Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бофор с гордостью прочел эту речь сына — манифест абсолютной власти монарха.
Правда, в конце письма герцогиня процитировала слова мужа («моего великого мудреца»): «И как не надоест им эта вечная круговерть: новый правитель порицает старого! Нет ничего нового под солнцем… И кто прожил день, считай, прожил вечность».
(Герцог уже успел умереть, и, как нередко бывает, герцогиня страстно полюбила мужа… после смерти. Теперь он именовался не иначе как «мой великий мудрец». И Бофор теперь не получал ни одного письма без обязательного изречения «моего великого мудреца».)
Бофор был счастлив. Главное свершилось. Пусть после смерти, но Мазарини был повержен, и это сделал его сын!
Двор и армия тотчас поняли: о покойном кардинале следовало забыть, и побыстрее. Имя Мазарини исчезло из обихода, и даже королева Анна редко вспоминала о нем. Разве когда надевала знаменитые бриллианты, завещанные ей покойным любовником.
Людовик демонстративно воскресил столь любимую его отцом роту королевских мушкетеров. Услуги д'Артаньяна не были забыты, и король назначил гасконца вторым лейтенантом роты возрожденных мушкетеров. Первым лейтенантом по традиции был сам король. Так что д'Артаньян стал фактическим командиром роты мушкетеров… Как это было красиво: гарцующие мушкетеры на лошадях серой масти… Серебряные кресты на плащах… Их так и прозвали: «серебряные мушкетеры». И впереди роты — наш гасконец с уже серебряными кудрями, ниспадающими на плечи.
Быстро летело время для стареющего Бофора. Умер отец. В Париже умерла королева Анна. Франсуа стукнуло полвека. Уходили и старели его возлюбленные, удалялись от двора в свои поместья стареющие сверстники. Но неизменным оставалось его положение. Франсуа де Бофора по-прежнему держали вдалеке от Парижа. Ему позволили участвовать в непрерывных победоносных войнах, которые вел его сын. Он храбро бился на полях Фландрии… После смерти отца в знак монаршей милости ему передали наследственное звание адмирала. Но в Париж по-прежнему не пустили. Его отправили командовать флотилией в Средиземноморье… В Ливорно он принял командование над жалкой флотилией. С нею он должен был сражаться с турками.
Обиженный невниманием сына и своим забвением, герцог много пил и во время слишком веселых застолий на его адмиральском корабле сообщал собутыльникам… лишнее. Особенно после того, как узнал о смерти королевы Анны. Выросший во времена Ришелье, он, конечно же, знал, что «стены слышат», но сдержаться, увы, было свыше его сил.
До короля стали доходить пьяные разговоры герцога… о королеве и о неблагодарности… некоего высокого лица, обязанного ему рождением!
И вскоре Людовик вызвал герцога де Бофора в Париж.
Франсуа приготовился к последствиям. Он уже был наслышан о новых суровых порядках при дворе. Должно быть, впервые вечный фрондер почувствовал некоторый трепет. Он даже раздумывал, стоит ли ехать в Париж. Но поехал. Он слишком хотел увидеть сына. С возрастом в нем все громче говорили чувства отца.
Король жил в Тюильри, но уже началась грандиозная перестройка маленького замка его отца в Версале. О будущем дворце рассказывали чудеса.
Король пригласил герцога на обед. В час дня Бофора торжественно ввели в столовую залу. Здесь толпились избранные придворные, удостоенные чести наблюдать обед короля.
Вошел Людовик, и вся зала церемонно склонилась в долгом и низком поклоне. Бофор был потрясен. Как изменился сын! Куда делся тот юноша, которого он так хорошо помнил, — неуверенный, затравленно озиравшийся по сторонам, смешно подпрыгивавший, чтобы, будучи высоким, казаться еще выше! Перед ним стоял молодой человек с беспощадными холодными голубыми глазами. Людовик сухо поздоровался. Повелительным жестом указал Бофору на стул за столиком, сервированным на двоих.
