Измененные состояния сознания - Чарльз Тарт

Мы планировали оставить все записи у Хаксли, поскольку его феноменальная память — иногда казалось, что он способен вспомнить все, — и выдающиеся писательские способности обеспечили бы наиболее удовлетворительный материал для нашей совместной статьи, основанной на наших обсуждениях и экспериментальной работе того дня. Тем не менее я вырвал несколько страниц из своего блокнота, где описывал поведение Хаксли в качестве субъекта, поскольку сам он не смог бы адекватно описать себя, хотя после эксперимента он сделал это, пусть и не так полно, как я. Предполагалось, что на основе материала этих страниц я напишу статью, которая впоследствии вошла бы в отчет о более длительном исследовании, запланированном Хаксли. Хаксли поспешил переписать все, что было на выдранных страницах, в свой блокнот, чтобы быть уверенным в полноте данных.

К несчастью, через некоторое время пожар уничтожил дом Хаксли, его огромную библиотеку, в которой было много бесценных книг, рукописей и других несметных сокровищ, не говоря уже о материалах исследований, над которыми он в тот период работал, и блокнотах наших совместных трудов. В результате наш проект стал слишком болезненной темой для обсуждения. Только недавняя смерть Хаксли заставила меня вернуться к тем нескольким страницам, которые я выдрал тогда из своего блокнота. Прочитав записи, я решил, что можно представить на суд читателя небольшую, но весьма информативную часть той работы. Читатель должен помнить, что цитаты, приписанные Хаксли, не обязательно дословны, поскольку его пространные высказывания записывались в сокращенном виде. Тем не менее по своей сути они точны и выражают Хаксли именно таким, каким я его знал. Следует также помнить, что Хаксли читал мои записи в ходе нашего совместного исследования и подтверждал их.

Введение в проект

Проект начался с обзора Хаксли концепций и определений здравого сознания, в первую очередь своего и отчасти других людей, за которым последовало наше обсуждение понимания гипнотического состояния сознания. Целью было убедиться в согласованности или расхождениях в нашем понимании, чтобы сделать исследование предмета нашего интереса более надежным.

Затем последовал детальный обзор различных психоделических опытов с мескалином, позднее описанных в его книге (Huxley, 1954).

Хаксли подробно описал свою весьма специфичную практику, которой он дал более или менее неуклюжее название «глубокая рефлексия». По его словам (здесь дается неполное описание — тогда казалось, что нет особой причины, кроме интереса, записывать все), для глубокой рефлексии характерно состояние физической релаксации — голова опущена, глаза закрыты, происходит глубокий прогрессирующий психологический уход от всего внешнего, но без действительной утраты физической реальности, амнезии или потери ориентации; «отбрасывается» все незначительное и затем наступает состояние полного мысленного погружения в предмет интереса. Но даже на этой стадии полного ухода в себя и мысленного погружения, по словам Хаксли, он может свободно взять в руки карандаш, чтобы «автоматически» записать свои мысли, и делает это без всякого осознания своего участия в выполнении физического действия. Это происходит так, будто физическое действие не является «интегральной частью моего мышления». Подобная физическая активность никоим образом не вторгается, не замедляет и не препятствует «течению мысли, так сильно захватившей меня. Это ассоциативная, но полностью периферийная деятельность. Я бы сказал, эта мыслительная деятельность едва соприкасается с периферией». В качестве примера Хаксли привел случай другого типа физической активности. Он вспомнил, как однажды погрузился в состояние глубокой рефлексии, когда его жена отправилась в магазин. Он не помнил, о чем тогда размышлял, но вспомнил, что, вернувшись, жена поинтересовалась, записал ли он то, что она сказала ему по телефону. Он был изумлен ее вопросом, т. к. не помнил, что говорил с ней по телефону. Тем не менее они обнаружили запись в блокноте, находящемся за телефоном неподалеку от кресла, в котором он любил сиживать, когда погружался в глубокую рефлексию. Оба пришли к заключению, что он, находясь в состоянии глубокой рефлексии, услышал, как звонит телефон, поднял трубку, по обыкновению ответил «Алло», выслушал сообщение, записал его, но ничего из этого вспомнить впоследствии не мог. Он помнил лишь, что в тот день работал над рукописью, которая полностью захватила его. По его словам, это обычно для него — начинать ежедневную деятельность с погружения в состояние глубокой рефлексии в качестве предварительного процесса систематизации и упорядочивания своих мыслей, что позволяет ему настраиваться на дальнейшую работу.

Хаксли привел еще один пример. Как-то раз его жена вернулась домой после непродолжительного отсутствия, увидела, как обычно, закрытую входную дверь, вошла в дом и обнаружила на столике в прихожей срочное письмо. Хаксли сидел в своем кресле и, очевидно, пребывал в состоянии глубокой задумчивости. Позже она спросила у него, когда доставили письмо, и, конечно, выяснилось, что он не помнит, как получил его. Они оба знали, что почтальон, без сомнения, позвонил в дверь, что Хаксли услышал звонок, прервал свою работу, подошел к двери, открыл ее, получил письмо, положил его на обычное для этого место и вернулся в свое кресло, где она его и нашла.

Оба эти события произошли сравнительно недавно. Хаксли сумел воспроизвести эти случаи только благодаря жене, у него не было ощущения своего актуального физического участия в них. И поскольку он ничего не помнил, то сделал вывод, что пребывал тогда в состоянии глубокой рефлексии.

Жена Хаксли впоследствии подтвердила мое предположение, что его поведение бывает совершенно «автоматическим», подобным тому, как двигается машина в точно заданном направлении. По ее словам, это очень забавно наблюдать, как он достает из шкафа книгу, возвращается в кресло, медленно открывает ее, берет очки, некоторое время читает, затем откладывает и книгу, и очки. Потом, спустя какое-то время, возможно, несколько дней, он находит эту книгу и спрашивает о ней. «Этот человек почти никогда не помнит того, что делал и о чем думал, когда сидел в кресле, — говорила она. — Вы просто обнаруживаете его усердно работающим».

Другими словами, когда целостность задачи, выполняемой Хаксли в состоянии глубокой рефлексии и на вид полностью отрешенного от внешней реальности, нарушается внешними стимулами — некоторая периферийная часть его сознания позволяет ему получать внешние стимулы и осмысленно реагировать на них, — в его памяти, по-видимому, не откладывается ни получение стимулов, ни то, как он на них отвечал. Его жена обнаружила, что, если она бывала дома, когда Олдос пребывал в состоянии глубокой рефлексии, тот не обращал внимания ни на телефонные звонки, ни на звонки в дверь. «Он просто полностью зависит от меня, но если я говорю ему, что ухожу, то не пропускает ни телефонных звонков, ни звонков в дверь».

Хаксли объяснял, что может достичь состояния глубокой рефлексии за пять минут, и происходит это следующим образом: «Я просто снимаю все якоря» любого типа сознания. Что именно он имел в виду и что ощущал, он описать не мог. «Это очень субъективное переживание», в котором он, вероятно, достигал состояния «организованной интеллектуальной систематизации», позволяя мыслям течь свободно, — и тогда он работал. Это было единственное его объяснение, т. к. он никогда не пытался анализировать свое состояние. Он не мог и не считал, что в состоянии это сделать, но предложил попытаться изучить в тот день свое состояние «глубокой рефлексии» экспериментально. Я наблюдал за ним и обнаружил, что, погружаясь в свои мысли до глубокой рефлексии, он действительно «снимает все якоря» и полностью отрешается от всего. Он попытался субъективно прожить и запомнить процесс вхождения в это состояние: он пребывал в нем в течение пяти минут и вышел из него, как я сумел определить, минуты за две, после чего сказал: «Очень извиняюсь, я внезапно обнаружил, что готов работать, но оказалось, что заняться нечем, поэтому я понял, что мне лучше вернуться». Это была вся информация, которую он мог предложить. В следующей попытке данный мною сигнал был воспринят им как сигнал «вернуться». Эта попытка прошла так же легко, как и первая. Хаксли тихо посидел несколько минут и после условного сигнала быстро отреагировал. Вот впечатление Хаксли: «Я обнаружил, что чего-то жду. Чего именно, я не знал. Просто «что-то», что должно произойти там, что казалось мне бесконечной и вневременной пустотой. Я впервые испытал такое чувство. У меня всегда было представление о том, что нужно делать. Но в этот раз мне казалось, что делать нечего. Я был абсолютно безучастен, равнодушен, просто чего-то ждал, а потом почувствовал необходимость выйти оттуда. Так ты подал мне сигнал?»