«Если», 2005 № 04 - Журнал «Если»

— Значит, после смерти мы не отправляемся ни в рай, ни в ад? — Энн первой нарушила становившееся тягостным молчание. — Значит, до самого Судного дня мы просто лежим и кормим червей?… — Туман захватил их, и она едва различала темную тень на сиденье рядом с собой. Даже лица Константайна не было видно, хотя какой-нибудь час назад она могла бы различить в темноте его шевелящиеся губы.

— Если он вообще настанет, этот Судный день, — ответил он. — Лично я не исключаю правоты деистов, которые считают, что Бог только создал мир, а потом умыл руки. Как бы там ни было, в Евангелии нет ни одного указания на то, что рай или ад ожидают человека сразу после смерти, хотя один итальянский поэт, кажется, считал иначе.

Энн немного подумала над его словами.

— Может, Страшного суда и не будет, — согласилась она, — хотя все священники утверждают обратное. Во всяком случае, они утверждали это, когда я в последний раз была в церкви.

Его маленькая рука легла на ее руку, и она спросила себя, как их лошадь находит дорогу в такой темноте. Хотя Энн и выросла на плантации, она мало что знала о лошадях.

Константайн негромко фыркнул.

— Отцы церкви решили, что христиане будут лучше себя вести, если убедить их, что рай и ад следуют непосредственно за смертью. Кто станет бояться, если воздаяние за греховную жизнь будет отдалено на неопределенный срок? Именно поэтому нас учат думать о мертвых так, будто они уже завтракают в райских кущах или поджариваются на адских сковородках, тогда как на самом деле они медленно гниют в своих могилах. — Она почувствовала, как Константайн вздрогнул. — Будь я проклят, но здесь как-то уж слишком темно и сыро! Похоже, затевается что-то сверхъестественное.

Лошадь внезапно остановилась и издала какой-то нелошадиный звук, похожий скорее на глухой стон, чем на ржание. Константайн снова вздрогнул и завозился на сиденье.

— Спички, где мои спички?… — бормотал он. — Будь у меня свет, я бы достал свою книгу и прочел заклинание, чтобы разогнать эту тьму! Как же я был глуп, что в свое время не выучил такую важную вещь наизусть!

— Ты совершил и другие глупости, — раздался из тумана спокойный, не лишенный приятности голос. Именно «из тумана» — определить направление или расстояние более точно Энн бы не взялась. — Честное слово, Тобиас, наши бывшие хозяева были бы разочарованы, узнав, что тебя так легко застать врасплох.

Константайн выпустил руку Энн, и она скорее почувствовала, чем увидела, как он выпрямился на скамье.

— Твои бывшие хозяева, Эдмунд. Я по-прежнему служу своим наставникам и учителям, — ответил Константайн и добавил вполголоса: — Держи пистолеты наготове, Энн.

В следующую минуту туман внезапно отступил — исчез, как тает испарина на зеркале, стоит только открыть окно. Вместе с ним отступила сырая, липкая влажность, и над заливом вспыхнули первые розоватые лучи солнца, в свете которых Энн без труда разглядела двухмачтовый люггер, стоящий на якоре в двух кабельтовых от берега. Не далее чем в двадцати ярдах от того места, где остановилась их лошадь, темнел на прибрежном песке шестнадцативесельный полубаркас. По меньшей мере десять вооруженных мужчин окружили их полукольцом, держась за руки, как дети (это последнее обстоятельство особенно позабавило Энн, узнавшую большинство лиц). По мере того, как вокруг становилось все светлее, они разнимали руки, смущенно переглядывались, терли глаза и трясли головами. Некоторые бормотали молитвы, остальные громко бранились.

«Они ничего не видели в темноте и тумане, — подумала Энн. — Но он видел. Он-то и привел их сюда, на берег, и поставил на нашем пути».

Человек, на которого она смотрела, не мог быть никем иным, как капитаном Эдмундом Лавом, о котором рассказывал ей Константайн.

Капитан был в черной шляпе с высокой тульей, черном камзоле и бриджах, белых чулках и тяжелых башмаках с медными пряжками, и если бы не тонкая шпага у бедра, его можно было бы принять за мирного квакера.

Тратить драгоценное время на разговоры и препирательства было не в характере Энн. Выхватив пистолеты, она взвела курки и выстрелила в капитана сразу из обоих стволов. Затем, издав воинственный клич, она с силой хлестнула вожжами дрожавшую от усталости клячу, надеясь в суматохе прорваться сквозь строй пиратов. Глаза Энн щипало от порохового дыма; от выстрелов и собственного крика звенело в ушах; однако, несмотря на шум и энергичные понукания, лошадь не двинулась с места. Когда же дым немного рассеялся, Энн увидела, что капитан Лав потерял свою широкополую шляпу, а его люди, среди которых был и Нат Виски, целятся в нее и в Константайна из мушкетов. Напуганная лошадь билась в постромках, храпела, вращала глазами, но не могла сделать ни шагу, словно что-то невидимое удерживало ее на месте. Ситуация была критической, но — как и в таверне, когда Вырвиглаз выстрелил в Константайна — женщина наблюдала за происходящим как будто со стороны, словно все это ее не касалось и ничем ей не угрожало.

Впрочем, всеобщее оцепенение продолжалось лишь несколько мгновений. Энн была уверена, что вот-вот грянет залп и с ними обоими будет покончено, но капитан Лав внезапно махнул рукой, давая своим людям знак опустить оружие.

— Разве ты не сказал своей шлюхе, Тобиас, что я неуязвим, и покуда врожденная магия защищает меня от пуль и мечей, я не нуждаюсь в заклятиях наподобие того, что ты использовал в Спаниш-тауне? — насмешливо спросил он.

— Госпожа Бонни не шлюха, — ответил Константайн с ноткой обреченности в голосе. Несмотря на весь трагизм положения, в которое они попали, Энн неожиданно обрадовало, что он заступился за нее, хотя она и не представляла, какую пользу это может ей принести.

Капитан Лав (который был едва ли выше Константайна ростом и казался еще более хилым и худым) растер кончиком пальца пятно пороха, появившееся на его выпуклом, бледном лбу, потом провел рукой по гладким, черным как смоль волосам. Черты его лица были изящными, словно у женщины или даже девушки; чем-то он отдаленно напоминал Мэри, однако взгляд его больших темных глаз был холоден как лед.

— Кем бы ни была твоя подружка, — сказал Лав, — она отменно стреляет. Обе пули попали в меня — одна в лоб, а другая в грудь, и каждая могла бы стать смертельной, если бы я не был защищен. Как бы там ни было, подобная меткость — редкое качество, особенно для женщины.

— Этой рыжей тигрице всегда везло, как самому дьяволу, — проворчал Нат Виски. — Но, похоже, удача наконец-то ей изменила.

Капитан Лав по-прежнему не отрывал взгляда от Энн и Константайна, но слова Ната он прекрасно слышал.

— Мистер Виски, — проговорил он, не удостоив пирата взглядом, — если вы еще раз позволите себе заговорить без разрешения, я, пожалуй, дам госпоже Бонни возможность перезарядить пистолет и выстрелить вам между ног. Надеюсь, это сделает ее немного сговорчивее: даме необходимо выпустить пар, а то, кажется, она настроена чересчур воинственно.

— Как ты нас нашел? — спросил Константайн, вытирая запотевшие очки рукавом сюртука и снова водружая их на нос. Он казался совершенно спокойным; его состояние выдавало только легкое дрожание рук, которое, впрочем, могло быть вызвано не страхом, а гневом или разочарованием.

Капитан Лав чуть наклонил свою аккуратную головку и посмотрел на них одним глазом, сразу сделавшись похожим и на хищного ястреба, и на старого, умного попугая.

— Как я вас нашел? — переспросил он. — Что ж, отвечу. Подобно ветхозаветному Онану, ты пролил свое семя… нет, не на землю, а на покрывало нашего с тобой ложа. Пока ты купался в соседней комнате, я собрал твое семя в сосуд и спрятал. Еще тогда мне показалось, что в будущем оно может мне пригодиться, и, как видишь, я не ошибся. Когда мои люди потеряли ваш след в Спаниш-тауне, я растворил твое засохшее семя в половине чайной ложки живого серебра, произнес подобающие случаю слова и пустил капельку жидкого металла сначала на карту острова, потом на календарь и наконец на циферблат часов. Так я узнал, где, когда и в котором часу мы сможем перехватить вас. Все остальное было предельно просто… — Он слегка поклонился Энн. — Надеюсь, госпожа Бонни, мои слова не слишком вас шокировали? Совсем недавно я и мистер Константайн действительно были больше, чем просто друзьями или коллегами. Мы были…

— Какое мне дело, что вы были любовниками?… — Энн сплюнула.

— Я всякого навидалась, пока ходила под черным флагом. Ни для кого не секрет, что содомский грех процветает на многих кораблях, и не только пиратских.

Капитан Лав снова улыбнулся, обнажив два ряда мелких, очень белых зубов, не испорченных ни цингой, ни табаком, ни временем.

— Да-а, — протянул он. — Не сомневаюсь, что вы, госпожа Бонни, лучше других знакомы с этой стороной моряцкой жизни. Я даже не очень удивлюсь, если выяснится, что в свое время вы были не только объектом, но и, так сказать, активной стороной. Конечно, я знаю, что вы женщина, но существуют разные способы…