Архив потерянных детей - Валерия Луиселли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВЕСТЕРНЫ
Теперь у нас начинают выспрашивать, откуда мы, чем занимаемся и что нас вообще занесло «в наши края».
Мы приехали сюда из Нью-Йорка, говорю я.
Мы работаем на радио, говорит мой муж.
Мы документалисты, иногда говорю я.
Документаторы, поправляет меня муж.
Мы записываем документальные радиоочерки, говорю я любопытствующим.
Документальные очерки о природе, подхватывает мой муж.
Да! – подтверждаю я. О растениях и животных этих краев.
Но чем дальше мы заезжаем в глубь страны, тем, похоже, меньше наши маленькие правды и неправды о том, кто мы и что мы, прокатывают за объяснения у любопытствующих. Когда муж, осаждаемый настырными расспросами какого-то мужчины в придорожном кафе, говорит, что тоже родился на юге, незнакомец лишь вздергивает брови (ах вот как) и холодно кивает (понятно). На автозаправке при выезде из городка Локо другие бдительно любопытствующие граждане пристают ко мне с вопросами, откуда у вас такой акцент и из какого штата будете, я отвечаю, что я из другой страны, и уточняю из какой; не удостаиваюсь даже кивка. Лишь холодности, ледяного молчания, как будто я призналась в тяжелом грехе. Мы едем дальше и теперь замечаем, как мимо табунами проносятся автомобили пограничного патруля, точно грозные белые жеребцы, поспешающие на свое черное дело к южной границе. В городке Команче агенты пограничного патруля требуют наши паспорта, и мы передаем их с видом чуть ли не виноватым, широко улыбаемся и объясняем, что всего лишь делаем звукозаписи.
Но почему нам приспичило делать записи именно здесь и что конкретно мы делаем, не отстают агенты.
Разумеется, я благоразумно помалкиваю о детях-беженцах, а мой муж – об апачах.
Звукозаписи мы делаем для документального очерка о любовных историях в Америке, а сюда приехали за широкими просторами небес и тишиной.
Возвращая нам наши паспорта, агент делает вывод:
Вот оно что, вы поехали в такую даль за вдохновением.
Мы тертые калачи и никогда не перечим тем, у кого на груди жетон служителя закона, а на боку пистолет, мы ограничиваемся коротким:
Да, сэр!
Отныне, решаем мы, нам лучше помалкивать о том, где я родилась. И позже, когда мы наконец добрались в городок под названием Джеронимо и какой-то мужчина в шляпе и с пистолетом за поясом подозрительно интересуется, кто мы такие и что нам здесь нужно, и добавляет, что здесь нам все равно не найти того, за чем мы явились, что бы это ни было, а потом интересуется, какого черта наш сын фоткает своим поляроидом вывеску его винного магазина, мы знаем, что правильнее всего промямлить: «Сорри, сорри, сэр!», ретироваться в машину и побыстрее свалить. Но неизвестно почему – может, от дорожной скуки, от усталости или потому что уже слишком глубоко увязли в местной реальности, так далекой от всего, что мы привыкли считать нормой, – нам вдруг хочется немного здесь подзадержаться, может, даже втянуть этого дядьку в разговор. И я по дурости своей несусветной решаю солгать:
Мы сценаристы, сэр, пишем для спагетти-вестерна.
И тут мужчина, к нашему смущению, снимает шляпу и с дружелюбной улыбкой говорит:
В таком случае вы здесь не чужие.
Он приглашает нас за пластиковый стол на маленькой веранде, снаружи пристроенной к магазину, и предлагает принести холодного пива. Сбоку от стола на пластиковом стуле телевизор с выключенным звуком показывает рекламу, предлагающую лекарство, еще более жуткое, чем болячка, которую оно лечит; шнур от телевизора высунут из приоткрытого окна и сильно натянут, видимо, еле дотягивается до розетки в недрах магазина.
Мужчина свистит, лихо изогнув кончик языка, и из дверей магазина как по команде появляются его жена и сын. Он знакомит нас с женой, ее зовут Долли. А сыну, он примерно ровесник нашим детям и отец называет его Младшой, велено пойти поиграть с нашими ребятами вон там, мужчина указывает на парковку перед верандой – машин на ней нет, зато валяются секции проволочного загона для кур, полуразвалившаяся пирамида из пустых пивных банок и куча жутковатых детских игрушек (множество пупсов, волосы у некоторых коротко острижены). Наши дети следом за Младшим удаляются на парковку. Тогда Долли – молодая жилистая женщина с длинными руками и шелковистыми волосами – приносит нам пиво в белых пластиковых стаканах. Несколько минут я наблюдаю с веранды за моими детьми, они с Младшим договариваются о правилах игры, похоже, довольно жестокой. Волосы у Младшого подстрижены в точности как у тех кукол.
