Цветок пустыни - Уорис Дири
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вышло! Поверить не могу, но у меня вышло!
А Мэрилин рассердилась.
— Почему ты сказала, что не умеешь плавать?
— Так ведь я в жизни не плавала!
После этого мы подружились. Она жила с матерью на другом конце Лондона. Иногда, когда она заканчивала работу поздно и у нее уже не было сил на такую длинную дорогу, она ночевала у меня в комнате.
Мэрилин была девушка добрая и отзывчивая, и вот в тот вечер, пока я плавала в бассейне, ломая голову над проблемой с паспортом, я вдруг нашла выход. Я сразу же вынырнула и сняла очки.
— Мэрилин, — проговорила я, стараясь отдышаться, — мне нужен твой паспорт.
— Чего? Что ты такое говоришь?
Я объяснила, в чем дело.
— Уорис, да ты из ума выжила! Ты хоть представляешь, что будет? Тебя поймают, выдворят из Англии навсегда, а меня посадят в тюрьму. Зачем мне так рисковать? Ради того, чтобы ты снялась в дурацком фильме про Джеймса Бонда? Ну уж нет!
— Да ты послушай, Мэрилин! Это же здорово, это настоящее приключение. Рискни! Мы с тобой пойдем на почту, я напишу заявление на паспорт, на твое имя. Подделаю твою подпись, а фото приклею свое. Времени у меня мало, но временный паспорт выдадут за пару дней. Пожалуйста, Мэрилин! У меня такая грандиозная возможность сняться в кино!
Не час и не два я уговаривала и умоляла ее, и в конце концов она уступила — за день до намеченного отлета в Марокко. Я сфотографировалась, и мы вдвоем пошли на почту. Через час я держала в руках паспорт Великобритании. Но по пути домой Мэрилин сходила с ума от страха.
— Не тревожься ты так, Мэрилин, — то и дело повторяла.
— Не бойся, все будет хорошо. Надо только верить в это.
— В задницу тебя с твоей верой! Лично я верю в то, что стоит произойти одному дурацкому недоразумению, и вся моя жизнь пойдет под откос.
Тем вечером мы пошли ночевать в дом ее матери. Я предложила взять напрокат какие-нибудь видео, купить что-то из китайской кухни и попировать. Но когда мы добрались до дома, где жила Мэрилин, она сказала:
— Я не могу, Уорис. Слишком рискованно. Отдай мне паспорт. — Я с грустью отдала ей документ, понимая, что вместе с ним моя кинокарьера улетучивается в мир грез. — Сиди здесь, а я спрячу его, — распорядилась Мэрилин и ушла с паспортом в свою комнату.
— О'кей, подруга, — сказала я. — Раз ты так считаешь, не о чем и спорить. Если ты думаешь, что могут быть неприятности, значит, мы не станем этого делать.
Однако ночью, как только она уснула, я стала планомерно обыскивать комнату. У Мэрилин были сотни книг, и я подумала, что паспорт непременно спрятан где-то среди них. Я брала книги одну за другой и встряхивала. Рано утром за мной должна была прийти сюда машина — отвезти в аэропорт, так что я торопилась. И вдруг к моим ногам упал паспорт! Я тихонько подняла его, засунула в свой рюкзачок и легла в постель. Утром мне удалось проснуться и бесшумно выскользнуть из дому, прежде чем подошла машина: шофер позвонил бы в дверь и всех разбудил. На улице было прохладно, но я, дрожа, стояла на тротуаре до семи часов. Мы поехали в Хитроу.
Выехать из Англии было несложно. В Марокко моя карьера киноактрисы состояла в съемках пары эпизодов, где я по сценарию изображала «одну из красавиц, лежащих возле бассейна». Потом был еще один эпизод: мы сидели в том самом фантастическом доме в Касабланке и пили чай, но почему-то все женщины были голые. Джеймс Бонд свалился в комнату сверху, проломив эту несчастную крышу, а мы все вскинули руки, закрывая лица, и завопили: «Ах, ох, о Аллах!» И все же я думала: «Ладно, жаловаться не на что. Раз уж мне досталась роль без слов, значит, не нужно хотя бы переживать из-за того, что я не умею читать».
В свободное время мы слонялись по дому, сидели у бассейна, снова и снова ели — короче говоря, отдыхали, как могли. Я все время проводила на солнце — так приятно было снова увидеть его после стольких лет жизни в туманном Лондоне. Чаще всего я была в одиночестве, потому что не знала, как вести себя с киношниками. Они все были такими красивыми, даже страшно подойти, все прекрасно говорили по-английски, все знали друг друга. Они только и говорили, что о съемках то одного фильма, то другого. А я была в восторге оттого, что снова попала в Африку. По вечерам я выходила посидеть с «матушками», которые готовили обед своим семьям. Я не знаю арабского языка, но мы улыбались друг другу, потом я говорила одно-два слова по-арабски, они — одно-два по-английски, и мы все вместе смеялись.