Король в своей великолепной шляпе сидел напротив. Из-под шляпы торчал фамильный крупный нос Бурбонов. Король молча начал есть. Напротив него так же молча ел герцог, с точно с таким же фамильным носом. Как шутила герцогиня де Шеврез о незаконных детях Бурбонов: «Все пройдет, даже сплетни, но нос останется». Придворные молча, почтительно стояли поодаль полукругом. Согласно этикету никто не имел права сесть. И дофин, и принцы крови в благоговейном молчании наблюдали за трапезой повелителя. Оба Бурбона, свесив в тарелки фамильные большие носы, молча съели популярные ранние овощи — теплый салат с ботвой и сыром фета, затем суп из зеленого горошка, потом кролика с молодыми огородными овощами и умело обглодали ножки пулярки… Когда бесконечный обед подошел к концу и слуги убрали остатки еды, король наконец прервал молчание:
— Я назначаю вас, герцог, гроссмейстером, шефом и главным суперинтендантом всей нашей навигации в Средиземноморье. Отныне вы должны не только воевать с флотом наших врагов турок, но и примерно наказать постоянно нападающих на наши торговые корабли алжирских пиратов… Десятки наших судов захвачены мерзавцами. Вам будет помогать флот наших союзников-венецианцев.
Итак, сын по-прежнему запрещал ему вернуться в Париж… Людовик прочел его мысли. Он ласково улыбнулся, встал, вышел из-за стола и обнял герцога. И хотя Людовик постарался, чтобы объятие было кратким и формальным, однако объятие было! Сын-король впервые обнял отца!
Когда счастливый Бофор, пятясь спиной к двери и отвешивая низкий поклон сыну, покидал залу, он услышал властный голос:
— Я жду от вас подвигов, герцог. Я надеюсь как можно скорее услышать о ваших героических делах вместо глупых пьяных фантазий.
Встреча была окончена.
Эти грубые слова-угрозу Бофору пришлось проглотить, он постарался их не понять.
Но, вернувшись домой, ему пришлось повторить себе печальную правду: вернуться в Париж ему не дадут. Впрочем, для него открывалась возможность вернуться в столицу иным способом — в гробу. Он знал, что, несмотря на пышный чин, у него в подчинении будет все та же потрепанная штормами, малочисленная средиземноморская эскадра. С этими жалкими судами он мог сражаться с турецким флотом, но не с алжирскими флибустьерами. В Алжире правила династия, основанная знаменитыми пиратами. Они превратили порт Алжир в мощную морскую державу, лишь номинально подчинявшуюся туркам… Здесь прятались награбленные сокровища, проживало 150 000 человек, трудились под палками 30 000 рабов-христиан, захваченных пиратами, и процветал крупнейший невольничий рынок. В алжирском порту, защищенном мощной линией укреплений, стояли сотни захваченных судов и десятки отлично вооруженных корсарских кораблей с командами, составленными из отчаянных головорезов.
Перед отъездом Бофора вдруг навестил один из старых забытых друзей молодости, маркиз де Ля Гар.
Маркиз сначала сообщил ему, что король ждет от него скорейших действий против разбойников (то есть скорейшего отъезда!). После чего маркиз вдруг начал рассказывать герцогу галантную сплетню из прошлого царствования. Оказывается, покойный король Людовик XIII был платонически влюблен в одну из фрейлин королевы. Будучи от природы на редкость застенчивым, Людовик XIII после долгих колебаний все-таки решился объясниться даме в любви. Но во время объяснения благородная дама прервала речь короля. Она начала умолять монарха не только перебороть свои чувства к ней, но вернуть эти чувства достойнейшей — перестать быть холодным к королеве. Ее словами, очевидно, говорил сам Господь. Ибо в сердце короля тотчас возродилась любовь к венценосной супруге. Король провел следующую ночь в спальне королевы.
— Ровно через девять месяцев королева Анна родила нашего великого короля, на радость и счастье Франции, — закончил свой рассказ маркиз и пристально взглянул на де Бофора.
Франсуа де Бофор понял: ему передали официальную версию. Так и только так должна была теперь звучать история рождения его сына.
Вот так герцога предупредили дважды.
Таинственный финал
В Европе стояла холодная зима, когда Бофор вернулся на свою жалкую флотилию. Но вскоре судьба смилостивилась. К счастью для герцога, во главе финансов Франции встал новый человек, о котором завтра мы будем много беседовать. Его звали Жан-Батист Кольбер. Этот новый министр финансов занялся французским флотом. Самым популярным наказанием преступников Кольбер сделал отправку на галеры — гребцами. Кольбер нашел деньги и на реконструкцию флота. В короткий срок Бофор получил необходимое: средства на ремонт кораблей, большое пополнение гребцов и четыре новых, прекрасно вооруженных фрегата.
Бедный герцог был готов обменять все эти фрегаты, все свои титулы на возвращение в Париж. Но туда его не звали, так что, несмотря на предупреждение, «пьяные фантазии» продолжились.