Ох и натерпимся сейчас страху, понимаю я, когда хозяин учиняет нам допрос с пристрастием по поводу нашей, хм, профессии. Трудно сказать, чего он так привязался, то ли наш внешний вид вызывает у него подозрения, или наше откровенное невежество в тонкостях спагетти-вестернов. Сам он, как выясняется, большой поклонник и ценитель этого жанра.
Знаем ли мы вестерн «Шериф со сломанной челюстью»? А «Вкус насилия»? Ну хотя бы «Вкус мести»?
Мы не знаем. Тут нам очень кстати доливают пива, и моя рука – с вспотевшей ладошкой – сама тянется к стакану в предвкушении долгого освежающего глотка. Я не отвожу взгляда от безмолвствующего телевизора, вернее, от гипсового слепка чьей-то челюсти с кривым прикусом – он валяется на телевизоре, – и пытаюсь вспомнить, где встречала похожий образ – у Карвера[69], а может быть, у Капоте, – а мой муж тем временем лихорадочно перетряхивает свои извилины, желая наскрести имена хоть каких-нибудь причастных к спагетти-вестернам киношников. Он явно силится отыграть у хозяина хотя бы очко в пользу нашей легенды. Правда, получается у него плоховато, и, сжалившись, я прихожу ему на помощь:
А у меня самый любимый вестерн «Сатанинское танго» Белы Тарра.
Как-как, говорите? – спрашивает хозяин, изучая меня взглядом.
«Сатанинское танго», повторяю я.
Я помню это название еще с давних времен, когда меня окутывали испарения постподросткового снобизма, претензий и наркотиков. Я ни разу не удосужилась досмотреть до конца это «Сатанинское танго» (как-никак, кино длится семь часов). Короче говоря, я рисковала, решив не к месту козырнуть крохами все же имевшихся у меня знаний о кинематографе, – наверное, осмелела, почти залпом выпив третий стакан пива. К нашему счастью, мужчина говорит, что никогда не видел этого фильма, и я начинаю пересказывать сюжет, стараясь как можно убедительнее натянуть его на колодку вестерна, от которого он на самом деле весьма далек. Я намеренно растягиваю рассказ, как можно дотошнее описываю незначительные детали, рассчитывая, что гостеприимные хозяева вскоре утомятся, решат, что мы невозможно скучны, и с миром отпустят нас. На нашу беду мужчина внезапно воодушевляется творчеством Белы Тарра. Под действием алкогольных паров его разум рождает шикарную идею:
А давайте закажем это кино по интернету и вместе посмотрим? А что, заодно и пообедали бы.
К тому же можете даже заночевать у нас, если засидимся и «хватим лишку» – эти два слова он произносит с широкой ухмылкой, показывая слишком ровные, чтобы быть настоящими, зубы. А что, у них полно гостевых комнат. Я проигрываю в уме перспективы дружеского вечера и обмираю от страха: еда будет подогрета в микроволновке, фильм благополучно заказан, мы всемером рассаживаемся вокруг другого их телевизора, побольше и получше, и тут начнется кино. Понятно, что сценарий, который я тут нагородила, не будет иметь ничего общего с происходящим на экране. И мужчина, сначала не понимающий, в чем дело, и раздраженный, а потом, скорее всего, разъяренный, выключит кино. И сообразит, что мы всю дорогу вешали ему лапшу. Кончится тем, что он нас поубивает и прикопает на своей пустующей парковке, где до сих пор играют наши дети.
Оттуда вдруг доносится пронзительный вопль нашего сына, мы с его отцом вскакиваем и бежим к парковке выяснить, в чем дело. Нашего мальчика ужалила пчела, и он с криками боли катается по пыльной земле. Его отец берет его на руки, мы обмениваемся взглядами и незаметно киваем друг другу. Я хватаюсь за соломинку возможности прикинуться чокнутой мамашей и изо всех сил разыгрываю испуг и тревогу. Подыгрывая мне, муж сообщает хозяевам, что нам надо срочно в больницу, потому что мальчик – аллергик, причем на самые неожиданные вещи, и мы не готовы рисковать, вдруг на пчелиный укус тоже. Мужчина и его жена относятся к аллергиям серьезно, помогают нам уложить мальчика в машину и объясняют, как доехать до ближайшей больницы. Мы прощаемся, напоследок мужчина советует нам, когда мальчику полегчает, в Розуэлле
