Назия просит обойтись без поминок - Кехар Таха

– Как ты смеешь судить о моих отношениях с сестрой?! – взревела Наурин. – Я не обязана тебе ничего объяснять, Би Джаан. Назия хотела эту вечеринку.

– Назия-апа хотела, чтобы Сорайя оставалась одна в комнате с незнакомым мужчиной? – язвительно уточнила экономка.

– Да! Именно этого она и хотела. А теперь прекрати прорываться на второй этаж. С Сорайей все будет в порядке. – Наурин прошагала к двери, распахнула ее, а затем снова развернулась к Би Джаан: – Если выйдешь за порог кухни, пеняй на себя. Я не стану запирать дверь, потому что не хочу, чтобы ты опять в нее колотила как безумная. Я хочу, чтобы ты доверилась мне, и гарантирую, что с твоей племянницей все будет хорошо.

С этими словами она умчалась из кухни. Угроза ни капли не испугала Би Джаан. Грубые слова Наурин освободили старую экономку от преданности, которая вязала ей руки и заставляла ставить благосклонность хозяйки выше безопасности Сорайи. Теперь, когда ее иллюзии разбились, Би Джаан не заботили обещания, данные Наурин-биби. Та оставила дверь открытой, а значит, Би Джаан спасет племянницу, даже если придется за это дорого заплатить.

– Как мы можем доверять Имрану? – сказал Салим, упиваясь собственной дерзостью.

– Мы еще очень нескоро увидим обещанные табдели, – вяло отозвался Асфанд, маленькими быстрыми глотками отпивая воду из стакана, который держал в руке. Долгий день его утомил, ему было сложно проявлять интерес к чьим-то словам – и особенно к словам Салима, которого после сеанса он почему-то еще больше стал презирать за неуважение к Назии. Своей апатичной реакцией Асфанд хотел показать, что не заинтересован вести жаркие политические дебаты посреди ночи. Осознав это, Салим воздел руки к небу, одарил хозяина дома неискренней улыбкой и наконец замолчал.

– Я знаю, уже поздно, – извиняющимся тоном сказала Наурин, – но осталось совсем чуть-чуть, я обещаю.

– Что угодно для Назии, – согласился Салим, украдкой подмигивая Парвин в ответ на ее лучезарную улыбку.

Наурин это заметила и с трудом удержалась от осуждающего взгляда.

Телефон Парвин мягко завибрировал. Она уставилась на экран. Звонок озадачил ее: что могло вдруг понадобиться Фариду?

– Отвечать собираешься? – спросила Наурин.

Парвин кивнула, вскочила и выскользнула из салона.

Наурин налила себе еще чашку чая, не сводя взгляда с Салима, который решил снова покритиковать премьер-министра, стоящего сейчас у власти.

– Алло, Фарид! – поздоровалась Парвин довольно бодро для человека, которого уже не первый час заставляют ждать своей очереди. – Вижу, вы уже по нам соскучились.

– Дело не в этом, Пино. Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Твоя жена забыла здесь сережки? – саркастично хихикнула Парвин, проходя в гостиную и плюхаясь на диван. – Надо быть повнимательнее.

– Не до смеха, Пино! – вскипел Фарид. – Мы с Долли только что открыли конверты, которые нам дала Наурин. В них нет денег.

– Что?! – воскликнула Парвин, резко поднимаясь с дивана. – Ты уверен? Если там нет денег, тогда что мы получим взамен прохождения этой чертовой гипнотерапии?

– Письмо от Назии, – пренебрежительно бросил он, будто его обманом лишили наследства. – Нам с Долли достались одинаковые письма.

– Что там написано? – разочарованно осведомилась Парвин.

В последние несколько часов она только и мечтала о том, сколько всего сделает с тремя тысячами долларов, которые ей пообещала Назия. Теперь, когда Сабин стала плясать под дудку своей заботливой тетушки, Парвин смогла бы оставить все деньги себе и не тратить их на девчонку. А если бы с Салимом все сложилось хорошо спустя столько лет разлуки из-за сомнительных супругов и неудачных стечений обстоятельств, то они смогли бы объединить средства и начать наконец строить совместное будущее, которого Назия их лишила.

– Я отправлю тебе письмо, – сказал Фарид. – Это просто глупая записочка. Да, мы с Долли ждали этих денег – я, конечно, больше, чем она, – но смирились с таким исходом, особенно после сеанса Салмана Наранга.

