Шпионские игры (СИ) - Елена Вихрева

— У нас достаточно медиков, которым мы доверяем. И квалификация не самый решающий фактор в данном случае. Простите еще раз. У всех у нас свои задачи. Давайте их выполним до конца. Как это сделала Кира.

Мне показалось, или в этих ледяных серо — жемчужных глазах стоят слезы?

— Кира?

— Вам это о чем‑то говорит?

— Да. Мы учились с ней в лицее. А затем я мельком увидела ее уже там… перед тем. Как прилетел челнок.

— Значит, Вы были крайним, кто видел ее живой.

— Она действительно погибла?

— В бою. Как и положено офицеру нашей Службы.

— Сожалею.

— Как и все мы. И поймите, — в его голосе половинка мягкой ноты, — Вряд ли Вам будет рад Вайпер. Он только очнулся. И получил это известие. Будьте милосердны хоть сейчас, если Вы действительно медик.

И он вышел, на ходу отвечая в рацию, которая так неудачно прервала наш едва начавшийся диалог:

— Резкий. Это Шанс. Срочно зайди к Вайперу. Медики тревожатся.

Валюсь на узкую койку, давясь слезами до тошноты.

Постепенно слезы переходят в сон — мой организм меня бережет от излишних переживания. Я всегда засыпаю, когда страшно или грустно. И по опыту знаю: или ситуация улучшится к моему просыпанию, или у меня будут свежие силы для дальнейших действий. В любом случае польза.

Странно. Судя по таймеру, я спала больше десяти часов. И никто не сделал попытки принести мне завтрак, раз уж не допускают до столовой или кухни, уж где там они все едят. Или они по очереди? Кто освободился, тот быстренько пожевал?

Кира открыла глаза. Она прекрасно помнила все, происходившее до того, как ее прошила очередь. В ее памяти даже сохранились глаза бандита — злобные и в то же время бессмысленные, с расплывшейся линией зрачка, как это бывает у тех, кто пользуется данатом.

Не было привычной в такой ситуации цепенящей боли, и девушка улыбнулась:

— Ну наконец‑то насмерть.

Она помнила, что Вайпера с Киви эвакуировать удалось надежно и надеялась, что и десантники успели отступить в безопасное место, унося своего командира группы. И на душе у девушки было совершенно спокойно. Конечно, не все планы она воплотила — слишком много поганцев еще бороздило просторы космоса. Но и за прожитое ей стыдно не было. 'Вот только так ни с кем и не целовалась…' — лениво подумала она, занимая более удобное положение. Тело послушно изогнулось, и только непривычная тяжесть вокруг головы заставила ее поднять руку и пощупать, что же там: 'Значит, не убили. Ранили в голову, и ее сделала такой тяжелой и неловкой повязка'.

Но ее ждало двойное удивление: рука, которую она пронесла мимо глаз, показалась ей не такой, как обычно. Кира задержала ее. И правда, шрамов не было. Она приподняла вторую руку, решив, что у нее просто перепуталось право и лево после тяжелого удара. Девушка знала, что такое бывает и не особо удивилась. Но и вторая ее рука была абсолютно гладкой, с нежной чистой кожей.

— Странно, — пробормотала девушка. — Боли нет. Удивительно.

На этот вывод ее натолкнуло и то, что она нащупала на голове и возле. Вместо бинтов и пластырей ее руки наткнулись на шелковистые, необыкновенно мягкие и нескончаемо длинные пряди волос.

— Чье это? — подумала Кира, зная, что уже много лет, еще с Академии, носит короткую стрижку. — Я умерла и попала в рай?

Более того, поднесенные ею вперед волосы оказались светлыми, переливающимися всеми оттенками от платины и лимона до солнечного луча.

— Такие у меня были в детстве… И они же снова длинные? Значит, есть три варианта. Меня убили, и тот свет все же существует. Или это игра угасающего сознания, и не факт, что сейчас тепло и нега сменятся ужасающей болью и ледяным холодом. Вариант два заключается в том. Что я вернулась в детство. И мне лет пять. Что ж, на эту тему было написано столько книг и снято фильмов, что можно и поверить. Ну и вариант три, самый сказочный. Я проспала пару десятилетий. Или столетие. Но прекрасных принцев не существует. И зря я проснулась. Наверное, все давно покинули это место. И я умру снова. Но мучительнее, от голода и жажды.

Девушка закрыла глаза, чтобы еще раз сосредоточиться на своих ощущениях. Она лежала полностью обнаженная на алом шелке, прикрытая лишь длинными золотистыми локонами да еще одной тончайшей алой простыней скорее подчеркивающей ее обнаженность и беззащитность.

И словно в ответ на ее мысли о том, почему же она проснулась, если ее не целовал принц, теплые губы нежно коснулись ее лица, а затем осторожно прикоснулись к губам:

— Кира… Моя Кира… ты хочешь пить? Пей.

Ее губ коснулись уже не губы, а край посуды и прохладное, в меру кисловатое и сладкое одновременно, слегка пряное питье непривычного вкуса каких‑то трав или плодов. Она послушно сделала несколько глотков — если это яд, то все закончится быстрее.

— Никуда больше тебя не отпущу, — прозвучал нежный шепот, и мужской голос, произнесший эту фразу, показался ей смутно знакомым.

— Сталий?

— Да, это я. Ты меня узнала. Как же это приятно. Значит, ты тоже думала обо мне? — он сидел обнаженный до пояса на краю широкого ложа, на котором Кира сама себе показалась очень маленькой по сравнению с узкой койкой в ее каюте на корабле.

Внутри ее закипала смесь чувств, и она не сразу ответила Сталию. С одной стороны, Сталий и был именно тем самым, из‑за кого ей бы не хотелось умереть здесь и сейчас. Но его фраза неприятно задела ее за живое, как и обращение 'моя Кира'. Кира привыкла ценить свободу и независимость, и те отношения, которые у нее были с ребятами экипажа, оставляли место только открытой и честной дружбе, не предусматривавшей подавление чьих бы то ни было стремлений. Их объединяло общее понимание целей, поэтому они и не сталкивались между собой в конфликтах. За годы было всякое, и приходили в экипаж случайные люди, которые вроде и подходили по всем показателям. И в бою держались достойно. А вот в мелочах повседневной жизни проявляли себя не так, как было принято в экипажах дальней разведки. И чаще всего они сами это осознавали, подавали рапорт и сходили на ближайшей подходящей для этого планете или станции.

— Да, думала, — она улыбнулась в ответ на его невероятную улыбку, проклиная себя за слабость и украдкой любуясь сидящим совсем рядом мужчиной.

Что бы там ни затеял Сталий, у нее не было сил ему противостоять. Да и толку вырубить его сейчас не было никакого — даже если бы ей и удалось это, то все равно не ясно где она находится и куда бежать дальше. Впрочем, она и не была уверена, что сможет его вырубить. И дело было не только в том, что его идеальные литые мышцы весьма недвусмысленно заявляли, насколько он силен. Главным было то, что явно ему она была обязана своей жизнью. И прежде чем принимать какое‑то решение, она должна была во всем разобраться. Особенно в том, зачем он спас и ее и собирается ли отпускать. А если он таки попытается удержать ее силой, то как же ей все‑таки сбежать от него…