Однажды собрались все участники съемок, и нам сказали:
— Хочет кто-нибудь посмотреть гонки на верблюдах? Мы собираем группу желающих.
Постояли, посмотрели гонки, а потом я спросила у наездника-араба, можно ли мне проехаться на верблюде. Мы разговаривали, смешивая арабские и английские слова. Он объяснил, что нет, женщинам скакать на верблюдах не разрешается.
— А спорим, я могу тебя перегнать, — сказала я. — Хочешь, докажу? Ты просто боишься разрешить мне участвовать в гонках, потому что знаешь: первой буду я!
Это привело его в бешенство. Еще бы, сопливая девчонка бросает ему вызов! Тут-то мы и договорились. Среди съемочной группы начались перешептывания, что в следующем заезде будет участвовать Уорис. Все столпились вокруг меня, кое-кто пытался отговорить от этой затеи. Я сказала, чтобы они поставили на меня, потому что я собираюсь проучить этих марокканцев. На старт выехали человек десять арабов, все мужчины, и я. Старт! Мы рванули с места и помчались. Жуткая была скачка: я не знала нрав этого верблюда, не знала, как заставить его бежать в полную силу. А ведь верблюды не просто несутся вперед с приличной скоростью, они еще подбрасывают седока вверх-вниз и качают из стороны в сторону, так что мне приходилось держаться как можно крепче, иначе можно и с жизнью расстаться: если упасть под ноги верблюду, он меня растопчет — это я хорошо понимала.
К финишу я пришла второй. Джеймс-бондовцы были поражены, и я поняла, что завоевала их уважение, пусть и весьма своеобразно; оно еще более возросло, когда они получили выигрыш.
— А как ты научилась править верблюдом? — спросила меня одна девушка.
— Легко! — засмеялась я. — Если родилась в верблюжьем седле, то уж ездить на верблюде сумеешь.
Да, скачки на верблюдах требуют храбрости, но это ерунда по сравнению с тем, что ожидало меня в Хитроу по возвращении. Сойдя по трапу самолета, мы выстроились в очередь на таможне. Медленно продвигаясь к стойке, все по очереди доставали паспорта. Чиновники выкрикивали: «Следующий!» — и всякий раз это становилось невыносимой пыткой, потому что мне оставалось на шаг меньше до ареста.
Английские чиновники всегда очень строго проверяют каждого, прежде чем пустить его в страну. Но если ты африканец, если ты чернокожий, они относятся к тебе вдвойне строго. И уж паспорт разглядывают очень придирчиво. Мне стало так плохо, я чуть в обморок не упала. Даже мечтала о том, чтобы лечь на пол и умереть, — тогда больше не придется терпеть такие мучения. «Боже, — молила я, — помоги мне, пожалуйста! Если удастся благополучно пережить все это сегодня, обещаю: больше я таких глупостей делать не стану».
Моя очередь уже почти подошла, как вдруг один противный парень по имени Джеффри, тоже фотомодель, выхватил паспорт у меня из рук. Он был отвратительным задавакой и обожал донимать других, а на этот раз просто не смог бы выбрать более беззащитную жертву.
— Ой, пожалуйста, не надо…
Я попыталась отобрать паспорт. Но он был гораздо выше ростом и держал паспорт в поднятой руке, я просто не могла до него дотянуться.
В поездке все называли меня Уорис: все знали, что меня зовут Уорис Дири. Джеффри раскрыл паспорт и завопил:
— Боже праведный! Вы только послушайте… Слушайте все внимательно! Угадайте, как ее зовут? МЭРИЛИН МОНРО!
— Отдайте, пожалуйста… — умоляла я.
Он крутился на месте, сгибаясь в три погибели от смеха, а потом принялся демонстрировать паспорт всем и каждому.
— Она — Мэрилин Монро! Вы только полюбуйтесь! Во хреновина! Видели что-нибудь подобное? Что за всем этим кроется, девочка? То-то ты выкрасилась в блондинку!
Я и знать не знала, что есть другая Мэрилин Монро. Я знала одну: свою подругу-спасателя в бассейне общежития ИМКА. К счастью, я и не подозревала, насколько усугубляю свое положение, разгуливая повсюду с паспортом на имя знаменитой киноактрисы… и своей фотографией. В ту минуту у меня была одна забота: в паспорте написано, что я Мэрилин Монро, уроженка Лондона, а я по-английски еле говорю! «Я погибла… все потеряно… я погибла… все потеряно…» — снова и снова вертелось у меня в голове. Я покрылась холодным потом.
В игру втянулись все джеймс-бондовцы:
— Эй, так какое имя у тебя настоящее? Нет, скажи, откуда ты родом-то? Ты когда-нибудь слышала, чтобы те, кто родился в Лондоне, не умели говорить по-английски?