Ацтек. Гроза надвигается - Гэри Дженнингс

– Жаль, что ты не можешь поехать с нами, Крот, – сказал Тлатли вполне искренне, хотя это нисколько не омрачило его радость. – Ты бы ходил вместо нас на все эти скучные школьные занятия, а мы бы тем временем работали в мастерской.

В школах, которые их пригласили, оба юноши должны были помимо традиционного обучения у жрецов учиться еще и у теночтитланских художников: Тлатли у скульптора, а Чимальи у живописца. Я был уверен, что ни один из них не станет уделять серьезное внимание урокам истории, чтения, письма, счета и тому подобного, а ведь всему этому мне хотелось научиться больше всего на свете. Накануне отъезда Чимальи сказал:

– Крот, вот мой прощальный подарок: оставляю тебе все свои краски, камышинки и кисти. У меня в городе все это будет, только получше, а тебе, глядишь, и пригодится – попрактикуешься в письме.

Да, я по-прежнему не оставлял попыток самостоятельно освоить искусство чтения и письма, хотя возможность стать «знающим мир» казалась мне теперь далекой, как никогда, а мой переезд в Теночтитлан и вовсе представлялся несбыточной мечтой. Отец мой к тому времени потерял надежду сделать из меня толкового каменотеса, а для того, чтобы сидеть возле карьера, отпугивая грызунов, я стал уже слишком взрослым. Мне пора было зарабатывать на пропитание и вносить свой вклад в семейный котел, так что я на некоторое время сделался обычным сельским поденщиком.

Конечно, на Шалтокане не было настоящих сельских угодий, ибо верхний слой почвы там недостаточно толст для глубоких корней маиса, а в нашей стране в основном возделывается эта культура. На Шалтокане, как и на большинстве других островов, выращивали овощи, причем не на основном грунте, а на постоянно расширявшихся чинампа, которые вы назвали плавучими огородами. Каждый чинампа представлял собой плот из сплетенных ветвей и сучьев. Его погружали в воду у берега, а потом засыпали лучшей землей, доставлявшейся с материка. В эту почву высаживали растения. Сезон за сезоном овощи скрепляли почву корнями, новые корни переплетались со старыми и в конечном счете намертво прикрепляли этот плот и к берегу, и к дну озера. Тогда вдоль его кромки устанавливали и засыпали новые чинампа, площадь которых постоянно увеличивалась. Все обитаемые острова на всех наших озерах, включая, разумеется, и Теночтитлан, были окружены кольцом таких насыпных огородов, причем на некоторых из более плодородных островов трудно было различить, где земля, сотворенная Богом, уступает место творению рук человеческих.

Для того чтобы ухаживать за такими посадками, вполне достаточно не только кротового зрения, но и кротовой сообразительности, так что я смог присматривать за теми из них, которые принадлежали нашей семье и соседям. Работа не требовала особых умений и оставляла уйму свободного времени, которое я, используя доставшиеся мне от Чимальи кисти и краски, всецело посвящал письму, стараясь сделать сложные символы проще, тоньше и изящнее. Хотя видимых оснований для этого не было, я все еще лелеял тайную надежду на то, что такого рода самообразование сможет каким-то образом изменить мою жизнь к лучшему. Теперь воспоминания о том, как я, молодой, сижу на земляном плоту среди пустивших побеги маиса, бобов и чили (вдыхая при этом вонь – мы использовали в качестве удобрений потроха животных и рыбьи головы), торопливо вывожу знак за знаком на всем, что подвернется под руку, и лелею свои честолюбивые мечты, вызывают у меня лишь улыбку. Например, я воображал себя почтека, странствующим торговцем, совершающим путешествие в земли майя, где какой-нибудь лекарь волшебным образом восстановит мое зрение, а сам я разбогатею, причем благодаря исключительной проницательности в ведении торговых дел. Голова моя была в ту пору полна замечательных планов, позволяющих, располагая изначально лишь самым скромным запасом товаров, нажить целое состояние. Планы были чудесные, и до них (я в этом не сомневался) прежде не додумывался ни один купец. Единственным препятствием на пути к успеху, как тактично заметила Тцитци, когда я поделился с ней некоторыми из моих идей, являлось то, что даже самых пустяковых средств, необходимых, чтобы начать дело, у меня не было и в помине.

И вот как-то вечером у двери нашего дома появился один из гонцов владыки Красной Цапли. На нем была мантия нейтрального цвета, означающая, что принесенные им вести не относятся ни к хорошим, ни к дурным.

– Микспанцинко, – вежливо сказал он моему отцу.