Парвин фыркнула. Что они всё никак не выкинут из головы этого фокусника?!

Она повесила трубку, и через пару секунд ей пришла нечеткая фотография письма. Большая часть изображения была смазана; слова были пиксельными, и Пино не могла их разобрать, даже когда приближала изображение. Она перезвонила Фариду, чтобы тот прислал более четкое изображение, но он уже не брал трубку, поэтому Парвин отправила ему эсэмэску. Ведомая бессовестным любопытством, отчаянно желая узнать, что же написала Назия, она даже набрала Долли, чего не делала с тех пор, как их рабочие отношения подошли к концу. Когда Долли тоже не взяла трубку, Парвин решила, что супруги просто решили ее разыграть. За долгие годы, что они были знакомы, Пино не раз становилась жертвой жестокого нрава и пренебрежительного отношения Долли. Та могла пойти буквально на что угодно, чтобы обмануть тех, кого презирала. Парвин – писательница, которой она сперва содействовала и которую затем бросила на произвол судьбы, – всегда была для Долли любимым козлом отпущения. Она намеренно вставала между Парвин и тем литературным признанием, которого та заслуживала: грязными махинациями находила способы помешать прессе освещать книги Парвин и лишала ее преимуществ большого тиража. Наверняка внезапный звонок и мутная фотография письма – всего лишь очередная попытка обвести Пино вокруг пальца, чтобы та не получила желаемого.

– Но что, если я ошибаюсь?.. – прошептала она. – Мне нельзя так рисковать.

Парвин живо набрала сообщение Салиму и отложила телефон на диван. Положив ноги на кофейный столик, она потерла усталые глаза и тяжко вздохнула. Би Джаан выглянула из-за двери, наткнулась взглядом на Пино, развалившуюся на диване, и живо ретировалась на кухню. Парвин заметила, что по морщинистому лицу старой экономки Наурин – той, что гоняла их, когда они были еще шумными детьми, – ручейками текут слезы. Хотя ее собственные отношения с Назией стали натянутыми, Пино все равно считала, что должна заботиться о людях, которые продолжают любить ее подругу, пусть та и была искусной обманщицей. Парвин сочувствовала Би Джаан, которая, не смея даже пикнуть, должна была терпеть вздорные выходки Назии. «Она заслужила награду за самоотверженность».

Пино вскочила с дивана и догнала экономку уже на кухне.

– Би Джаан, мы с тобой еще так и не поговорили о Назии.

– Я отказываюсь говорить с теми, кто не уважает Назию-апа, – отрезала пожилая женщина, решительно отворачиваясь от Парвин, будто от незнакомки.

– Би Джаан, – сказала та, придвигаясь к экономке вплотную, – я понимаю, ты, должно быть, убита горем. Назия была моей подругой, я ее тоже любила. Надеюсь, ты знаешь, что ты всегда можешь обратиться ко мне, если захочешь о ней поговорить. Я всегда готова тебя поддержать.

– Если бы вы хотели меня поддержать, то помогли бы мне, а не участвовали в этом ужасном тамаша! – огрызнулась Би Джаан, и по ее щекам вновь покатились слезы.

– То есть?.. – спросила Парвин. – Я не понимаю, что ты пытаешься сказать.

– Это не поминки! – закричала Би Джаан, даже не боясь, что ее услышит Наурин. – Что-то не так со всей этой вечеринкой. Вы когда-нибудь бывали на поминках, где незнакомые мужчины уводят невинных девушек в спальню?..

– Погоди секундочку! Какие незнакомые мужчины уводят невинных девушек в спальню на нашей вечеринке?

– Друг Назии-апа, тот мужчина в шальвар-камиз, увел мою племянницу Сорайю в комнату на втором этаже. Наурин-биби не дает мне туда зайти.

– Я уверена, с ней все в порядке.

На самом деле Парвин вовсе не была в этом убеждена.

– Нет! – встревоженно отозвалась Би Джаан. – Я чувствую, что Сорайя в опасности. Я боюсь, что они ей навредят.

Но прежде чем Пино успела что-либо ответить, дверь в кухню с треском распахнулась и в комнату вошла Наурин.

– Вот ты где! – прогремела она.

Парвин и Би Джаан потеряли дар речи, глядя, как она наливает себе стакан воды и залпом осушает его.