Школяр - Дмитрий Таланов

— Так я сбежал из Италии! — затрясся монах от смеха. — А вы говорите «бог»!

Ян внушительно произнес:

— Очень впечатляюще, профессор. Однако Один, по слухам, был также мудрецом, магом и непревзойденным воякой. Вы каким видом оружия владеете, отец Бруно?

— Словом, сын мой, словом! Ну, еще дубинкой.

— И непревзойденным мастерством открывать бутылки, — раздался в аудитории голос Анны.

Отец Бруно не смутился:

— Виноградное вино проясняет разум и веселит душу, и я не вижу греха в припадании к сему источнику. Ваш Один, вроде, также не чуждался его, а по слухам, вовсе только им и питался. А вот не могли бы вы мне сказать, куда он запропал в последние пятьсот лет? О нем давно ничего не слыхать.

Бенни Тендека радостно объяснила:

— У него случилась ссора с одним из своих сыновей, и тот пришпилил его копьем к дереву на девять дней и ночей.

— Какой ужас, — проговорил отец Бруно очень искренне.

Бенни с энтузиазмом продолжила:

— После этого Один обиделся на весь мир и скрылся в Вальгалле, своем невидимом замке, где теперь собирает войско из павших на поле брани, а когда соберет, пойдет войной на всемирное зло.

— Во как, — пораженно пробормотал отец Бруно и почесал тонзуру. — Нет, пусть лучше он там так и сидит! А мы с вами вернемся к нашим демонам и их Железной книге. Кто скажет, что произошло после её обмена?

— Сердары отпустили пленника и спрятали книгу в хальмстемском Хранилище, — опять ответила Бенни.

— А потом?

— А что потом? — удивилась Бенни. — На этом всё, война закончилась!

Отец Бруно хитро улыбнулся.

— Нечистый туп, ходит кругами, спустя тысячелетия повторяет всё те же козни и соблазны, — проговорил он со значением. — Это я цитирую себя. Происшедший обмен показался мне зело нелепым, и я озаботился поискать глубже. И нашел, что немало сердаров умерло при попытке воспользоваться услугами книги. Другими словами, эта книга их убивает, вот вам и всё ваше великодушие! — воскликнул он, указывая на Мету.

Ничего нового отец Бруно не говорил, и Филь заскучал. Если так будет продолжаться, он уснет к концу лекции.

— Да и пёс с ними! — выкрикнул вдруг Курт Норман. — Вот еще беда, сердаров она убивает, горе какое! Как я слышал, люди ею пользовались, и никто не умер. Зато она чего только не умеет, с её помощью можно даже летать!

Филь разом проснулся. Отец Бруно заметил с сатанинской усмешкой:

— Но не далее, чем на десять шагов от неё, иначе твоя кровь закипит.

Филь передернулся. Курт смешался.

— Ну и пусть, ну не летать, так выучить какой-нибудь сложный язык! Она же это позволяет?

— Позволяет, — согласился отец Бруно. — Только ты его забудешь на следующий день.

Филь понял, что стремительно теряет интерес к книге. Курт разозлился:

— Иногда и этого может оказаться достаточно. А то, что она легко открывает проход откуда угодно в Хальмстем и Кейплиг, одно это делает её бесценной!

— Примерно для девяноста людей из сотни, — смиренно согласился монах. — Из остальных десяти она убьет половину, пусть они не сердары, другую половину не пустит.

Филь решил, что в жизни больше не коснется этой железяки, и подивился бесстрашию Флава, который наверняка всё про неё знал, но по меньшей мере один раз воспользовался ею, чтобы стащить кубок Локи из Кейплига.

— Откуда такие познания про людей? — прищурился Курт.

— Из первых рук, от самих сердаров, — ответил отец Бруно. — Они экспериментировали не только на себе, нас они тоже проверяли.

— Ну, хоть сердаров она убивает всех подряд! — злорадно воскликнул Курт, и отец Бруно на сей раз не нашел, что возразить. Он только возвел очи горе и пробормотал:

— Природа терпит чудищ, ибо они часть божественного промысла, и через немыслимое их уродство проявляется великая сила Творца!

Выйдя из лекционной, Анна устало протянула:

— Какой-то совершенно бестолковый урок.

— Я тоже не понял, к чему это было, — сказал Ян. — Ну, проредили демоны с помощью книги сердарские ряды. Легко догадаться, что они хотели уменьшить гарнизон Хальмстема, потому что сердары могли утащить книгу только туда, они всё опасное стаскивали туда. Демоны, как известно, позже напали на Хальмстем, но к тому времени там уже вывели жутких собак, и захвата не вышло. Всё это давно известно, суть урока от меня ускользает.

Мета сказала:

— А мне пришло в голову, что, возможно, нам собрались устроить экскурсию в Хальмстем и заранее предупреждают о хранящейся там опасности.

— Там нет Железной книги, — возразил Филь. — Её давно перевезли в Кейплиг, я сам её упаковывал.

— Тогда, возможно, в этом и есть ответ на вопрос, — сказал Ян. — Ходят слухи, император собрался устроить аудиенцию ученикам Алексы на зимних каникулах в Кейплигском замке, так что если кто наткнется там на книгу, Флаву меньше неприятностей. А то вон Филь как ни зайдет туда, так драка!

— Последний раз всё прошло мирно, — пробурчал Филь и покраснел. — И дрался я там, когда мне не было тринадцати. Теперь уже нельзя, Флав пригрозил сразу отправить меня в тюрьму, а я туда не хочу.

— Флаву не отказать в чувстве юмора, — хмыкнула Анна. — В тюрьму он тебя всё же засадил, пусть в бывшую!

После обеда, как по заказу, профессор Роланд завел речь об уголовных наказаниях. По нему выходило, что самые страшные наказания назначались за подделку казенных монет, о чем Филь узнал еще в начале года, и за продуманное убийство. В последнем случае никого не жалели и сразу рубили голову. Продуманным было убийство или сгоряча — решал эмпарот. Заглядывая преступнику в башку, он видел его мысли и чувства, и как тот дошел до преступления. Зато если преступник по-настоящему раскаивался, ему уменьшали тяжесть вины и могли даже полностью её снять. Правда, те, с кого её сняли, потом зачастую сами отправлялись на бесплатные общественные работы, ибо «не могли жить с осознанием совершенного». Они в большинстве своем были те самые рабочие, которых Филь видел на строительстве Хальмстема.

Наказания за прочие преступления зависели от того, сколько раз их совершил преступник. После третьего раза дорога была только в тюрьму. Угодить туда с первого раза можно было за нанесение ущерба имперской собственности. А так как любой военный на службе считался собственностью Империи, то за покусание начальника Кейплигской стражи Филю грозило заключение, исполнись ему тогда полных тринадцать, или удары кнутом по количеству лет, и еще неизвестно, что хуже.

Профессор Роланд, видимо, сам не находил свою лекцию интересной и, будто отбывая наказание, бубнил её на одной ноте. Он очевидно скучал, а с ним скучала аудитория. Борясь с дремотой, Филь решил, что хватит просиживать штаны и перебрал в уме, чем полезным можно заняться. Сделав вид, будто прилежно конспектирует лекцию, он принялся сочинять рецепт для Яна, который обещал три дня назад. Под влиянием накатившего вдохновения он написал: