Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев - Олег Гончаренко

В октябре 1930 года Миллер вызвал в Париж генерал-майора Н.И. Глобачева, служившего в начале XX века в корпусе жандармов. Генерал-майор был лично известен Миллеру, как выпускник Николаевской академии генерального штаба, неплохо подготовленный для контрразведывательной деятельности. Миллеру он казался перспективной фигурой еще и потому, что в свое время тот прослужил на ниве политического сыска на самых передовых рубежах Российской империи — в Царстве Польском. В короткие сроки Глобачевым была создана широкая агентурная сеть во Франции и сопредельных странах. Основной задачей агентов Глобачева было выявление агентов ОГПУ в среде русской эмиграции. Миллер получал самую свежую и достоверную информацию не только о деятельности советской политической разведки в Европе, но и даже внутри самого РОВСа. Так, например, от своего агента в Чехословакии Миллеру стало известно, что внутри самого Союза возник политический орган под руководством генерала-от-кавалерии Шатилова. После гибели Миллера, стараниями генерала Абрамова, близкого к Шатилову, Глобачева постепенно оттеснили от дел, а службу его свернули под предлогом нехватки средств. По сравнению с государственными дотациями ОГПУ-НКВД, финансовые возможности РОВС оказались смешными. Ряд попыток пустить деньги в рост, предпринятых еще Миллером, привели к утрате 7 миллионов франков, вложенных генералом на свой страх и риск в одну из тогдашних финансовых пирамид, основатель которой швед Ивар Крегер покончил жизнь самоубийством, чем обрек многие тысячи своих вкладчиков на полный финансовый крах. Не миновала сия чаша и средства РОВС. В ходе своего руководства Русским Общевоинским Союзом, Миллер часто подвергался критике со стороны многих радикальных кругов военной эмиграции, обвинявшим его в бездействии и отходе от активной борьбы с Советской властью.

…После похищения Миллера, активно участвовавший в организации похищения Председателя РОВС и затем сбежавший в Испанию генерал Скоблин, написал своему начальнику в НКВД примечательное письмо, которое стоить привести полностью в силу его красноречивого подтверждения связи Скоблина с советской внешней разведкой. «II.ХI.37. Дорогой товарищ Стах! Пользуясь случаем, посылаю Вам письмо и прошу принять, хотя и запоздалое, но самое сердечное поздравление с юбилейным праздником 20-летия нашего Советского Союза. Сердце мое сейчас наполнено особенной гордостью, ибо в настоящий момент я весь, в целом, принадлежу Советскому Союзу, и нет у меня той раздвоенности, которая была до 22 сентября искусственно создана. Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем Великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе. Недавно мне здесь пришлось пересматривать старые журналы и познакомиться с № 1 журнала „Большевик“ этого года. С большим интересом прочитал его весь, а статья „Большевики на Северном полюсе“ произвела на меня большое впечатление. В конце этой статьи приводятся слова Героя Советского Союза Водопьянова, когда ему перед полетом на полюс задали вопрос: „Как ты полетишь на полюс, и как ты там будешь садиться? А вдруг cломаешь — пешком-то далеко идти?“ — „Если поломаю, — сказал Водопьянов, — пешком не пойду, потому что у меня за спиной сила, мощь: Товарищ Сталин не бросит человека!“ Эта спокойно сказанная фраза, но с непреклонной верой, подействовала и на меня. Сейчас я тверд, силен и спокоен и тоже верю, что Товарищ Сталин не бросит человека. Одно только меня опечалило, это 7 ноября, когда вся наша многомиллионная страна праздновала этот день, а я не мог дать почувствовать „Васеньке“ (семейное прозвище, а возможно, и подпольная кличка Надежды Васильевны Плевицкой — Авт.) о великом празднике. Не успел оглянуться, как снова прошло 2 недели со дня Вашего отъезда. Ничего нового в моей личной жизни не произошло. От безделья и скуки изучаю испанский язык, но полная неосведомленность о моем „Васеньке“ не дает мне целиком отдаться этому делу. Как Вы полагаете, не следует ли Георгию Николаевичу теперь повидаться со мной и проработать некоторые меры, касающиеся непосредственно „Васеньки“? Я бы мог дать ряд советов чисто психологического характера, которые имели бы огромное моральное значение, учитывая почти 2-месячное пребывание в заключении и необходимость ободрить, а главное, успокоить. Крепко жму Вашу руку. С искренним приветом Ваш Николай Скоблин». Неизвестно, получил ли Скоблин ответ на свое «праздничное» письмо, однако очень скоро он погиб в Испании, по официальной версии, во время бомбежки. Так завершилась одна из несомненно удачных внешнеполитических операций НКВД. Она завершилась ликвидацией главного предателя в стане белых, оказавшимся совершенно ненужным использовавшим его советским органам внешней разведки.

