Плач к небесам - Энн Райс

Гвидо никак не мог напиться допьяна, хотя ему хотелось погрузиться в хмельное забытье. Ему не нравилось это шумное и ярко освещенное место, но в то же время здесь он чувствовал себя в безопасности. Только что он получил из Неаполя свое жалованье и теперь размышлял, куда лучше поехать – в Верону или Падую. А этот город был действительно великолепен. За все время его скитаний он оказался единственным местом, стоящим того, что о нем говорят. И все же он был слишком тесным, слишком темным, слишком стесняющим. Ночь за ночью Гвидо отправлялся на площадь только для того, чтобы увидеть широкую полосу земли и неба и ощутить возможность дышать свободно.

Он смотрел, как дождь косо падает под арки. Темная фигура появилась на пороге и скользнула в комнату. В открывшуюся дверь ворвался порыв ветра, и капли принесенного им дождя попали на разгоряченное лицо Гвидо. Он осушил стакан и закрыл глаза.

А потом резко открыл их, потому что почувствовал, что кто-то сел рядом с ним.

Он медленно, осторожно повернулся и увидел человека с заурядной и весьма грубой внешностью, давно не бритого, заросшего синеватой щетиной.

– Нашел ли маэстро из Неаполя то, что искал? – спросил незнакомец на одном дыхании.

Гвидо ответил не сразу. Он глотнул белого вина. Потом сделал глоток обжигающе горячего кофе. Ему нравилось, как кофе взрывает обволакивающую мягкость, создаваемую вином.

– Я вас не знаю, – пробормотал он, глядя в открытую дверь. – Откуда вы меня знаете?

– У меня есть ученик, который вас заинтересует. Он желает, чтобы вы немедленно увезли его в Неаполь.

– Почему вы так уверены, что он меня заинтересует? – усмехнулся Гвидо. – И кто он такой, чтобы приказывать мне взять его в Неаполь?

– С вашей стороны было бы глупо не заинтересоваться.

Незнакомец придвинулся так близко к Гвидо, что тот почувствовал его дыхание. И запах тоже.

Гвидо механически перевел взгляд и уставился на человека.

– Переходите к существу, – сказал он, – или убирайтесь.

Человек криво ухмыльнулся.

– Чертов евнух, – пробормотал он.

Гвидо медленно, но открыто сунул руку под плащ и обхватил пальцами рукоятку кинжала. И улыбнулся, не представляя себе, насколько пугающими были контрастные черты его лица – чувственный рот, уродливо приплющенный нос и огромные глаза, которые сами по себе могли казаться красивыми.

– Слушайте же, – сказал мужчина приглушенным тоном. – Если вы хоть когда-нибудь, хоть кому-нибудь передадите мои слова, не советую вам впредь появляться в этом городе. – Он взглянул на дверь и продолжил – Мальчишка из высокородных. Мечтает принести себя в жертву ради своего голоса. Но кое-кто может попытаться переубедить его. Поэтому дело нужно провернуть ловко и очень быстро. И он желает уехать отсюда, как только это будет сделано, понятно? К югу от Венеции есть городок под названием Фловиго. Отправляйтесь нынче вечером в тамошнюю гостиницу. Мальчик придет туда к вам.

– Какой мальчик? Кто он? – Глаза Гвидо сузились. – Родители должны дать согласие на это. Государственные инквизиторы могут…

– Я венецианец, – продолжал незнакомец с улыбкой, – а вы не венецианец. Вы увезете мальчика в Неаполь, и этого будет достаточно.

– Да скажете ли вы мне, что это за мальчик! – проговорил Гвидо с угрозой в голосе.

– Вы его знаете. Вы слушали его сегодня днем в соборе Сан-Марко. Вы слышали его, когда он бродил с певцами по улицам.

– Я вам не верю! – прошептал Гвидо. Человек показал Гвидо кожаный кошелек.

– Идите в гостиницу, – сказал он, – и собирайтесь. Вы должны отправиться туда немедленно.

Оказавшись за дверью, Гвидо какое-то время стоял под дождем, словно струи воды могли помочь ему прийти в себя. Он напрягал те участки мозга, которыми в жизни еще не пользовался. Его терзало непривычное возбуждение. В нем словно боролись два человека, один советовал убираться отсюда подобру-поздорову на первом попавшемся судне, другой же уверял, что неизбежное произойдет независимо от того, хочет он воспользоваться этим или нет. Но что именно должно было произойти?

Он вздрогнул, почувствовав чье-то прикосновение к руке. А ведь он даже не заметил, как к нему кто-то приблизился. Сквозь тонкую пелену дождя он не мог разглядеть лица этого человека, лишь почувствовал, что незнакомец больно схватил его за руку и прошептал ему в ухо:

– Маэстро, идемте, сейчас.

Тонио сидел в таверне, когда впервые заметил этих троих.

