Стечение обстоятельств - Александра Маринина

– Много их, как вы думаете?

– Да откуда, – махнул рукой старик. – На всю страну – по пальцам пересчитать. Профессионалы высокого класса. Есть один такой, насколько я знаю, в Ростове, кличка Бурят. Потом еще где-то в Приморье не то в Хабаровске – Хирург. Потом еще, дай бог памяти, Карден, наш, московский. В Сочи – Блэк. Больше никого не припомню. Может, еще несколько человек есть, но их всех не больше десятка. Это уж точно.

– А они как, специалисты широкого профиля?

– Да кто как. Бурят, например, с техникой любит возиться. Поэтому он автомобильные аварии устраивает. Это его конек. Хирург море любит, курорты. Его вызывают, когда нужно несчастный случай на воде устроить. Опытный аквалангист, говорят. Галл – тот, наоборот, простора не любит, он все больше в домах и квартирах работает. Про Итальянца говорят, что он занимается пищевыми отравлениями. Карден и сочинский этот, как его, Блэк, – универсалы, они действуют по обстановке, поэтому они – самые дорогие.

– Как вы думаете, Степан Игнатьевич, кто бы мог устроить смерть от электротравмы?

– Практически любой из них. Кроме, пожалуй, Хирурга. Если мы говорим, что они на чем-то специализируются, так это ведь не значит, что они только таким образом и действуют. Они делают так чаще всего, но все-таки не всегда. Это первое. А второе – я же не всех тебе назвал. Я, Витюшка, конечно, больше тебя знаю, но и я не господь бог. И мои сведения могут быть неточными или неполными. Они хороши для общей, так сказать, ориентировки.

– Я понял, Степан Игнатьевич. Спасибо вам.

Гордеев заметил, как при этих словах болезненно дернулась щека старика Голубовича. Раз «спасибо вам», значит, все, визит окончен. Он снова остается один. Украдкой глянув на часы, Гордеев виновато улыбнулся.

– Давайте-ка еще чайку согреем, а, Степан Игнатьевич? Этот остыл уже.

– Давай, давай, – радостно подхватил старик и пошел на кухню.

Гордеев с грустью думал о том, сколько же таких вот стариков живет на свете, стариков, воспитавших и обучивших десятки и сотни сыщиков и следователей, стариков, обладающих уникальными знаниями и опытом. К ним продолжают приходить бывшие преступники, с которыми когда-то обошлись по-человечески, кого-то вовремя остановили, кому-то помогли сохранить семью. А вот те, кто занял их место в служебном кабинете, к ним почему-то не приходят. Неужели их советы никому не нужны? Обидно это. Несправедливо.

Удобно устроившись в кресле, Александр Евгеньевич Павлов с вялым любопытством наблюдал за перипетиями интриги, развивающейся в шикарном доме красавца Антонио. Отвратительный Макс строил грязные козни против своего братца, Ракель страдала, а ее родственники совершали глупые поступки… Супруга Александра Евгеньевича искренне переживала за героев и, когда на самом интересном месте серия закончилась, от досады стукнула кулачком по столу.

– Опять ждать до завтра! Как ты думаешь, чем все кончится?

– Да ну тебя, – отмахнулся Павлов. – Нельзя же всерьез воспринимать эти глупости.

– Это не глупости, Сашенька, это очень правильный фильм.

– Ты еще скажи, что твои рыдающие «Богатые» – тоже правильный фильм.

– И скажу. Ты ничего не понимаешь. – Жена начала сердиться. – Это, конечно же, не высокое искусство, кто спорит. Но такие фильмы учат людей, как правильно поступать в сложных с морально-этической точки зрения ситуациях. Они учат простой истине: если любишь, не считай своего любимого хуже или глупее себя.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Павлов. – Послушаем.

– Не иронизируй, пожалуйста. Отчего все неприятности у Ракель? Оттого, что она боится сказать правду Антонио, считая, что он ее неправильно поймет. В точности то же самое происходит у Марианны. Она тоже скрывает от мужа правду не потому, что эта правда ее порочит, а потому, что боится, что Луис Альберто не так подумает о ней. Они обе, понимаешь ли, такие умные и проницательные, что уже заранее знают, кто и что о них подумает, хотя сами в аналогичной ситуации подумали бы совершенно иначе. То есть за собой они доброту и благородство признают, а за своими любимыми мужьями – нет. А это неправильно. Вот оба эти фильма и объясняют нам, что это неправильно. Людей надо судить по себе, а не приписывать им бог знает какие побуждения. Не зря же в Писании сказано: какою мерою мерите, такою и вам отмерено будет…

– А еще говорят, между прочим, – вставил Павлов, потягиваясь, – что все люди разные и что на вкус и цвет товарища нет.

– Но, Саша, это же совершенно не о том, – возмутилась жена. – Я тебе толкую о том, что нельзя считать человека, которого уважаешь, глупее себя. Неужели это не понятно?

– Понятно, понятно, – успокоил ее Александр Евгеньевич. – Пойду пса выгуляю, пока «Вести» не начались.

Взяв на поводок белесого красноглазого бультерьера, он вышел на улицу. Медленно прогуливаясь в прохладных сумерках по скверу, Павлов предавался неспешным размышлениям и не сразу услышал торопливые шаги за спиной.

– Александр Евгеньевич!

Павлов с удивлением узнал голос Лебедевой.

– Откуда вы, Лариса? Что вы здесь делаете?

– Вас ищу. – Лебедева засмеялась. – Зашла к вам домой, жена сказала, что вы гуляете с собакой в сквере. Все просто. Я хотела поблагодарить вас за Рудника. И, как полагается между деловыми людьми, материализовала свою благодарность.

Она вытащила из сумки обернутую в папиросную бумагу бутылку.

– Что вы, Лариса, не стоит, право… Мне даже неловко, – запротестовал Павлов.

– Стоит, Александр Евгеньевич, стоит. Вы извините, что побеспокоила вас в нерабочее время, но так будет лучше.

Что-то в ее голосе заставило Павлова насторожиться. От недоброго предчувствия закололо в боку. Он протянул руку и молча взял бутылку.

– У меня для вас есть еще один подарок, – продолжала Лебедева. – Он вот в этом конверте. Вы посмотрите на досуге, может быть, вам будет интересно. А может быть, и нет. Но если содержимое конверта вас заинтересует, мы сможем завтра поужинать. Я вам позвоню, а вы мне дадите ответ. В котором часу мне позвонить?

– В пять, – растерянно произнес Павлов, но тут же спохватился: – Нет, подождите, в пять я могу быть не у себя. В половине шестого.

– Договорились, Александр Евгеньевич, – весело сказала Лариса. – Я позвоню завтра в семнадцать тридцать. Спокойной ночи.

Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Павлов услышал, как хлопнула дверца машины и заработал двигатель.

Оправившись от неожиданности, он сообразил, что не давал Ларисе своего адреса. Как она его нашла? Да еще домой заходила. Нахалка! Теперь перед женой придется оправдываться. Интересно, что в конверте? Он собрался было вскрыть его тут же, на улице, но сумерки сгустились настолько, что он не смог бы ничего разобрать. Придется потерпеть до дома.

Жена, к удивлению Александра Евгеньевича, ни словом не обмолвилась о Ларисе.

– Никто мне не звонил? – осторожно спросил Павлов.

– Никто, – спокойно ответила жена. – А ты ждешь звонка?

«Странно», – подумал Александр Евгеньевич и, пройдя в комнату, надел очки и вскрыл конверт. Сначала он не понял, что это за листы, отметил только, что бумага не очень хорошая, текст виден плохо, а на полях – рукописные, черной шариковой ручкой пометки. Всего листов было четыре, сверху на каждом проставлены номера страниц: 24, 97 и 153. На последнем листе номера не было. Это был титульный лист монографии «Криминология. Коррупция. Власть», автор – Филатова Ирина Сергеевна. До завтрашнего звонка Лебедевой оставалось двадцать часов.

Глава 9

За эти двадцать часов Александр Евгеньевич Павлов постарался по возможности объективно оценить ситуацию. Вариантов было два. Либо Лебедева работает на Петровку, стало быть, они его подозревают и провоцируют. Либо она – обычная шантажистка. Как к ней попала рукопись? Скорее всего тот, кто был нанят искать ее в кабинете Филатовой, нашел все четыре экземпляра, три отдал, а один придержал, чтобы вымогать деньги у Павлова. Если это так, то все нормально, рукопись можно выкупить и поставить на этом точку. Тот, кто ее продает, истинную цену ей не знает. Если же Лариса получила экземпляр другим путем, если она действует не от имени того типа, а сама по себе, если она эту рукопись прочла, то ситуация осложняется. Она – третий человек, который хорошо знает текст диссертации Павлова, после самого Павлова и, разумеется, Филатовой. Кто знает, к каким выводам она пришла. Собственно, если эта девица не с Петровки, то ни к каким особым выводам она прийти не могла. Всегда можно ей сказать, что Филатова была его любовницей, он хотел ей помочь с монографией и позволил воспользоваться своей диссертацией, – все равно диссертации эти никто никогда не читает, пусть у любимой женщины хотя бы публикация будет. Он же не виноват, что она воспользовалась его благородством столь недобросовестно, переписала все дословно. Конечно, плагиат, но покойников не судят. Таким образом, задача решалась просто: выяснить, не связана ли Лебедева с расследованием убийства. Если нет, то не платить ни в коем случае, она не опасна. Если да – то придется еще подумать.