Две березы на холме - Татьяна Поликарпова

Мы их откапывали, увязывали веревку, подцепляли ее к слеге…

Удивительное чувство, когда летишь по кругу на санках: тебя рвет в сторону могучая сила, и ты изо всех сил впиваешься в хрупкие санки, понимая: оборвется веревка — и ты вместе с санями превратишься в дальнобойный снаряд.

А дыхание сжимает восторг скорости! Но девчат мальчишки вели осторожно — если сбрасывали петлю веревки со слеги, так уж не на большой скорости. И мы кувыркались в сугробы просто для веселья. Скоро все были мокрые и румяные, но не уходил никто, пока Лешку не крикнула мать.

Но Никонов все-таки попытался обнять меня, когда мы бежали рядом, толкая слегу. Мы бежали и кричали что-то, будто так всегда и было, будто мы всегда дружили и играли вместе… И, повернувшись к Лешке, я ему крикнула сквозь смех:

— Во здорово! Весело, да?!

И этот дурак Никонов сразу полез обниматься, да еще и заорал во все горло:

— Вот ты где мне попалась!

Я вывернулась и, отпрыгнув в сторону, крикнула ему:

— Только полезь еще! Меня здесь больше не увидишь!

А Никонов знай хохочет и, ничуть не смутившись, мне:

— Ишь Плетешок! Какой вредный! — И Степке: — Степан, как ты терпишь?! У вас в совхозе девчата эдакие непримиримые!

Но Степан в этот момент на санках по кругу вжикал и не слыхал Лешкиной подначки из-за свиста полозьев по льду, из-за ветра в ушах. Только я слышала и ответила:

— А вот такие!

Хотела я тут же уйти, да уж очень было весело! И, постояв немного, я взялась за слегу с другого конца, где бежали Шурка и Карпэй. Больше Лешка меня не задевал.

Уходя, Карпэй и Лешка нас звали:

— Завтра придете?

Еще бы не прийти!

Вечером, ложась спать, я посомневалась, не нарушаю ли я свою клятву против Никонова. Решила, что нет. Что ж мне, царевну-несмеяну из себя строить?! Все-таки что-то мне досаждало, мешало. Пришлось честно сознаться, это были Лешкины слова: «За что я люблю тебя — за смелость!», сказанные Зинке. Он, наверное, думает, что я не смелая…

Тетя Еня слушала вечером наши рассказы, улыбалась и сказала:

— Что и говорить, постарались ребятки. Они накануне-то, поди, всю ночь возились, воды-то много потребно на заливку. Я ночью скотину проведать выходила, слышу, колодезь у Никоновых скрип да скрип. Выглянула — видать плохо, да слышу — водой плещут. Что, думаю, за плесканье середь ночи да зимы? Да вспомнила: днем-от у двора колесо торчало! Догадалась: карусель вмораживают ребятки. Вот как они вас уважили! Весной, поди, качели поставят… Растут парнишки. Вишь, летось никаких ледянок мы с вами не видывали, а нынче — вот…

Дежурства

А вскоре после открытия карусели произошло новое событие. Да какое! Никто его и не ждал. Началось все поздно вечером, когда уже ничего бы не должно начинаться. Сидели мы после ужина, рисовали вырезанным из бумаги куклам наряды — платья, и шапочки, и пальто. Такие фасоны придумывали, какие нам самим для себя хотелось, да не было, как вдруг…

Вдруг услышали — брякает щеколда калитки! И вот уже торопливый бег по крыльцу. Поздний гость в неурочный час!

— Можно ли? — тонкий голос за дверью.

— Входите! — разом крикнули мы с Зульфией.

И в комнату вошла Шура Омелина. Она почтительно поздоровалась с тетей Еней, а потом приказала нам:

— Живо собирайтесь — ив школу! Директор велел, всех по цепочке собираем. Я вот к вам, а вам надо зайти за Никоновым и Карповым.

Я уже шла к вешалке за пальто, когда меня настигли Шуркины слова, и я чуть не упала — так затормозила свой разгон.

— Ты чё спотыкаешься? — подозрительно смотрит на меня Шурка.

И тут меня просто осенило!

— Шур! Ты уж одета, обута, а у меня вон еще валенки в печке просушиваются. Тут два шага до Никоновых! Сбегай, а? Мы тем временем готовы будем, и ты как раз к нам подойдешь, не дожидаясь мальчишек, и мы все пойдем.

— Н-ну ладно… — нехотя согласилась Шурка. — Только вы тогда быстрей! Я-то в два счета…

Дверь за ней закрылась.

Мне показалось, что тетя Еня с интересом глянула на меня из-за прялки. Я вспыхнула. Она, конечно, не могла догадаться, почему мне не захотелось идти к Лешке. Да и мы уже выбежали из дома, некогда было думать, что там думает тетя Еня.

За калиткой, в крепко морозной тишине звездной ночи мы сразу услышали крахмалистый резкий скрип снега: вниз от дома Никоновых по склону пологого холма неслась Шурка.

