Гаяна - Петроний Аматуни

— Я «45–16», я «45–16», — передал он. — Возвращаюсь к вам… Приготовьте «скорую помощь» и организуйте встречу… На борту обезоруженные диверсанты.

— Вас поняли, — ответили из Краснодара. — Как самочувствие командира?

— Нормально.

— Разрешаем садиться у нас, подходите визуально.

Андрей сел за штурвал и выключил автопилот. Петушок с трудом оторвался от своего друга и занял место рядом с командиром.

Серафима оперировали в краевой больнице.

— Будет жить, — сказал хирург.

— А летать? — не утерпел обрадованный Шелест.

— Возможно, и летать будет.

В коридоре к Шелесту подбежал Венев:

— Ну что, командир?

— Все хорошо, Петушок, — ответил Шелест и ласково обнял его за плечи. — Будет летать наш Серафим…

У кабинета главного врача их встретил Рязанов. Он только что взбежал по лестнице и запыхался.

— Как ваш радист? — спросил он.

— Будет жить.

— Эх, Андрей, Андрей, — сокрушенно покачал головой Рязанов, — ведь это я во всем виноват: опоздал, на одно мгновение опоздал! Но я не предполагал, что они решатся на такое… Век живи, век учись! Давно мы с тобой не летали вместе, и вот видишь, как пришлось… И не на войне, а впору надевать фронтовые погоны!..

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На древней скале

Когда Курц вошел в кабинет и замер в нескольких шагах от стола, Дорт, едва сдерживая бешенство, почти шепотом произнес:

— Немедленно убрать Гарри и Пирса! Я приказал вам следить за всеми, а оказалось, что все следят за нами. Дубина! Самое величайшее для меня наслаждение сейчас — это втиснуть вас в консервную банку для крабов! — кричал он, стуча кулаками о стол. — Вчера я узнал, что Монти Пирс — шпион фирмы «Келли и сыновья», а Гарри — его сообщник… Сейчас же разделайтесь с Гарри, а в отношении Пирса, смотрите, чтобы на заводе не было разговоров… Ступайте!

Курц вышел от Дорта перепуганный до смерти. За последнее время это был четвертый по счету «взрыв». Черт бы побрал этого богача! Так издеваться над ним, настоящим арийцем! И, что самое обидное, Курц должен все это безропотно выслушивать и трястись от страха за свою голову.

Не обремененный понятиями о морали, Курц был воистину исправным служакой в Освенциме. Здесь, на острове, опыт полученный Курцем в концлагере, очень пригодился, и Бергофф, а особенно Дорт, сумели оценить это. Гестаповский режим, введенный Курцем на острове, отвечал их требованиям. Правда, в Освенциме было проще. Там все, кто находился в ведении Курца, назывались пленными или каким-нибудь иным подходящим словом. Здесь же, вызывая виновника на допрос, приходилось именовать его даже «мистер»! В Освенциме были печи, и людей в них сжигали. На острове над людьми производят какие-то научные опыты, по мнению Курца, припахивающие тонкой «философией». Это ему не нравилось. Ученых он терпел как необходимый придаток всякого «настоящего» предприятия (в Освенциме тоже были свои «ученые»), но верить им не верил.

Себя Курц считал несравненно выше всех этих «философов». Стоит только вспомнить, как он учил Дорта организации научной работы на острове: по его совету была введена система, при которой ни один научный работник не мог знать, над чем трудится его коллега. Уж Курц-то отлично умел запутать все так, чтобы никто толком не знал, что и для чего он делал… Отыскав лилипута, Курц пригласил его в свою машину. Взошла необычно большая луна медного цвета. Густые тени остроугольных скалистых вершин придавали окружающему пейзажу зловещий вид. Небо с одного края было фиолетовое, вызолоченное лунными лучами. Желтые искры звезд, тихий, без единого движения, воздух и освежающая прохлада ночи действовали успокаивающе.

Эта часть острова была разделена надвое извилистой чертой обрыва. Внизу чернел массив леса, поднимавшего свои вершины из котловины. Оттуда доносились хлопанье крыльев ночных птиц, стрекотание жуков.

Курц остановил машину у самого обрыва. — Посидим, малыш, — предложил он, выпрыгивая на землю.

— Как вам угодно, сэр, — отозвался Гарри, следуя за ним. — Не могу сказать, что это удобное место для отдыха…

— Почему?

— Как! Разве вы забыли, сэр, что на этой самой скале дикари совершали казни?

— Что-то такое помню. Жаль, мне не пришлось этого увидеть. — Курц помолчал. — А ты, малыш, не боишься смерти?

— Я?!

Курц задумался.

— Большую часть своей жизни, — сказал он, — я работаю на нее. Если бы смерти было свойственно чувство благодарности, я бы уже имел право рассчитывать на вечное существование за счет тех, кому я помог переселиться… ну, словом, туда… раньше, чем они предполагали сделать это сами.

Гарри съежился и, будто невзначай, так просто, пересел на камень подальше. Курц, заметив это, усмехнулся.

— Не люблю, когда на меня находит такое настроение, как сейчас. Одним словом, когда-то я присматривался к жизни, но потом мне это наскучило… Малыш, сядь рядом и поговорим. Вот здесь. Так. Каждый умирает по-своему. Сама смерть одинакова, вероятно, но пути-дороги к ней разные. Поверь мне, ведь это моя профессия.

— К чему вы это говорите? — спросил Гарри дрогнувшим голосом.

— Ведь так или иначе тебе придется умереть, малыш…

— Я… я… не тороплюсь…

— Ты должен это сделать… — печально ответил Курц. — Таково категорическое приказание мистера Дорта.

— За что?! — прохрипел Гарри, цепляясь руками за камень, на котором он сидел.

— Не ожидал от тебя такого идиотского вопроса. Ты провинился и знаешь больше, чем положено человеку, выходящему из игры. Спокойствие, Гарри! Тем более, что уже тринадцать минут, как ты мертв…

— Я мертв?!

— Сейчас тринадцать минут первого, а ты должен был умереть вчера, то есть до двенадцати часов ночи. Эти тринадцать минут — нарушение приказа, но так и быть, я беру этот проступок на себя.

— О, сэр, пощадите! — простонал Гарри.

— Пощадить?! — удивился Курц. — За то, что ты через голодранца Пирса обманывал меня?.. О нет!

— Я не хотел обманывать вас, сэр, но Пирс так ловко обвел меня!

— Твоему приятелю достанется за это втройне… Я учту, малыш, его дурное влияние на тебя, — издевался Курц.

— Ну помилуйте меня, сэр! Я сделаю все, что вы прикажете.

— Этого и следовало ожидать, малыш. Ты мне снова нравишься! За то, что я подарил тебе несколько минут жизни, я прошу только об одном… Ты видишь эту пальму? В моем возрасте несолидно взбираться на нее. Окажи мне дружескую услугу и сам сооруди на ней петлю. Тем более, что ты потрудишься для себя.

— О, сэр, умоляю вас!

— Встать! — резко и визгливо крикнул Курц.

Гарри, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги.