Две вдовы Маленького Принца (СИ) - Калько Анастасия

"Костя явно что-то подозревает, вот и делает мне намеки. Если не перестанет, рявкну на него как следует. Еще есть возможность все обратить в шутку. Он и раньше меня подначивал из-за Вяземского, потом - из-за Чиркова и прекращал шуточки после хорошего окрика. Надо и сейчас так сделать. Пусть думает, что все как обычно и сворачивает тему. Мне пофиг, а Славу тут задергают. Вот уже и Стас придумал, семинаристом обзывать. Пользуются тем, что Слава - не я, посылать и огрызаться не умеет, по-другому воспитан..."

***

Наташа смотрела на сцену с нарастающим изумлением. Это было что-то новое. Так Слава еще не играл. Сегодня его Керн был не "ботаником" - аскетом, книжным мальчиком, "Знайкой", как сказал Лаврецкий, а человеком сильных страстей, кипящих под внешней невозмутимостью и время от времени прорывающихся наружу. Под стать ему была и Алиса - Лоран. Она сегодня тоже изменила свое прочтение роли, и ее Мари была не просто экзальтированной девицей, которая поначалу симпатизировала молодому начальнику, а потом ужаснулась и возненавидела его, считая убийцей. Она мстила Керну за то, что он не откликнулся на ее недвусмысленные авансы и даже сделал вид, что ничего не понял - и это после того, как ее мать, закатив глаза, возглашала: "Если бы Мари его полюбила - и Керн бы не устоял! Другой такой Мари ему вовек не сыскать!". Привыкшая к такой оценке своей личности, Лоран была оскорблена до глубины души, когда Керн проигнорировал ее симпатию и (чего скрывать) желание найти себе "выгодную партию". Поединок страстей, любовь, обида и ненависть, доведенные до грани кипения - вот что происходило на сцене между Томилиным и Астаховой в роли Керна и Лоран.

- Они бы сперва со мной обговорили, как собираются изменить трактовку образов, - шепнул Лаврецкий Наташе,- но черт возьми, кто скажет, что это неудачно, пусть бросит в меня камень. За такую игру прощаю им самоволку!

Атмосфера на сцене была настолько наэлектризована, что казалось: еще немного, и случится короткое замыкание. Когда упал занавес и объявили антракт, зрители даже не сразу встали с мест, хотя обычно не задерживались, спеша в буфет, курилку и туалет.

- Бесподобно, - потер руки Евсеев, - я не заметил, как прошли два часа. Они не играют, они живут!

- Я знал, что Слава еще разыграется! - ликовал режиссер, - и вот он раскрылся! Это же настоящее сокровище!

Наташа зарделась от удовольствия, как раньше - когда слышала похвалы юридическим талантам мужа. А сейчас... "Я изменила Уланову, - снова вспомнила она, - и этого уже назад не отыграешь. Но может, это и высвободило Славу из кокона, в котором он был, помогло ему играть в полную силу и дать отпор тому идиоту около театра? Иногда хорошая встряска творит чудеса!"

Второе действие было исполнено такой чувственности, что у Наташи закружилась голова. И снова: ненависть из-за отказа, жажда мести - чего бы это ни стоило, и в конце - тот роковой выстрел из кабинета... А Артур Доуэль грустно говорит Мари: "Теперь некому продолжать дело моего отца. И как знать, может, лет через сто потомки нас за это осудят".

- Так чем вы думали? - крикнули из зала.

- Точно не головой, - ответили из другого ряда.

Опустился занавес, но артистам удалось уйти со сцены только минут через двадцать. Аплодировали стоя.

В разгар фуршета за кулисами Наташа увлекла Вячеслава за собой в курилку и обняла его:

- Поздравляю тебя! Это твой звездный час.

- Я выложился по полной, - Томилин обнял Наташу в ответ. - Смотрел в ложе на тебя и старался играть как можно лучше.

Незамеченная ими, с аллеи в арку смотрела, кусая губы, Соня Завьялова. А с другой стороны на парочку щурился забывший даже закурить Стас Вяземский.

***

Наташа бежала по Невскому проспекту к повороту на Литейный. Расстегнутое пальто развевалось от встречного ветра. Туфли часто стучали по мокрому асфальту. Октябрьская морось оседала на коротких непокрытых волосах.

Сердце гулко стучало в груби, изо рта вырывался пар. Озябшие "живые фигуры" и люди в костюмах лошади и жирафа около Елисеевского магазина проводили бегущую молодую женщину недоуменными взглядами. Немногочисленные в этот день прохожие сторонились, пропуская Наташу. У кинотеатра "Аврора" она чуть не налетела на облаченного в яркий желтый дождевик зазывалу. Парень привычно ловко уклонился, не переставая вещать об "увлекательном туре по рекам и каналам в комфортабельном теплом салоне".

- Теплоход стоит у причала, отправление прямо сейчас, осталось всего два места, - неслось ей вслед.

Наташа промчалась мимо приемной института, миновала очередной кинотеатр и чуть не проскочила поворот на Литейный.

С желоба над окном "Республики котов" ей на грудь шлепнулась тяжелая ледяная капля. Она моментально просочилась через плотное шерстяное платье. Наташа вздрогнула и остановилась, тяжело дыша. Несмотря на промозглый осенний день, она вспотела и запыхалась. Щеки горели. Так она себя чувствовала в прошлый раз, когда их собрали и объявили, что у них есть выбор: принять новую присягу и продолжать службу - но уже в армии другого государства, или подать рапорт об увольнении. Ощущение, как будто она забыла парашют и сверзнулась в кучу снега или повисла на ветках - вроде жива, а из глаз искры летят и мозги перепутаны.

-Маску, куар-код! - остановила ее караулившая у калитки сторожиха.

Наташа лихорадочно перерыла сумку в поисках файла с кодом и разорвала пакетик с маской.

- Проходите. Спасибо.

Наташа промчалась по парку, уже сбрасывающему осенний убор, и вбежала в гулкие массивные двери старинного здания.

Алиса Астахова и Вахтанг Коташвили сидели в уголке ожидания на деревянных стульях. Соня Завьялова нервно ходила туда-сюда у стены, от окна до могучей монстеры в кадке.

- Куда в пальто? - догнала Наташу гардеробщица, - здесь больница, а вы в уличной одежде!

Сунув в сумку номерок и пригладив мокрые волосы, Наташа подошла к Алисе и Вахо.

- Ну что? - спросила она, торопливо переводя дыхание.

- Оперируют, - ответила Алиса, - пока ничего определенного не говорят.

Звонок от Астаховой застал Наташу в Доме книги на автограф-сессии. "Славу забрала "скорая", прямо с репетиции, - выдохнула в трубку Алиса, - подозрение на аппендицит!"

Сегодня в театре репетировали "Развязку" на Оккервиль". Томилин как всегда промчался по берегу, прыгнул в "реку", спасая "тонущего" Макарова - Вахо, и вдруг, уже вытаскивая "свидетеля", охнул и схватился за живот. "Ничего, - ответил он встревоженным Вахтангу, Инессе и Стасу, - сейчас пройдет... Я сейчас встану!"

Но, взглянув на белое, в поту лицо молодого человека, полные боли глаза и согнутую фигуру с прижатыми к боку руками, Стас и Вахо спешно усадили его на бутафорскую скамейку, Алиса притащила пузырь со льдом, помня, что при "остром животе" нужно прикладывать холодное. Примчалась перепуганная Соня. "Он со вчерашнего дня жаловался на боль, - сказала она, - но говорил, что ничего, пройдет. А сам за вечер и утро пачку "Нурофен форте" выпил..."