей поездки в Версаль? Думаю, что да. В Версале такое письмо уже ничего не даст; с другой стороны, нужно, чтобы письмо прибыло в последнюю минуту, тогда он не успеет до отъезда повидаться с этой особой и не услышит ее объяснений. Впрочем, первоначально твой отец решил оставаться здесь до 10 июля; однако за такой короткий срок трудно найти покупателя на дом. Но ведь никаким другим способом его из Вильпаризи не увезешь! А если он окажется тут во время родов, его как следует облапошат, от старика чего угодно добьются, играя на его самолюбии и страхах".
Семейство Бальзака переселилось в Версаль; теперь они жили на улице Морепа, в доме номер два, неподалеку от Сюрвилей. Оноре мог вволю размышлять о любви и о стариках. Годы ученичества были для него горькими, но весьма поучительными. "Неудачи не сломили его гордости". Он сохранил "способность встречать бурю с высоко поднятой головой". Его черные глаза сверкали, как угли, на изнуренном заботами лице. Пусть его порою омрачала грусть, когда он вспоминал о своих неудачах, но в глубине души Бальзак не сдавался. Однажды, проходя по Вандомской площади в обществе Пепена-Леалера и Теодора Даблена, Оноре, поравнявшись с Колонной, заговорил о том, кем он станет в один прекрасный день. Он не отказался ни от одной из своих дерзновенных надежд. Даблен заметил, что почести и богатство меняют людские сердца; Бальзак отвечал, что он никогда не изменит своим привязанностям. Побежденный, он думал только о грядущих победах. Мысленно он жил в будущем, триумфальном будущем, населенном гуриями, усыпанном сокровищами.