Он был очень пьян. Поднявшись сначала к Беттине, потом он уже с трудом спустился вниз, в задымленную общую комнату, и рухнул на скамью у стены, не в силах более двигаться. Нужно поговорить с Эрнестино, объяснить ему, что нынче ночью не сможет пойти с ним и остальными. Все это скопище кошмаров невозможно передать голосом. Такая музыка еще не написана.

И, впадая в полубессознательное состояние, он вдруг подумал: как хорошо было бы совсем отключиться. Никогда прежде он так не напивался и теперь был вынужден, бодрствуя, наблюдать разрушение собственной личности.

Все расплывалось у него перед глазами: сама комната, двигающиеся под закопченными лампами тяжелые тела, опускающаяся на стол кружка.

Он собирался выпить еще, но тут заметил эти лица, вычленил их одно за другим; каждое из них располагалось под таким углом, что ему показалось, будто на него смотрит один испытующий глаз.

Сопоставив же все три лица, он сразу вспомнил, где видел этих людей, и сквозь туман опьянения почувствовал приступ паники.

В комнате ничего не изменилось. Тонио изо всех сил пытался не закрывать глаза; он поднял кружку и выпил вино до дна, не понимая, что делает. Потом наклонился вперед, сверкнув глазами на троих мужчин так, словно бросал им вызов, и откинулся назад, стукнувшись затылком о стену.

В его голове смутно вырисовывался план. Но он не мог как следует его обдумать. Нужно было определить расстояние до палаццо Лизани и выбрать наиболее безопасный путь туда. Тонио поднял руку, словно пытаясь схватить нити, которые вели его по улочкам и каналам, и вдруг все они исчезли. Он увидел, что один из троих мужчин направляется к нему.

Его губы зашевелились, произнося слова, которые он сам не расслышал из-за царящего гвалта. Слова эти были:

– Мой брат собирается убить меня.

В тоне его слышалось удивление, словно он не мог поверить, что все происходит на самом деле.

Карло? Карло, который так отчаянно хотел, чтобы Тонио понял его? Это было непостижимо! Но все же случилось. Он должен поскорей выбираться отсюда.

А этот человек – не просто браво, а сущий демон – уселся напротив него, заслонив могучими плечами всю таверну, и, приблизив к нему свою физиономию, прошептал:

– Пойдемте домой, синьор. Ваш брат хочет поговорить с вами.

– О-о-о-х, нет, – покачал головой Тонио.

Он собрался было жестом подозвать Беттину, но в тот же миг почувствовал, как его подняли будто пушинку – ноги у него тут же подкосились, и он чуть не упал – и буквально вынесли на улицу. Он жадно вдохнул воздух. Дождь хлестал его по лицу. Пытаясь удержаться на ногах, Тонио прислонился к сырой стене.

Но, осторожно повернув голову, понял, что свободен.

Тогда он бросился бежать.

Боль скручивала онемелые ноги, но Тонио понимал, что бежит быстро, буквально летит в сторону тумана, обозначавшего канал. Он уже увидел фонари на причале, когда его схватили сзади и, несмотря на отчаянное сопротивление, поволокли во тьму. Он вытащил кинжал и воткнул его во что-то мягкое. Потом клинок у него выбили, и он звякнул о землю. Крепко держа Тонио, ему стали раздирать рот.

Он извивался и бился, пытаясь сопротивляться. Потом, давясь, задыхаясь, отталкивая палку, которую вставляли ему между зубов, почувствовал, что выпитое вино извергается наружу.

И он изрыгал его с конвульсивным содроганием, окольцевавшим болью его ребра. Но последовал еще один приступ. Он чувствовал, что если не сможет закрыть рот или освободиться, то сойдет с ума. Или захлебнется.

Гвидо не спал. Он находился в том состоянии, которое порой больше, чем сон, способствует отдыху, потому что его можно блаженно тянуть. Лежа на спине в маленькой гостиничной комнатушке крошечного городишка под названием Фловиго, маэстро смотрел на деревянное окно со ставнями, которое распахнул навстречу весеннему дождю.

Небо светлело. До восхода солнца оставалось около часа. И если в обычное время он наверняка бы замерз (он был полностью одет, но ветер задувал и нес дождь прямо в комнату), сейчас ему не было холодно. Воздух остужал кожу, но не пронзал до костей.

Уже несколько часов он непрерывно размышлял – и одновременно ни о чем не думал. Никогда еще за всю жизнь его рассудок не был столь опустошенным и столь перегруженным одновременно.

Он помнил о многом. Но старался не думать об этом, хотя одни и те же мысли снова и снова посещали его.

Например, о том, что в Венеции крутится великое множество шпионов государственной инквизиции, которые знают все обо всех: кто ест мясо по пятницам и кто бьет свою жену. А сами инквизиторы могут в любое время тайно арестовать и бросить в тюрьму любого человека, где его ждет неминуемая смерть от яда или веревки, накинутой на шею.