Коронованный лев - Вера Космолинская

И тут меня ударила в голову жуткая мысль: а только ли на грубость? Потрясенно покачнувшись, я привалился к косяку. Я вчера здорово на него беспричинно разозлился… Беспричинно? Я чуть не взвился на свечку, решив, что он намеренно за нами шпионит. А потом, когда я расхаживал по дому? Каждый ли свой шаг я помню? И была такая луна — не начал ли я ходить во сне? Я ведь понятия не имею, что еще у меня могло приключиться с головой помимо того, что я уже знаю. «Все, что они могут придумать…» — припомнил я свои же собственные слова. А что они могут придумать? Действовать за нас, когда мы этого не помним?! Почему бы нет?

Я вздохнул поглубже, разогнав тучи черных мушек перед глазами, и первым делом посмотрел на свои руки. Так, спокойно… Крови было много, я не мог не испачкаться. Но на манжетах никаких следов крови не было. Крохотное пятнышко на груди не в счет — это привет от Огюста, после драки с Раулем тоже должен был остаться след, но это ерунда, иногда общаться с друзьями все равно что с кошками драться и про все это я отлично помню. Может, подняться и проверить перчатки? Да нет, глупости. На сапогах тоже ничего, да и на досках крыльца не было никаких кровавых следов, ведущих в дом. Я немного успокоился, хотя в глубине души мне было все еще премерзко, и заставил себя посмотреть на труп осмысленно. От месива на его горле отделилась жирная муха и, сыто позудев, вернулась на насиженное место. Говорят, ранняя пташка червяка склюет, а ранняя муха — мертвеца найдет?..

— Поль? — заинтересованно позвал Рауль. — Ты стоишь или падаешь?

— Стою. — Я оторвался от косяка и уверенно сказал: — Его ограбили.

На такое безапелляционное заявление Рауль выгнул брови и тоже присмотрелся к убитому пристрастно.

— Кошелек срезан, — подтвердил он.

— И оружия при нем нет. Ни колец, ничего. Одежда выглядит так, будто его обыскивали, колет не просто расстегнут, пуговицы сорваны.

— Тот, кто это сделал, не мог не перемазаться по уши, — заметил Рауль, медленно кивнув, будто что-то мысленно пометив в блокноте.

Вот именно. Потому мне и понадобились все эти мелочи, чтобы доказать себе самому, что это был не я.

— Следов, ведущих в дом, нет.

Рауль слегка улыбнулся и искоса глянул на меня. Не сговариваясь и не наступая на испачканные ступеньки, мы перемахнули через невысокие перила, спрыгнув по обе стороны от крыльца, и подошли к покойнику с другой стороны. Рядом в земле были прорезаны узкие короткие щелки.

— Похоже, кто-то чистил здесь нож.

Рауль пожал плечами.

— Не проще было вытереть о его же одежду?

— Может, в темноте плохо было видно, где еще осталась не испачканная ткань.

Рауль осмотрел дорожку.

— Земля утоптанная, кровью никто нарочно по дороге не капал.

Мы двинулись по дорожке к выходу. Калитка была не просто открыта, но и настежь распахнута.

— Да это просто наглость какая-то, — покачал головой Рауль.

— Странно, что молчала собака. — Посмотрев в сторону конуры, я убедился, что это вовсе даже не странно. Несчастный пес лежал на боку с высунутым языком, открытые глаза мутно глядели в пустоту, но пес дышал и даже тихонько вяло ворчал, выглядел он будто с жестокого похмелья. А ведь, пожалуй, он был в таком состоянии уже тогда, когда тут блуждали мы с Огюстом. Все-таки, для порядка, ему следовало бы тогда пошуметь.

Калитку мы закрыли, от греха, и вернулись в дом тем же манером, что и выбрались — через перила. Внизу уже собрались абсолютно все, — наспех одетая растрепанная Диана не расставалась с пистолетом, — и встревожено пересчитывали друг друга. Кто-то пытался возражать, но едва мы вернулись, отец, уже совершенно проснувшийся и, как обычно, мысливший стратегически, велел нам с Раулем, раз уж мы начали и уже видели и знаем больше остальных, вместе с мэтром Гастоном осмотреть весь дом, тогда, как остальные должны были никого пока не выпускать. Кроме зятя мэтра Гастона, отправившегося за священником и за местной стражей. Мысль о неслучайности произошедшего, пока мы тут находились, явно настигла не только меня.

Ни в одном помещении кроме одного не обнаружилось ничего предосудительного — исключением была комната покойного и его компаньона, того самого шумного бородача, обожавшего анекдоты про графа де Люна. Здесь окно оказалось распахнуто настежь, постели не тронуты, оставшиеся вещи, в основном, принадлежавшие покойному, перевернуты, ничего ценного среди них не обреталось, но на столе, как верх гротеска, были оставлены несколько золотых монет.

— Как я понимаю, господин весельчак оставил их за себя и за того парня? — предположил Рауль.

Мэтр Гастон сосредоточенно уставился на монеты, ничего не понимая. Если это было ограбление, то с какой стати тут оставлены деньги? И впрямь, весельчак.

Мы оглядели окно, и Рауль ткнул пальцем в зацепившуюся в раме, где торчала полуотколотая длинная щепка, синюю нитку.

— Зачем ему понадобилось лезть в окно?

Я пожал плечами.

— Чтобы застать приятеля врасплох, зайдя с другой стороны, ведь тот ждал у двери.

— Ждал? — спросил Рауль.

— Да, мы его там видели.

— Странные бывают на свете приятели. — Рауль оглядел комнату.

Как бы то ни было, стало ясно, что мы не досчитались не одного, а сразу двух постояльцев, и второй, предположительно, ушел на своих двоих или не своих четырех.

— Вы помните, какая у него была лошадь? — спросил я мэтра Гастона.

— Что?.. А, разумеется! Да, сюда, сюда!.. — сказал мэтр Гастон в коридор, и под нашими с Раулем слегка опешившими взглядами, конюх и еще кто-то из прислуги, внесли в дверь завернутый в холстину не совсем распрямленный труп и, отдуваясь, свалили его на кровать. Все правильно. Не двадцатый же век. Оставлять труп на ступеньках — это было бы, по мнению мэтра Гастона, да и любого другого нормального человека, не по-людски. И ступеньки наверняка уже тщательно отмывали. Что ж, прекрасно, хотя бы жуткая оргия мух на крыльце, под уже наливающимся сиянием солнцем, отменяется.

Мэтр Гастон дал указание конюху, и уже с этим парнем мы отправились на конюшню — и правильно, мэтр Гастон был все же слишком велик для того, чтобы перекидывать его через перила, а на оттираемых ступеньках пока творилось полное безобразие. Осмотрев свое хозяйство, конюх сообщил, что пропала только одна лошадь. Принадлежавшая именно Весельчаку, как мы его окрестили. Далее конюх радостно запричитал, что злодей проявил истинное душевное благородство, не причинив иного ущерба. Тут, пожалуй, к нему стоило присоединиться. Не хотел бы я таким образом потерять своего Танкреда. На этом, видимо, можно было остановиться. Когда мы вернулись, мэтр Гастон удалился распоряжаться на кухню, а все остальные отправились умываться.