— Айдате! — махнула она нам и пронеслась дальше.

— Шурка, пожар, что ли?! — возмутилась Зульфия. — Что несешься?

Шурка приостановилась, тяжело дыша.

— Да ну их, в самом деле! Подумаешь, испугали!

— Кого «их», Шура?

— Мальчишек ваших! Ведь не хотела я идти. И не надо было! — сказала она обиженно.

— Ну?

— Ну что «ну»? Я им говорю — они оба у Лешки сидели — в школу давайте! Сбор, мол, по цепочке! А тут Лешка как подпрыгнет, как козел! И на меня! Если, говорит, по цепочке, какого черта ты здесь? Наша, говорит цепочка — это Плетнева и Закирова! Они должны были прийти! Поняла, нет? Прямо орет! Даже его мать вышла и ему по лбу дала, вот! Ты, говорит, что разорался? За тобой, грит, девочка прибежала, а ты заместо спасиба на нее глотку дерешь! Я и за дверь! Думаю, еще драться начнет, Лешка-то! Фиг вам, чтоб я больше пошла вместо вас! — закончила Шурка торжественной клятвой.

— Подумайте, какой Никонов у нас гордый! — возмутилась Зульфия. — Цепочка ему не та!

Ну а я молчала. Затаилась.

Срочный сбор по цепочке созвал военрук. В наш класс набились шести- и семиклассники — конечно, только пеньковские. И вот что объявил нам военрук:

— Как мы есть военная часть, со своим оружием — имеем винтовки и гранаты, — и эта наша матчасть (материальная часть) есть военный объект, мы должны его охранять. То есть нужен пост с часовыми. Для охраны военного объекта, то есть нашего оружия — винтовок и гранат. Конечно, — для справедливости добавил военрук, — винтовки и гранаты наши есть деревянные макеты, но и мы сами, ученики, еще не самые бойцы, а, можно сказать, тоже еще макеты бойцов. Значит, все и будет в самый раз. А теперь, — повысил он голос до командных нот, — сводный боевой отряд старших классов Пеньковской семилетней школы, на дворе построиться!

Как интересно ночью, в темноте, строиться на школьном дворе! Будто нам сейчас дадут настоящее боевое задание…

Мы построились за семиклассниками и рассчитались на первый-второй.

— Первый! — из темноты донесся тонкий голосок Веры Матвеевой. — Расчет закончен!

— Каждая пара — дежурные часовые, — объяснил военрук, — по очереди, одна за другой, несут наряд по охране боевого оружия с восемнадцати ноль-ноль каждого дня, окромя субботы и воскресенья, до шести ноль-ноль следующего дня. От уроков дежурные не освобождаются. Назначаю по двое человек, чтоб, сменяя друг друга, могли отдохнуть.

Проверяющими посты назначаю себя, директора школы и завуча школы. Дежурные часовые, застигнутые на посту во время сна, будут строго наказываться, вплоть до исключения из школы.

Вот так вот… Да, наряд по охране оружия несут только пеньковские. Деревенские освобождаются, поскольку далеко живут.

— А как дежурить-то? — весело спросил Никонов.

— Теперь снова в класс! Там поговорим!

Ну, оказалось ничего страшного: просто ходить с винтовкой (макетом) вокруг здания нашей начальной школы, где в одной из комнат, не занятой классом, размещался наш арсенал: стойки, в гнездах которых стояли пронумерованные макеты винтовок, а на полках, вдоль стен, — гранаты.

— Если дождь или буран, — разрешил военрук, — стоять на посту внутри школы, перед дверью, где оружие.

Начинал седьмой класс, как старший. Это хорошо! Они начнут, а мы посмотрим.

Когда уже все расходились по домам, военрук вспомнил:

— Да, Матвеева! Ты, как неполный пост, придаешься Плетневой и Закировой. Все понятно?

— Так точно, товарищ военрук! — бодро отозвалась Вера, отличный боец.

С хохотом бежали мы домой, с наигранным ужасом обсуждали новость.

— Ого! Ночь не спать, а потом на уроках!

— Ой, девчонки! Страшно-то как: одна спит, а ты ходи в темноте с деревянным штыком!

— Да бросьте вы, дурочки! — басит Карпэй. — Думаете, они придут проверять среди ночи? Как не так!

— А для чего же тогда дежурства? — спрашиваю я его. — Чтобы их, что ли, обманывать? Они думают, мы дежурим, а мы будем спать?

— Вот скажи, скажи, ты умная, — зло спросил Лешка, — зачем эти дежурства? Деревяшки наши, что ли, в самом деле охранять? От кого? От крыс?…

Он ждал, что я отвечу, а я молчала.

— Ну? Чего молчишь? — вдруг ласково понукнул он меня. — И такой это был резкий переход от злого к ласковому голосу, будто в темноте было два Лешки с разными голосами.

Я ничего не могла придумать ему в ответ. Я понимала, что дежурства — это очень здорово придумано. И конечно, не для того, чтобы спать, обманывая военрука.