Возрожденный любовник - Дж. Уорд

За этим последовали другие сцены, они проносились сквозь ленту времени от того момента, как их отношения только зарождались, до комфорта, пришедшего с близостью, от маленького жилища к большим, от хороших времен, когда они смеялись вместе, к тяжелым, сопровождавшимся спорами.

Это самое лучшее, что жизнь может предложить кому-либо: человека, которого любишь ты и который любит тебя в ответ, человека, с которым ты вырезаешь цель на дубовом стволе нескончаемого течения времени.

А затем другая сцена.

На кухне, прелестной блестящей кухне у плиты стояла женщина. На конфорке шипела сковородка, в которой жарилось мясо, и девушка держала в руке лопатку. Но она смотрела не вниз. Ее пустой взгляд был направлен в пространство впереди, а от плиты начал подниматься дым.

С противоположной стороны  в кухню вбежал Тормент. Он выкрикнул ее имя, схватил маленькое полотенце и потянулся к приспособлению на потолке, усердно махая тряпкой, морщась, словно болели уши.

Стоявшая у плиты Веллесандра, вздрогнув, обратила внимание на происходящее, и убрала загоревшуюся сковородку с раскаленной конфорки. Она начала говорить, и хотя картинка не сопровождалась звуком, было ясно, что девушка извинялась.

Когда все успокоилось и больше не горело, Тормент прислонился к столу, скрестил на груди руки и начал что-то говорить. Затем замолчал.

Прошло много времени, прежде чем Веллесандра ответила. В предыдущих моментах их жизни она всегда казалась сильной и прямолинейной… теперь же она колебалась.

Закончив ответ, девушка поджала губы и не сводила взгляд со своего супруга.

Руки Тормента медленно опустились и повисли по бокам, челюсть расслабилась, и он приоткрыл рот. Мужчина несколько раз моргнул, открыл и закрыл глаза, открыл, закрыл, открыл и закрыл…

Когда он, наконец, пришел в движение, то сделал это с грацией человека, в теле которого каждая кость была сломана: он мгновенно сократил разделявшее их расстояние и упал на колени перед своей шеллан. Протянув трясущиеся руки, он прикоснулся к ее животу, а на глаза навернулись слезы.

Он не произнес ни слова. Просто притянул к себе супругу, его большие сильные руки обернулись вокруг ее талии, а мокрая щека прислонилась к ее чреву.

Возвышаясь над ним, Веллесандра начала улыбаться… лучезарно, на самом деле.

В противоположность ее счастью, лицо Тора исказил ужас. Словно он уже тогда знал, что беременность, которой она обрадовалась, станет концом для них троих…

– Я так и подумал, что найду тебя на этой стороне.

Ноу-Уан резко развернулась, вода в чаше выплеснулась на ее мантию, а изображение исчезло.

Тормент стоял в дверях, будто ее вторжение в его личные дела призвало его сюда, дабы защитить то, что по праву принадлежало ему. Его гнев рассеялся, но даже теперь мрачное лицо мужчины не могло сравниться с тем, что она только что видела.

– Я пришел, чтобы извиниться, – сказал он.

Она осторожно поставила чашу на место, глядя, как колышущаяся поверхность воды успокоилась, а ее уровень медленно вернулся к прежнему состоянию, вновь наполнившись из неизвестного, невидимого источника.

– Я подумал, что мне лучше подождать, пока немного протрезвею…

– Я наблюдала за тобой, – произнесла она. – В чаше. И за твоей шеллан.

Это заставило его заткнуться.

Встав на ноги, Ноу-Уан разгладила мантию, хотя та упала, как и всегда, прямыми бесформенными складками ткани.

– Я понимаю, почему ты скверно ведешь себя и быстро заводишься. Раненому животному свойственно кидаться даже на дружественную руку.

Когда она подняла взгляд, Тормент хмурился так сильно, что его брови сошлись в сплошную линию. Что не очень располагало к разговору. Но настало время внести ясность между ними, и, как в случае с обработкой гноящейся раны, следовало ожидать, что будет больно.

Тем не менее, инфекцию нужно устранить.

– Как давно она умерла?

– Убита, – ответил он не сразу. – Ее убили.

– Как давно?

– Пятнадцать месяцев, двадцать шесть дней и семь часов. Мне нужно взглянуть на часы, чтобы сказать, сколько минут.

Ноу-Уан подошла к окну и посмотрела на яркую зеленую траву.

– Как ты узнал, что ее забрали у тебя?

– От моего короля. От Братьев. Они пришли ко мне… и сказали, что ее застрелили.

– Что случилось после?

– Я закричал. Убрался оттуда, перенесся куда-то в другое место. Я рыдал неделями, в глуши, в одиночестве.

– Ты не провел церемонию Забвения?

– Я не возвращался около года. – Он выругался и провел руками по лицу. – Поверить не могу, что ты спрашиваешь меня об этом дерьме, а я тебе отвечаю.

Ноу-Уан пожала плечами.

– Дело в том, что ты был жесток ко мне у бассейна. Ты чувствуешь себя виноватым, а я – что ты мне должен. Последнее делает меня бесцеремонной, а первое развязывает тебе язык.

Тормент открыл рот. Закрыл. И открыл снова.

– Ты очень умна.

– Вообще-то нет. Это просто очевидно.

– Что ты видела в чашах?

– Уверен, что хочешь услышать ответ?

– Воспоминания проигрываются в моей голове без устали. Что бы ты ни увидела, новостью это не станет.

– Она рассказала о своей беременности, в вашей кухне. Ты упал перед ней на пол… она была счастлива, а ты нет.

Когда он побледнел, Ноу-Уан пожалела, что поделилась именно этой сценой.

А затем Тормент удивил ее.

– Странно… но я знал, что это плохая новость. Мы были слишком удачливы. Она так сильно хотела ребенка. Каждые десять лет, когда у нее начиналась жажда, мы спорили. В итоге дошло до того, что она собиралась бросить меня, если я не соглашусь попытаться. Я словно выбирал между пулей и лезвием… я знал, что в том или ином случае… потеряю ее.

Опираясь на костыль, он доковылял до стула, отодвинул его и сел. И пока Тормент  неуклюже управлялся с раненой ступней, она поняла, что между ними есть еще что-то общее.

Ноу-Уан медленно, хромая, подошла к нему и села за стол рядом с ним.

– Мне так жаль. – Казалось, его это несколько удивило, и она вновь пожала плечами. – Как я могу не выразить соболезнование твоей потере? По правде говоря, увидев вас вместе, думаю, я никогда не смогу забыть, как сильно ты любил ее.

– В этом мы похожи, – сказал он, спустя минуту.

***

Когда они замолчали, Тор уставился на маленькую, закутанную в мантию фигуру, сидевшую так тихо рядом с ним. Их разделяло примерно четыре фута, и сидели они за разными письменными столами. Но казались гораздо ближе.

– Сними капюшон для меня. – Ноу-Уан колебалась, но он не отступал: – Ты видела лучшие моменты моей жизни. Я хочу увидеть твои глаза.