В дальнейшем, в отношении Белой военной эмиграции НКВД проводил еще немало операций разнообразного масштаба. Одной из наиболее известных акций оказалось внедрение в белогвардейские организации сына руководителя 3-го отдела РОВС генерала Федора Федоровича Абрамова. Звали молодого неожиданно появившегося во Франции большевистского агента Николаем Федоровичем Абрамовым. Особая Комиссия РОВС, проделавшая впоследствии некоторую исследовательскую работу в отношении этой личности, пришла к выводу, что до своего внедрения в среду военного зарубежья, он прошел специальную подготовку в советской разведке, на что косвенно указывал ряд его способностей и умений, а также отменная спортивная подготовка молодого человека. «Маленький Николай жил в семье тетки и воспитывался в советской среде. Учился в советской школе, состоял в комсомоле, прошел разностороннюю подготовку в Осавиахиме. Был умелым шофером-механиком, хорошим фотографом, бойко стучал на пишущей машинке, любил спорт и вообще отличался недюжинными способностями. Советская школа привила ему атеистические взгляды на жизнь, преклонение перед сильной советской властью, ненависть к фашизму, презрение к демократии и белогвардейцам».[98] Предыстория неожиданного появления сына генерала Абрамова такова: при уходе из России в ноябре 1920 года семья генерала была оставлена им, и 10-летний Николай Абрамов остался у большевиков. По какому-то странному стечению обстоятельств, волны репрессий обошли семью белого донского генерала.

На Западе Николай Абрамов объявился при не менее странных обстоятельствах. Служа матросом советского торгового судна, неожиданно легко в 1931 г. он сбежал с советского парохода, причалившего в Гамбурге. Не торопясь, добрался до германской столицы, отыскал штаб-квартиру РОВС в Берлине, обратился за помощью к дежурному офицеру. После первых перекрестных опросов молодого человека, выяснявших его личность, о нем было доложено начальнику Союза генералу фон Лампе. Алексей Александрович фон Лампе, в прошлом опытный военный дипломат и один из ближайших помощников генерала Врангеля в эмиграции, в предвоенное время возглавлял работу Союза в Германии. Фон Лампе сочувственно выслушал историю побега молодого Абрамова, и при содействии генерала, организовавшего получение болгарской визы для молодого человека, тот был отправлен к своему отцу в Софию. Рассматривая эту историю с позиции сегодняшнего дня, некоторые современные историки уверены, что личные взаимоотношения Николая Абрамова с отцом были довольно прохладными. Первые три года он жил у своего отца и получал от него небольшие деньги на расходы, а после, найдя постоянную работу, ушел от отца и перестал получать от него деньги. Главной задачей Николая Абрамова было его внедрение в ряды РОВС. Его любознательность и заметное чрезмерное любопытство не ускользнуло от некоторых проницательных взглядов в среде русской военной эмиграции. На поверку внедрение в среду русских эмигрантских организаций оказалось несложным. Как сыну видного белогвардейского генерала, Николаю оказались открытыми двери многих русских организаций за границей. А в самом РОВС его руководством были назначены лица, ответственные за политическую подготовку молодого человека. Чтобы не вызвать подозрений в собственной заинтересованности Абрамов-младший хорошо сымитировал не только разочарование в идеях комсомола, но и «искренне осуждал некоторые отрицательные стороны эмиграции…». В итоге, после предварительной идеологической работы с собой, он как бы нехотя выразил желание работать в секретных структурах РОВС — «внутренней линии». Сначала он был привлечен к «работе по контрразведке» офицером управления 3-го отдела РОВС капитаном Фоссом. Вскоре Николай вступил в «Национальный союз нового поколения» (НСНП) и еще ряд радикальных белоэмигрантских организаций, показав настойчивое стремление продвинуться в них к руководящим постам. «Его попытки изменить тактику НСПП натолкнулись на решительный отпор. Подозревая в нем советского агента и невзирая на его родство в видным белым генералом, М.А. Георгиевский настоял на его исключении из Союза. Генерал Абрамов и чины РОВСа были возмущены решением НСПП, и отношения между двумя организациями, уже омраченные… стали еще более неприязненными».[99]