47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин

Джек и Спенс в сопровождении хмурых и вооруженных мечами архангелов шли через бесконечные поля и с ужасом наблюдали за добровольно-принудительным погружением душ в специально вырытые для них могилы. Перед глазами представала ужасная однообразная картина: души лезли в землю и уже не возвращались, ангелы закапывали ямы.

– Я не хочу туда! – воскликнул Джек, увидев в земле уготованный ему гроб со всеми удобствами.

– Вы не волнуйтесь, – любезно возразил ему архангел, опуская руку на рукоять пылающего огнем меча. – В раю перенаселение, так что лезьте вниз. Ваша очередь обязательно придет.

– Когда? Когда она придет? – вмешался Спенс, видя свой гроб и совсем не желая спускаться туда.

– В свое время, – коротко ответил ему архангел и пнул Спенса ногой так, что тот свалился прямо на мягкую обивку гроба. Крышка его автоматически захлопнулась и больше не открылась, как Спенс ни стучал и ни кричал. Не действовали на архангелов ни угрозы, ни проклятья, ни требования.

Джека так же нагло спихнули вниз. Вскоре он присоединился к Спенсу в выкрикивании проклятий в адрес святых и ангелов. Друзья называли их бюрократами, а те спокойно засыпали их могилы землей. Один, правда, удосужился ответить:

– Мы обязательно учтем все ваши жалобы, вы сможете обратиться со своими требованиями в Верховный небесный совет, но только тогда, когда наступит ваша очередь выйти.

– КОГДА?! Когда это будет? – донеслись приглушенные голоса из могил.

– Ждите своей очереди, – бесстрастно ответили сверху.

Кофе – дело святое!

Первая кружка немного взбодрила, но не впечатлила. Вторая – была лучше, однако эффект все равно не тот. Третья – похожа на первую, правда, с нотками резкости и бодрости. Четвертая – как вторая. От нее эффект почти такой же, но хотелось бы большего. За пятой пришлось топать к соседской тумбочке, что стояла напротив его кровати. А тут и сам сосед вернулся с прогулки, довольный, сияющий. Он театрально подкинул руки под выбеленный потолок и сказал:

– О кофе! Слава великому кофе! Один пьешь? А меня че не позвал?

Я сконфуженно улыбнулся. Пришлось тратиться на кипяток!

Пятая кружка пошла тяжело: голова подурнела.

Сосед догонял. Счет должен быть равный. Он спер хрустальный графин, что бесхозно стоял возле сестринского поста, и мы пустили в ход упаковку растворимого.

– В палату не зайдут? – поинтересовался сосед, доставая припрятанную в тумбочке большую синюю кружку.

– Не должны, – ответил я, – еще есть время.

– Отлично, – обрадовался тот.

Дальше все повторялось. Шестая кружка была подобна пятой, седьмая – шестой, восьмая – седьмой. Сосед едва успевал наливать кофе из графина. Мне же хотелось что-то делать: мастерить, бегать, играть, говорить, отгадывать, узнавать, шпионить, гулять, шептаться…

– А не вредно пить столько кофе?

– Я проверял, – ответил я очень быстро, будто бы предугадав его вопрос.

– Слышал, наверное, что Косматов из восьмой учудил? – спросил сосед, и его глаза забегали еще быстрее, чем у меня. Конечно, он пил уже четвертую кружку, а это его первый кофейный опыт, я же – ветеран.

– Что? Что? Что? Что он учудил?

– У него тоже кофе есть, но не такой, как у тебя. Да ты, я смотрю, готовый уже?

– Ничего, ничего. Я просто проверяю, исследую…

– В общем, – неугомонно продолжал товарищ, – Косматов в кофе еще что-то добавляет. Может, попробуем?

– Можно, можно, можно, но, но, но…

– Тогда пошли, – предложил мне сосед, поправляя свой больничный халат. Я застегнул свой и подполз к двери, приоткрыл ее. Дежурной медсестры на посту не оказалось. Я вышел первым, друг – за мной. Больничный коридор был пуст, но я все же предугадывал возможность появления других пациентов и врачей.

– Вот его палата, – заговорщическим шепотом произнес мой сосед.

Я постучал в дверь. Нам не открыли, но мы вошли. Палата Косматова была пуста, однако мы увидели большую дыру в полу. Я попробовал обследовать ее: нога не проваливалась – можно твердо наступать.

– Я проверил, – наигранно громким голосом доложил я, театрально салютуя изумленному соседу. Прошел вперед, наступая на черную дыру, сосед пошел за мной. На столе между кроватями стояла кружка Косматова с еще горячим кофе, рядом лежал кипятильник. Я подошел, отпил немного. Мне понравилось: прибавилось эмоций, появилось вдвое больше желаний, чем ожидал.

– Ну как?

– Можно! – сказал я, растянувшись в довольной улыбке. Сосед тоже отхлебнул.

– Пойдем обратно? Кофе стынет…

Я опять пошел первым и провалился. Падать одному мне не хотелось, и я схватил соседа за ногу.

Шлепнулись мы в какую-то черную лужу в кромешной темноте.

– Зачем тянул?

– За компанию, – отвечал я, вставая на четвереньки. – Думаю, Косматов тоже здесь…

Трое военных (один – майор, другой чином помладше и лейтенант) шагали в сторону палаты номер 12, как вдруг подбежала взволнованная медсестра:

– Вы за кем?

– За Долговым, Юркиным и Косматовым, – объяснил майор. И военную процессию проводили прямо до двери.

– Тут они?

– Были тут. Правда, Долгов куда-то уходил, но потом вернулся, – объяснила медсестра.

Открыли дверь – никого не видно. Прошли в палату и увидели: трое валяются на полу и увлеченно лижут его, при этом гавкают и играют.

– Это они?! – изумился майор. – Как вы могли допустить такое! – прогремел он, громко топнув ногой, чтобы увернуться от моих приставаний. – Солдат Юркин! Пшел от меня! ФУУУ!!!

– Забирать будете? – невозмутимо осведомилась у него медсестра.

– С ума сошли?! Оформляйте документы на комиссацию! – рявкнул майор.

Медсестра устало и измученно вздохнула, наблюдая, как военные торопливо удалялись по больничному коридору.

– Совсем дебилы? – озлобленно крикнула нам.

– Мы еще толком не знаем! – отвечал я из дна черной липкой ямы, с завистью наблюдая, как она свободно прохаживается наверху, пока мы с Долговым тщетно пытаемся найти Косматова здесь, внизу…

Дмитрий Кеплер

Родился и живет на Украине. Пишет прозу с 2008 года, первые стихи написаны намного раньше. Автор сборника песен и стихов «Суд над клоунами». Номинант Национальной литературной премии «Писатель года 2012».

День, когда я умер

Все биографии обычно начинаются с рождения. Моя началась со смерти – вернее, вся моя бурная сознательная жизнь началась после довольно странного случая, о котором я никогда и никому раньше не рассказывал. То, что произошло со мной обычным пасмурным днем, полностью перевернуло ход событий, и биография моей настоящей жизни берет отсчет с того странного случая.

Это было приблизительно в пятнадцать часов дня, когда я, уставший от брожения мимо школы, пришел домой просто поспать, так как целую ночь перед этим, как обычно, что-то мастерил из подручных средств. Конечно, у меня плохо получалось, но все-таки это сильно увлекало – особенно делать кораблики из папиросной бумаги. Этих корабликов, наверное, была у меня не одна сотня, поэтому мать всегда грозилась выкинуть весь этот хлам на помойку. И тогда всю долгую ночь я только тем и занимался, что делал кораблики, а на следующий день решил просто не идти в школу. Будь неладна эта школа! Я долго бродил окрестностями, пока, наконец, у одноклассников не кончились уроки и я не побрел домой, стараясь никому из знакомых не попадаться на глаза. Когда же приволок свои тяжелые от усталости ноги домой, просто прошмыгнул мимо гостиной в свою комнату, тем более что там сидел очередной «очкастый» психолог по поводу моей успеваемости в школе.

Не знаю, насколько хорошо я успевал в школе, но смываться из нее я успевал всегда. Зайдя в свою комнату, я просто завалился в одежде на кровать и закрыл глаза. Под тиканье старых настенных часов я будто бы куда-то провалился – меня обволокла глубокая дремота. Когда я открыл глаза, сразу же перевел взгляд на часы на стене, чтобы посмотреть, сколько времени я так пролежал. Они, будто назло, остановились, хотя до этого всегда шли без остановки и показывали точное время.

На этом странности не закончились, так как меня сильно потянуло выглянуть в окно, которое выходило во двор. Часто на лавочке у забора сидели две старушки незапамятного возраста, сплетничая и узнавая друг у друга, что передавали по сарафанному радио. На этот раз там их не было и только одинокий человек стоял и смотрел в окно, из которого я выглядывал. Это был отец, и я сразу его узнал. Его желтая кожаная жилетка, усы и бейсболка сразу выдали его. Таким он мне и запомнился, когда ушел от нас с матерью, и я даже не думал, что придет снова. В руках он держал желтый сверток большого размера и, кажется, тяжелый с виду. Я выбежал из своей комнаты и заметил странную вещь – что ни в гостиной, ни в других комнатах уже не было никого. Значит, я так долго спал, раз ни гостя, ни матери уже не было дома. Я дошел скрипучими шагами до коридора и, обувшись, кое-как зашнуровав свои старые ботинки не президентского фасона, собравшись с духом, открыл входные двери.