Звезда наемников - Уильям Кейт

– Да,– еще тише сказала она. Лицо ее исказилось болью. Какое-то мгновение она изо всех сил старалась взять себя в руки.– Он... горел. Я слышала его по линии связи. Он не мог выброситься – он был ранен... совсем плох... и когда он вошел в плотные слои атмосферы, то стал гореть заживо. Я не могла... я не могла...

Она плакала безмолвно, едва сдерживая рыдания, сотрясавшие ее плечи. Лицо Эллен кривилось, горе и мука вырывались наружу. Нагумо соскочил со стола и, встав рядом с ней, положил свою руку ей на спину.

Сью Эллен не догадывалась, что Нагумо узнал о ее захвате менее чем через сутки после случившегося. Но об этом пленнице совершенно не надо знать. Сообщения допросивших ее офицеров ясно показывали, что Клейн была совершенно ошеломлена потерей своего возлюбленного. Она просто оцепенела от горя, и обычная процедура допроса не годилась. В любом случае ее шоковое состояние сделало бы, скорей всего, допрос бесполезным.

Приказ Нагумо был совершенно ясен: охранять ее, наблюдать за ней, расспрашивать, но ни при каких обстоятельствах не позволять пленнице причинять себе вред! Нагумо предчувствовал, что лейтенант Сью Эллен Клейн была весьма ценной добычей – возможно, даже ключом к уничтожению наемников, недавно появившихся на Верзанди.

Доктор Влад Янсон, один из специалистов-психиатров контрразведки Дома Куриты, был обязан следить за поведением Клейн. Именно Янсон пришел к выводу, что она достаточно окрепла к данному моменту, чтобы Нагумо приступил к беседе. Психиатр тщательно проинструктировал Нагумо, что говорить и делать при этой встрече.

– Это был мужественный поступок,– сказал Масаеси Нагумо.– Я понимаю, сколь трудно это было сделать. Но это показывает вашу особенную силу. Вы не смогли оставить товарища умирать в муках. Вы поступили так, чтобы избавить его от этого, взяв на себя страшную роль милосердия.

– Я... я не представляла, что делать.– Она пару раз глубоко вздохнула, подавляя спазмы в горле.– Не было никакого способа вызволить Джеффри. Никакого способа... Я ничего не могла поделать...

– Ваш товарищ сражался храбро. Я глубоко чту его память.

– С-спасибо.

– Я также уважаю и вас, лейтенант, за ваши благородные, героические действия. Я полагаю, вы сделали жертву более дорогую, чем отказ от собственной жизни.

– Н-нет. Не было ничего подобного, господин.– Слезы грозили вернуться.– Мой господин, я на самом деле... не могу говорить об этом...

– Я понимаю.– Он нежно погладил ее по спине.– Но хочу, чтобы вы знали: я уважаю ваше мужество. По этой причине я предлагаю вам поступить на службу в войска Красного Охотника. Мой командующий, герцог Хасид Ринол, высоко ценит воинскую храбрость. У нас есть подходящее место для вас, лейтенант. Присягните герцогу Ринолу – и вам откроются большие перспективы. Повышения по службе... Награды...

– Мой господин, пожалуйста, поймите меня... Я не хочу делать карьеру. Я всего лишь... Я всего лишь хочу забыть.

– Разумеется. Вы приняты, можете идти. До присяги выберите время познакомиться с новыми товарищами. Достаточно ли у вас денег? Нравится ли жилье? Хорошо. Я уверен, что вы обнаружите – не все так ужасно на службе Дому Куриты, как, возможно, убедила вас вражеская пропаганда. Наберитесь терпения. Постарайтесь узнать нас. Я хочу еще раз побеседовать с вами через неделю или около того, когда у вас уже будет время вжиться.

– Мой господин, вы очень добры.

– Не совсем, моя дорогая. Мне нужны, для моих дел люди, похожие на вас.

– Спасибо, мой господин.

Он посмотрел, как она вышла из кабинета, и, когда дверь за ней захлопнулась, выждал еще несколько минут. Затем нажал кнопку своего интеркома. На экране появилось мужское лицо – тощее, сухощавое, с острыми чертами. На застегнутом доверху воротнике виднелся красный кант контрразведки Дома Куриты.

– Итак, Влад, твое заключение?

– Она придет в себя, господин, но еще не готова.

– Комментарии?

– Мы получили прекрасные данные через электроды кресла. Минутку. Разрешите посмотреть...– Янсон взял рулон распечаток и ткнул в него пальцем.– Ваш намек на повышение, на награды... она совсем не отреагировала на эти стимулы, господин. Я даже не уверен, что она услышала их. Ее горе неподдельно. Ей потребуется время оправиться.

– Дальше.

– Так...– Он снова посмотрел на распечатку.– Наблюдаются отчетливо сильные отрицательные эмоции каждый раз, когда вы вели речь о ее бывшем командире, как он покинул ее с напарником, которого она называет Джеффри, и о смерти Джеффри. Мы не можем знать наверняка, но я чувствую, что Джеффри был ее возлюбленным. В противном случае трудно понять глубину и силу ее горя.

– Дальше.

– Мне особенно интересна ее реакция, когда вы коснулись ее спины. Судя по тому, что я знаю о ее характере, я ожидал или отрицательной реакции, или никакой. Тем не менее реакция оказалась положительной. Вполне положительной.

– Гмм! И как ты это объяснишь?

– Это одинокая, запуганная... в данный момент очень уязвимая юная женщина, господин. Она не осознает этого сама, но уверен, что она изголодалась по друзьям.

Нагумо фыркнул:

– Уж не предлагаешь ли ты мне закрутить с ней любовь, чтобы добыть необходимую информацию? Я несколько староват для таких игр, Влад!

– Господин, конечно, это вам решать. Я имею в виду... вы определенно не настолько стары.– Янсон умолк, смутившись и запутавшись.

– Не отвлекайся, доктор. Говори по делу.

– Итак, господин, я должен обратить ваше внимание, что реакция на ваше прикосновение не была однозначно реакцией на ваше прикосновение, а только на чувство близости, по сути дела, на эротическую стимуляцию. Обращаю ваше внимание, что она уже вступала в дружеские разговоры с одним из молодых людей, которого вы назначили в ее эскадрилью.

– Кто это?

– Капитан Винсент Миллз.

– А, ладно.

– Разумеется, он из ваших агентов.

– Как думаешь, она уже готова, чтобы начать ее допрашивать всерьез? Янсон нахмурился:

– Господин, нужно дать ей побольше времени, чтобы обрести умение держать себя, наладить взаимоотношения с Миллзом или какими-либо другими сильными личностями, которым она сможет довериться. Ей нужно осознать свое одиночество после смерти возлюбленного и нужно время для переосмысления того, что она может ощущать как предательство его памяти. Хотя временами ее горе может стать настолько большим, что она будет нуждаться в утешении, будет искать близости с кем-нибудь, кого она посчитает сильным защитником.

– Насколько это затянется?

– Неделя... две.– Доктор пожал плечами.– Трудно сказать. Это же только молодая, разбитая горем женщина, а не машина.

– М-м-м. А если я прикажу тебе использовать более традиционные методы допроса?

Янсон сделал паузу, облизал губы:

– Господин, конечно, мы могли бы прибегнуть к более прямым методам. Но при этом останется значительный риск. В ее теперешнем душевном состоянии боль при допросе может так глубоко погрузить ее в шок, что она никогда не сможет оправиться. Возможно, она станет душевнобольной, заболеет кататонией.

– И то, что мне захочется узнать, может быть навсегда потеряно. Или она умрет до того, как откроет это. Очень хорошо, доктор. У меня не много времени, но я могу подождать. Если мы подведем Клейн к сотрудничеству по ее собственному, добровольному желанию, то будет намного лучше.

– Да, господин.

– Свободен.

Нагумо еще некоторое время смотрел на опустевший экран, затем обратил свой взгляд через окно на пасмурное небо Верзанди. Психиатры так любят напоминать остальным, что сгустки надежд, мечтаний, страхов и горя, которые они изучают, присущи людям, а не машинам. Хорошо... возможно. Но Нагумо обычно поднимался над всем этим клубком эмоций – так же, как водитель боевого робота, например Кевлавич, держал под контролем своего «Мародера». Нагумо не нужно было призывать доктора Янсона с его скрытыми датчиками и компьютерными распечатками, чтобы осознать, что девочка Клейн откликнулась на его прикосновение. Он ощутил ее отклик, почувствовал ее одиночество в то самое мгновение, когда догадался, что она не будет отстраняться от него.

Клейн должна что-нибудь знать об этом Сером Легионе Смерти, который появился на Верзанди. Скоро он узнает это от нее, узнает, как использовать эти признания против ее бывших товарищей. А тем временем он позволит себе расслабиться, чтобы наблюдать и ожидать очередных действий повстанцев.

Генерал-губернатор Нагумо был совершенно уверен в хорошем результате.

Осыпаемый брызгами волн «Стингер» Хасана Халида высился на берегу вблизи расположенной у подножия горы рыбацкой деревушки Уэстли. Она тонула в сумраке, хотя до рассвета оставалось лишь несколько минут. Плохое время для разведки на предположительно вражеской территории, но выбора не было.

«Фобос» уже остановился во фьорде вблизи этой деревни. С восходом светила шаттл будет отчетливо -виден с суши. Если здесь окажутся враги, они должны быть обезврежены. Из сообщений Топлена Бразедновича следовало, что Уэстли – рыбацкая деревня, симпатизирующая повстанцам, и что редкие части лоялистов, появлявшиеся в деревне, никогда здесь не задерживались, но все же...