– Ксимопанолти, – учтиво отозвался тот, жестом приглашая гонца в дом.

Молодой человек, он был примерно моих лет, шагнул внутрь и сказал отцу, что владыка Красная Цапля приказывает его сыну немедленно явиться во дворец.

Отец и сестра выглядели удивленными и озадаченными. Я, наверное, тоже. Одна только мать, ничуть не удивившись, заголосила:

– Ййа, аййа, я всегда знала, что этот сорванец непременно оскорбит кого-нибудь из знати, из богов или... – Она прервала причитания, чтобы спросить у гонца: – Да что же он натворил, наш Микстли? Если негодника следует выпороть или наказать каким-либо другим способом, то стоит ли утруждать владыку такими мелочами? Мы сами с радостью поучим юнца уму-разуму!

– Мне неизвестно, чтобы он что-то натворил, – осторожно ответил посланец. – Я лишь выполняю данный мне приказ: привести вашего сына во дворец без задержки.

Делать было нечего, и я незамедлительно отправился во дворец, навстречу неизвестности. В отличие от матушки я испытывал скорее любопытство, чем страх, ибо никакой вины за собой не знал. Конечно, случись такой вызов раньше, мне первым делом пришло бы в голову, что Пактли оговорил меня перед своим отцом, но нынче этого бояться не приходилось. Молодой господин уже два, если не три года учился в столице, в особой школе, куда принимали только отпрысков правящих семей, которым самим предстояло стать правителями. Теперь Пактли приезжал на Шалтокан лишь на короткие школьные каникулы. В каждое свое посещение он обязательно наведывался к нам, однако я во время этих его визитов всегда бывал на работе. Таким образом, мы с ним не виделись со времени совместных дежурств и забав с Требухой Богов.

Посланец, следуя за мной на расстоянии нескольких шагов, проводил меня в тронный зал, где я склонился и исполнил обряд целования земли пред владыкой. Рядом с Красной Цаплей сидел человек, которого я никогда прежде на нашем острове не видел. И хотя его сиденье, как подобало, располагалось ниже престола нашего правителя, незнакомец показался мне знатной особой, не менее важной, чем наш наместник. А то и более важной: даже я при своем слабом зрении разглядел и его мантию из великолепных перьев и такие роскошные украшения, какими не мог бы похвалиться ни один знатный человек Шалтокана.

– Нами было получено предписание вырастить из него мужчину, – сказал владыка Красная Цапля, обращаясь к незнакомцу. – Ну что ж, наставники наших Домов Созидания Силы и Обучения Обычаям сделали все, что от них зависело. Сейчас посмотрим, что у них вышло.

– Микспанцинко, – успел сказать я обоим знатным господам, прежде чем гость правителя развернул свиток, а про себя подумал, что если мне предстоит лишь такое испытание, то это несложно: там была лишь одна строка рисованных знаков, которые я видел раньше.

– Ты можешь прочесть это? – спросил незнакомец.

– Я забыл упомянуть, что Микстли может прочесть некоторые простые вещи, выказывая при этом изрядное понимание, – вставил Красная Цапля так, как будто он сам учил меня искусству письма.

– Да, мои господа, – ответил я. – Я могу это прочесть, тут написано, что...

– Неважно, что тут написано, – прервал незнакомец, – ты лучше скажи мне, что означает этот утиный клюв?

– Он означает, мой господин, ветер.

– Дальше?

– Ну, в сочетании с другим изображением, с опущенными веками, знак этот означает Ночной Ветер. Но...

– Да, юноша? Говори!

– Но если мой господин извинит меня за дерзость, никакого утиного клюва среди этих знаков нет. Это труба ветра, через которую бог...

– Достаточно.

Незнакомец повернулся к Красной Цапле.

– Он нам подходит, господин правитель. Стало быть, твое разрешение получено?

– Ну конечно, конечно, – сказал Красная Цапля услужливым тоном, после чего обратился ко мне: – Ты видишь перед собой господина Крепкую Кость, Змея-Женщину самого Несауальпилли, юй-тлатоани Тескоко. Господин Крепкая Кость привез для тебя личное приглашение Чтимого Глашатая жить, учиться и служить при дворе Тескоко.

– Тескоко! – изумленно воскликнул я.

Мне в жизни не доводилось бывать ни там, ни в других поселениях страны аколхуа. Я никого там не знал, и вряд ли хоть один ее житель слышал о моем существовании. А уж паче того сам Чтимый Глашатай Несауальпилли, правитель, властью и могуществом уступавший лишь одному Тисоку, юй-тлатоани Теночтитлана. Мое удивление было столь велико, что я, позабыв об учтивости, выпалил: