Женщина нашего времени - Рози Томас

— Возьмите свою игру.

Она была свободна. Ну хорошо, она поделит деньги между ними так и тогда, когда придет для этого время, до которого еще, казалось, очень далеко. Харриет боялась всего, что она должна была сделать до того, как оно наступит.

— Спасибо за то, что вы дали мне игру, — сказала она тихо. — Я вам очень благодарна.

На этот раз его сухой смех перешел в кашель.

— Вам нужно лекарство от этого, — назидательно произнесла она.

Лицо Саймона изменилось. Он откинулся на спинку стула.

— Говоря так, вы становитесь похожи на свою мать. Подойдите.

Она подошла к нему. Он поднял ее руку и на минуту задержал ее возле своей щеки. В следующее мгновенье он раздраженно одернул себя и выпрямился на стуле:

— Вы хотите идти своим путем.

«Это прикосновение было отцовским жестом», — подумала Харриет. Она вдруг почувствовала себя легче и счастливее.

Он проводил ее до парадной двери, быстро взглянул на дождь и отступил в темноту своего дома. Харриет простилась с ним и направила машину по автостраде в Лондон.

В следующий месяц Харриет работала больше, чем когда-либо в своей жизни. До последней недели февраля с помощью дирекции Ярмарки игрушек она отправила по почте пять сотен рекламных комплектов каждому закупщику, в каждый универмаг, где могли бы проявить интерес к «Головоломке». Она разработала оформление для большого ярмарочного стенда из белого парашютного шелка и черного поливинилхлорида и контролировала его изготовление.

Она хотела, чтобы блестящие черные кривые и белые, как облака, волны поддерживали ее торговую марку в виде солнечных лучей. Она нашла команду дизайнеров, которые сделали огромную торговую марку из полистирола и раскрасили ее в те же цвета радуги, что были и на коробке. Она имела несколько десятков готовых коробок, которые в изобилии будут расставлены на полках солнечных лучей. Через агентство она наняла двух девушек, которые будут работать на стенде вместе с ней. Вспомнив о прическах Сэнди и ее подружки, Харриет выбрала молодых студенток на неполный рабочий день, из волос которых можно сделать такие же прически в виде кивающих слив.

Она купила три комплекта черно-белой одежды и заменила на ней пуговицы другими, величиной с пенни, которые повторяли бы все цвета радуги. Через Дженни, которая была знакома с агентом одного известного телевизионного деятеля, она уговорила этого комментатора постоять возле ее стенда в самый напряженный день, чтобы стимулировать закупщиков заказывать ее «Головоломку». Его гонорар был немыслим. Джейн, Дженни и другие помогали ей комплектовать и запечатывать почтовые конверты, а Дженни обрабатывала на швейной машине метры парашютного шелка. Друзья вежливо интересовались ее делами и старались убедить ее замедлить темп, однако она была заведена так, что была не в состоянии передохнуть. Только Чарли Тимбелл говорил ей, что если она собирается сделать вообще все, то тогда она может и отдать этому все, что имеет.

Харриет делала все, что она могла, и совершенно забросила «Степпинг». Очень мало осталось у нее и от пятнадцати тысяч фунтов.

В течение трех ночей перед открытием Ярмарки игрушек Харриет преследовали ночные кошмары. Когда она просыпалась, потная и смятенная, она не могла вспомнить подробностей кошмара. Но под гнетом страха ее голова и конечности тяжелели. Она чувствовала себя смертельно усталой и не могла снова заснуть, а утром чувство тяжести не покидало ее. Она чувствовала себя обессиленной и больной без всяких симптомов.

Все эти ощущения были точной противоположностью той эйфории, которую она испытала в своей старой спальне после странного видения. Это было так, как будто все тревоги и слабости, которые она подавляла, одновременно вышли на поверхность, чтобы изуродовать ее. Она боялась всего, что делала, боялась этого разбухающего предприятия, которое она старалась запустить на таком неустойчивом фундаменте. Харриет лежала в постели с поджатыми коленями, обхватив голову руками.

У нее возникла неотвязная мысль, которая настойчиво билась в голове: «Мне необходима помощь. Я не смогу сделать все это одна».

Через некоторое время она встала и в муках забродила ощупью по квартире. Она нашла карточку, которую дал ей Генри Орд.

Как только она решила, что рабочий день уже начался, она позвонила в фирму «Лендуит Эссоушиэйтс».

