Пилот мечты - Александр Зорич

Парни были хорошие, хоть и сапоги сапогами, в смысле, незатейливые.

Убедившись в моей железобетонной прагматичности, они наперебой принялись восхищаться пилотажным мастерством.

— Командир, как ты нас лихо крутанул! Круто!

— Круче, чем на «русских горках»!

— Я чуть язык не проглотил!

— Да иди ты! Вот я чуть себе за шиворот не наблевал! Как ты такое постоянно выдерживаешь? Привык, наверное?

И так далее.

Потом кто-то поинтересовался, отчего Х-матрица называется Х-матрицей. Я ответил в том духе, что икс — нечто неизвестное, а подпространство как раз сплошное «хрен знает что», то есть — типичный «икс».

Тогда один пытливец поставил меня в тупик вопросом: «А почему матрица?» Что такое матрица, он знал хорошо по опыту работы на заводском прессе. Дальше его фантазия не распространялась.

Обсуждая несвежие проблемы астрофизики, мы прилетели на место.

База на Бенвениде. Купольный городок с подземными ангарами космодрома, монорельсовая дорога до эмпориумных выработок, батарея ПКО и диспетчерская вышка. Пока «Андромеды» стояли под загрузкой, пришлось провести там незабываемые сутки.

Всех развлечений — визор и бордель, который концерн учредил, чтобы мужики не рехнулись. Что нетрудно, учитывая продолжительность вахты в тошнотворной полуневесомости — целый месяц! Шлюхи, кстати, тоже работали посменно. Несчастные женщины!

Бордель я проигнорировал, зато посетил местный бар. Его будто украли из декораторского цеха синемашки про забулдыжистых трапперов Тремезианского пояса. Некрашеные стальные стены. Столы, представлявшие собой канализационные люки, поставленные на опоры из труб. Тусклые лампы, забранные ржавыми сетками.

Комачо Сантуш топтал пейзаж в роскошном белом френче, выделяясь из обкомбинезоненной компании, как лебедь среди ворон. В баре он попросил текилы.

— Только самой лучшей!

— Парень, из текилы есть водка, — отозвался бармен самого хрестоматийного вида. — Она же лучшая, она же и худшая. Будешь брать?

Кстати, я обратил внимание, что Комачо, державшийся гоголем, с коллегами неизменно здоровается за руку, а Тосанена игнорирует с подчеркнутой показательностью. Будто такого и нет вовсе.

После ночи в кубрике брутто-вместимостью на полсотни харь, которые храпели и пердели каждая на свой лад, я раскаялся, что ругал свою каюту на орбитальной базе, обзывая камерой. Если и камера, то одиночка всяко лучше!

Утром мы сделали ручкой здешнему парадизу. Четыре наши «Андромеды», как оказалось, по случаю облетали АДС на редких хризолиновых астероидах. Паром поджидал нас в точке рандеву, до которой было три часа ходу.

— Рио! У нас полно новеньких, давай пройдем над рудником. Поучительное зрелище, — предложил Сантуш, когда выпускной шлюз космодрома остался позади.

— Не возражаю. Всем за мной, поворот девяносто, высота полтора.

Я сначала не понял, что там такого поучительного: мрачные скалы, блестящая струна монорельса, ни хрена не видать… и тут я увидел!

Над шахтой висел шлейф густой фосфоресцирующей пыли. По слабосилию гравитации он поднимался на несколько километров.

Вид инфернальный. Темная поверхность и пылевой смерч, светящийся мертвым синим огнем.

— Рад за местную экологию. В силу отсутствия таковой, — сказал кто-то из наших. Завязался многоголосый диалог.

— Интересно, это чем оно так светит?

— Смеешься? Там радиация такая, что ой! Работают в скафандрах высшей защиты! Мы в своих «Саламандрах» сжарились бы минут за пять.

— Да, лучевка последней стадии — это не шутки.

— Какая лучевка, друг?! Я же говорю: пять минут и конец. Спинной мозг вскипит, глаза вытекут!

— А я вот слышал, что эмпориум не очень радиоактивный.

— Это он в чистом виде не очень. Вон, у Румянцева спроси что к чему, я академиев не кончал.

— Я тоже не кончал, — отозвался я, — но тут дело такое. Эмпориум залегает только в рудах с высоким содержанием тяжелых металлов. Ну там… необходимые условия зарождения у него такие. То есть сам эмпориум не очень радиоактивен, а вот руда — руда чудовищно радиоактивна… В шахте, по идее, радоновый газ должен сифонить из всех щелей, во работка у мужиков!

— Там и радоновый газ есть?! А что еще?

— Ты это, если интересно, лучше к инженерам обратись, кто люксогеновые двигатели обслуживает. Они учились всей этой байде, а я что? Я же пилот — крен вправо, крен влево, тангаж-форсаж и все. С паромом связь чистая, спроси у них, коли охота и не лень.

С паромом связь была чистая, да. Более того, на приборной панели уже с полминуты мигал красный огонек вызова по каналу «борт-дом». Ответить надо бы…

— А вот и не лень… — начал было любознательный, но его прервал рык одного из пилотов «Эрмандады».

— Заткнулись все к такой-то матери! Паром вызывает!

Я переключил канал и услышал. Да и все услышали.

— Вызывает паром! Вызывает паром! Вы там оглохли и ослепли хором?! Внимание на тактические радары! Групповая цель на курсе тридцать! Идут к вам навстречу под прикрытием астероида!

Ой-ой. Твою мать, твою мать.

Я вывел показания радара на панораму кабины.

Твою ж мать! Точно!

Подвздошье захолодело, в крови забурлил адреналин.

Пальцы заученно общались с парсером: контакт на ракетных консолях — есть, станция защиты хвоста — есть, запрос «свой-чужой»… «Свой-чужой»! «Свой-чужой»!

Групповая цель на экране окрасилась красным.

— …отрицательный ответ! Отрицательный! — бушевало в эфире. — У вас как?!

— Хрена! Красные метки!

— Сука! У меня нет контакта на правой консоли!

— Может, ошибка…

— В ДНК у тебя ошибка!!! — проорал диспетчер. — Внимание, цель опознана! Восемь флуггеров «Черный гром»! Это…

Ответом прозвучало громовое: «Игнис санат!»

Это был «Синдикат TRIX». Поняв, что зоркие радары парома засекли их с выгодного ракурса и прятаться дальше бессмысленно, пираты пошли в атаку, завывая на открытом канале: «Огонь исцеляет!!!»

— Внимание! Здесь лейтенант «Эрмандады» Манильо! Принимаю командование на себя! Приказываю! Транспорты на полной скорости идут к парому. В бой не вступать. Эскорту: пропускаем «Андромеды» на дистанцию двести, прикрываем караван в задней полусфере! Я вызвал истребители с Бенвениды, они скоро будут. Повторяю, в бой не вступать…

— Хэллоу, пицца! — полился из динамиков посторонний голос. — Здесь Чарли Небраска, неслабый бугор «Синдиката»! И я вам приказываю, макаронины, заплыть жиром, тягу на ноль и не рыпаться! Или распистоним на хер по всей системе, вы меня знаете! Знаешь, кто я такой, ты, «Эрмандад» вшивый?!

— Не обращать внимания на этого клоуна! Держать курс! Как старший на рейде…

— Завали хлебало, старший! Хамство на первый раз прощаю, ты, видать, новенький, не знаешь, кто я. Объясняю порядок: тягу в ноль, оружие обесточить. Следуете с нами на «Левиафан», сгружаете товар, сдаете истребители и катитесь на все четыре стороны. Мы никого не тронем, очень надо! А если кто рыпнется… ну, вы понимаете. Понимаете, козлятки?

— Здорово, Небраска! Комачо Сантуш говорит. Я тебя тогда возле Феникса не вальнул, так вот сейчас вальну точно! Советую собрать жопу в горсть и уматывать! Ты меня тоже знаешь! Всем! Эту суку не слушать! Если сдадитесь, один черт — конец. Или просто шлепнут, или на органы разберут!

— Считай, напросились. Черти, в атаку! Игнис санат!

Они были рядом. Шестьсот километров. По космическим меркам — рукой подать. «Андромеда» пузатая и плавная, но на прямой в космосе поспорит в скорости с любым истребителем — тяговооруженность у нее на уровне. Погано вот что: мы шли по астероидному полю. Оно хоть и разреженное, но никаких достойных прямых для полного разгона здесь не было. А значит — мы в руках истребителей. Как наших, так и не наших. И пираты на остром встречном курсе. Ох, как неприятно…

Истребители с Бенвениды? Видел я те истребители. Пара стареньких «Соколов». Доберутся до драки минут через двадцать, если уже взлетели. Ох, совсем не хорошо! Четверка против восьми!

Вся надежда на убийственную мощь тяжелых «Хагенов», на их сверхдальнобойные ракеты «Мартель». Да на верткие «Горынычи» с четырьмя дюжинами «Оводов» каждый. И все равно, расклад хреновый. «Черный гром» — истребитель устаревший, но так называемый «полутяжелый». Много пушек, много ракет малого радиуса действия. Если они войдут в собачью свалку на ближней дистанции, можно сливать воду.

— Где же мой родной военфлотский «Горыныч» бортномер триста девять, черт дери! — канючил я про себя, а может быть и вслух. Было очень страшно.

Пока караван разворачивал попку, пока парсеры прокладывали новый «условно безопасный» курс через астероидное поле (а попробуй полетай на скоростях без прокладки!), прошла минута. Драгоценная минута. За которую истаяли почти две сотни километров спасительной пустоты, покорные бешенству атакующих истребителей.