Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин

Случайно ли находясь в лидерах по накопленным миллиардным капиталам, в то же самое время, согласно данным RIA Rating Agency, Россия входит в тройку европейских стран с самым низким уровнем минимальной заработной платы по паритету покупательной способности [494].

Случайно ли в России из 86 млн человек трудоспособного возраста легально заняты всего 48 млн, остальные, по словам вице-премьера правительства О. Голодец, работают в непрозрачных условиях, что представляет серьезную проблему для всего общества [495].

Случайным ли стал тот «кризис доверия между властью и обществом», о котором говорил в марте 2012 г. президент Д. Медведев: «в 90-е годы вообще почти ничему не верили, и в нулевые годы то же самое, и сейчас. Этот общественный феномен неверия заключается в том, что люди не верят в то, что мы делаем это искренне…». «Рецепт преодоления неверия — убеждать, открыто общаться, вступать в диалог», — утверждал президент [496]. Проблема лишь в том, что словам верят все меньше…

По-видимому, не верят даже чиновники. «Российским чиновникам не хватает заинтересованности в своем деле… Даже если есть нормальный человек, который и взяток не берет, у него тусклые глаза, ему неинтересно, — отмечает Д. Медведев. — Было бы здорово, если бы мы создали новый класс людей, которые будут способны решать задачи по созданию новой современной экономики» [497]. При всех пороках российской бюрократии (страшней российских либералов только российский бюрократ), фактом является то, что коррупция при олигархии носит системообразующий характер, ее подавление ведет к потере работоспособности самой системы.

«Коррупция», как заразная болезнь, поражает в той или иной мере не только значительную часть чиновничества, но и всего общества, она распространяется, как эпидемия, как чума. Возбудителем «коррупции» является эгоизм, который приобрел свои радикализованные формы в условиях современной России. Чем выше уровень эгоизма, тем ниже — доверия. Дефицит товаров в СССР сменился дефицитом доверия в современной России: по данным International Social Survey Programme за 2008 г., в среднем в 29 странах с утверждением «людям можно доверять» соглашались 45 % опрошенных, в России только 27 % [498]. Согласно индексу Trust Barometer компании Edelman, Россия в 2012–2013 гг. по уровню доверия заняла последнее место из 26 обследованных стран [499].

Фетишизация закона, который, по мнению реформаторов, должен ввести российское общество в лоно цивилизации, при олигархии лишь разрушает последние нравственные опоры, которые еще пока сдерживают общество от окончательного распада.

1919 г., Сибирь, министр юстиции, генерал-прокурор в правительстве Колчака Г. Гинс убеждает адмирала: «…мы должны писать хорошие законы, чтобы не провалиться». «Дело не в законах, а в людях, — отвечает Верховный правитель России. — мы состоим из недоброкачественного материала. Все гниет. я поражаюсь, до чего все испоганились. Что можно создать при таких условиях, если кругом либо воры, либо трусы, либо невежи?!..» [500]

Исчезновение коммунистической идеологии, в свою очередь, как это ни странно, привело не к более осознанному отношению к реальности, а наоборот к появлению множества находящихся за гранью откровенного невежества иллюзий: социальных, исторических, национальных, религиозных, политических и т. п., расколовших общество на десятки и сотни ничем не связанных друг с другом групп. Иллюзий, за которыми люди, зачастую не осознавая этого, прячутся, спасаясь от разрушительного воздействия окружающей их реальности.

Распространение и популяризация невежества имеет и чисто практический смысл. Невежественными людьми легче манипулировать, у них легче создавать «позитивные ожидания».

В сочетании с чрезмерным социальным неравенством и эгоизмом существующие иллюзии создают гремучую смесь, которая в случае экономического кризиса и ослабления государственной власти вырвется наружу. И тогда вновь призрак «бессмысленного и беспощадного» замаячит за тенью современной цивилизации.

В канун революции 1917 г. французский посол М. Палеолог описывает особенности союзной страны: «Социальный строй России проявляет симптомы грозного расстройства и распада. Один из самых грозных симптомов — это глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Никакой связи между этими двумя группами, их разделяют столетия…» [501].

Представление о том, о чем идет речь, может дать следующий пример: в результате социальных реформ в Великобритании в 1913 г. было введено страхование по безработице. Во Франции «правительству (с началом войны) пришлось наскоро создать организацию… по страхованию от безработицы. Оказание быстрой помощи диктовалось необходимостью сохранения социального мира. 20 августа 1914 г. правительство создало национальный фонд для безработных…» [502]. В России рабочим пришлось сначала свергнуть царя, а затем и Временное правительство, и лишь большевики, придя к власти, 11 декабря 1917 г. приняли «решение о страховании на случай безработицы» [503].

В 1920 г. в продолжавшемся споре со своими политическими оппонентами В. Ленин отмечал: «Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого несделали? Потому что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием » [504] .

Конечно, против существующего положения вещей не может не выступать оппозиция и прежде всего либеральная. Либералы вправе гордиться своими достижениями, именно они в феврале 1917 г. положили конец Российской империи, а в 1991 г. Советскому Союзу. Что ж, без разрушения, как говорил Й. Шумпетер, нет созидания. И российские либералы вполне успешно справляются с первой частью, что касается второй, то тут возникают очевидные проблемы, которые создают ощущение, что российские либералы генетически неспособны к созидательной деятельности, что созидание вообще не является даже их целью. Либеральная оппозиция не дает ни одной созидательной идеи, ни одного проблеска мысли, кроме ностальгирования по временам «демократии и свободы» 1990-х гг. и вечных томлений по приходу иностранного капитала, который, мол, все сделает сам…

В России, как и в большинстве других стран, либеральные реформы проводились при помощи «шоковой терапии», в результате на месте вчерашнего авторитаризма буквально через «500 дней» [505] должно было появиться новое свободное, рыночное, демократическое общество. Однако в России «шоковая терапия» привела не к построению новой власти, а наоборот (так же, как и после февраля 1917 г.) к полному ее исчезновению, нет, конечно, символы ее присутствовали, но самой власти уже не существовало. Заря свободы и демократии превратилась в эпоху хаоса и анархии.