Глава 7

«Лендуит Эссоушиэйтс» занимала здание с оштукатуренным фасадом в тихом переулке. Здесь не было мраморного вестибюля и пышного фонтана. На скромной латунной табличке было название компании, рядом находилась кнопка звонка, на деликатный звон которого появилась безупречная девушка, открывшая дверь.

— Харриет Пикок, — представилась Харриет.

Она окрестила свою зарождающуюся компанию «Пикокс», и после того визита к Мортону решила, что больше не будет миссис Гоулд. И она не вернется к имени Харриет Тротт. Прямое отожествление ее с ее компанией, а также с Кэт в те годы, когда они были только вдвоем, и даже с Кэт Саймона доставляло ей удовольствие.

— Мистер Лендуит ожидает меня.

Вооруженная рекомендацией Генри Орда, сразу преодолев барьер, откровенно защищаемый секретарем, Харриет установила, что достаточно легко добиться свидания с мистером Лендуитом. Значительно труднее было найти время в своем собственном расписании. Ярмарка игрушек открывалась на следующий день. Харриет знала, что она обязана быть у своего стенда, организуя установку, драпировку и размещение.

— Пожалуйста, сюда, мисс Пикок.

Холл был обшит панелями и пуст, за исключением персидского ковра на полу и овального стола с большой вазой свежих цветов. Харриет последовала за девушкой вверх по пологим ступенькам лестницы мимо трех безрадостных и мрачных натюрмортов в тяжелых рамах. Харриет подозревала, что любой из них стоит столько же, сколько всего денег она старалась занять.

Девушка открыла двойную дверь на верхней площадке лестницы. Харриет увидела, что Мартин Лендуит сразу же встал и обошел свой письменный стол, чтобы поприветствовать ее. Он был коренастым, не очень высоким и был одет в темно-синий костюм такого великолепного покроя, что выглядел совершенно пропорциональным. На нем были голубая рубашка и неяркий галстук. Узкие, блестящие туфли ручной работы подчеркивали небольшую величину его ноги. Черные волосы поседели на висках, и, казалось, что его голова скорее вылеплена скульптором, чем подстрижена парикмахером. Серебряные волоски поблескивали, когда он поворачивал голову. У него были темные глаза, а от природы смуглая кожа была отполирована здоровым загаром.

Харриет решила, что ему около пятидесяти пяти лет или немного меньше. На руке, которую он протянул Харриет, ногти были высокопрофессионально обработаны.

— Садитесь, пожалуйста.

Голос у него был дружелюбным, а улыбка последовала за приглашением через одну-две секунды. Мартин Лендуит даже не пытался скрывать, что он внимательно изучает ее. Харриет приняла это, холодно смотря в ответ, а затем села на стул напротив его письменного стола.

Она окинула взглядом комнату. Справа от нее были высокие окна, выходящие на улицу. На них висели шторы из материала медового цвета с глубокими мягкими фестонами сверху и ниспадающей мягкими складками нижней частью, окаймленной тусклым золотом.

Напротив окон стоял чиппендейловский[2] шкаф в китайском стиле, переднее стекло которого бросало ромбы света на пустые стены. Над каминной полкой висел викторианский портрет. Человек с бакенбардами мог быть дедом мистера Лендуита. Его внук, если он являлся таковым, сидел под портретом за большим письменным столом, который он, возможно, унаследовал от деда. Только телефоны, диктофоны и компьютерный терминал были добавлены к интерьеру в последнее время.

На полу лежал ковер, нежно светящиеся цвета и замысловатые узоры которого говорили Харриет о тончайших шелковых нитях и тысячах сделанных руками узелков. Больше в комнате ничего не было. Это был шедевр скромности, который, прежде всего, кричал: «Деньги» так же громко, как если бы стены были оклеены банкнотами. По сравнению с ним храм из стекла и стали Мортона выглядел похожим на гамбургерный бар в новом торговом центре.

Губы Харриет искривились. Она втянула уголки рта внутрь для того, чтобы сдержать улыбку. В то же время она видела, что Мартин Лендуит заметил ее исследования, ее веселье и, видимо, одобрил их.

— Это мой сын и партнер. Робин Лендуит.

Харриет повернулась. Он, вероятно, вошел очень тихо за ее спиной. Он был выше и тоньше отца. Он был таким же смуглым, но без седины в волосах, которые были гуще и пострижены более небрежно, чем у отца. Было очевидно, что они одевались у одного портного, но у Робина лацканы пиджака были слегка пошире, а складки на брюках были не столь заметны. Его рука, когда Харриет пожимала ее, была больше и теплее.