Алевтина. Сопротивление бесполезно (СИ) - Арина Голос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько минут назад он был вынужден наблюдать в это самое окно, как довольный Ринберг ведёт Тину под руку до машины и сам лично галантно открывает для неё дверь.
— Везучий мерзавец! — нервно усмехнулся Юрий Аристархович и выдохнул в окно очередное колечко дыма. — Надо же. Ещё и Тинка-Алевтинка как-то оказалась около него. Прямо ирония судьбы.
Но надолго остаться в одиночестве и осмыслить происходящее ему не удалось, в кабинет шумно ввалился его полноправный хозяин Сергей Николаевич Маслов. Он остановился у двери, принюхался и разогнал у себя перед лицом сигаретный дым.
— Юра, ты что, совсем сдурел? Ещё мне только пожарной тревоги не хватало. Мне такие развлеченья не нужны, — возмущенно прошипел Шабарину родственник.
— Не кипятись ты. Я уже всё, — примирительно ответил Юрий Аристархович, потушил сигарету и закрыл окно.
— Я вот никак не пойму, что с тобой сегодня происходит? А? — продолжил Маслов, плавно перемещаясь ближе к бару. — Ты зачем девку Ринберга за руки хватал? А потом ещё пялился на неё всё заседание комитета.
В ответ на слова Сергея Шабарин быстро изобразил пренебрежительную гримасу на своём, в общем-то, приятном лице.
— С чего ты решил, что такая женщина может быть пассией Ринберга?
— А что нет? Это он просто так, для красоты, её с собой притащил и чуть в морду тебе не дал, когда ты её за белые рученьки сцапал, — сказал Маслов и гаденько засмеялся. — Ну, какая такая? Знаем мы таких, чуть мужика с баблом увидели и всё растаяли: любовь, морковь и помидоры. Но ты-то чего к ней полез? Сдалась она тебе. Что в городе баб мало? И покрасивее есть, и помоложе. Хочешь, мы тебе у Тохи любую из клуба выпишем? Можно даже, как в былые времена в ВИА Гре, блондинку, брюнетку и рыжую. А?
Юрий Аристархович отрицательно покачал головой.
— Поговорить хотел.
— Ну, ты даешь. Поговорить он хотел. А почему именно с ней? — удивился собеседник.
— Да, знаю я её. Давно не видел, пообщаться хотел, — нехотя признался Шабарин своему родственнику.
— Вот это номер… — удивился Сергей Николаевич, затем замолчал, пододвинул к себе бутылку коньяка, символически разлил по бокалам и протянул московскому гостю.
— Плесни ещё, — угрюмо сказал тот.
— Юр, хорош! Какой ещё? Куда? Обед же только, — ответил Маслов, отодвигая бутылку подальше, а через секунду на него будто нашло озарение, и он добавил. — Так насколько хорошо ты знаком с этой Алевтиной Андреевной?..
30
Детский сад, построенный ещё в советские времена, располагался рядом с домом Алевтины в обычном спальном районе, где из всех достопримечательностей можно было выделить разве что элитную по меркам их города кирпичную высотку в двадцать пять этажей, построенную здесь, наверное, по случайности.
Молчаливый здоровяк Геннадий аккуратно домчал до места назначения за считанные минуты, умудрившись при этом удивительно благополучно миновать обеденные пробки в центре.
Аля решила дальше не злоупотреблять благосклонностью руководителя, и, пока водитель ловко лавировал в потоке машин, не зная, чем ещё себя занять, тихо сидела на месте и то и дело поглядывала по сторонам, но ничего нового она там не увидела: мимо проносились дома, витрины магазинов…
Островской было неудобно задерживать занятого человека и напрасно тратить его бесценное время. У Ринберга и без её проблем дел предостаточно. Как только внедорожник притормозил перед входом на территорию образовательного учреждения, не дожидаясь, пока машина полноценно припаркуется, Алевтина быстро открыла дверь и выбралась наружу, чтобы избежать вполне вероятных проявлений мужской галантности. Сегодня он и так небывало вырос в её глазах: невероятно, но спустя столько лет что-то человечное всё ещё оставалось в этой акуле бизнеса.
— Ещё раз спасибо, Иван Соломонович. Дальше я сама. Обещаю отработать время своего отсутствия в максимально короткие сроки, — сказала Аля и, мягко захлопнув дверь, поспешила уйти.
По лицу Ринберга было заметно: он крайне недоволен таким проявлением девичьей самостоятельности, но шанса поспорить у мужчины не было: стуча каблучками по асфальту, Островская уносилась прочь так стремительно, будто за ней гнались все демоны ада.
— Что за женщина?! — не переставал удивляться Иван.
— Красивая, — мечтательно заметил Гена с водительского сиденья. — Жаль только, что такая серьёзная.
— Геннадий! — довольно резко прервал его размышления Ринберг, не позволив фантазии парня разыграться в полную силу.
— А что, Иван Соломонович? Это я так вообще заметил. Красивая же баба — натуральная! — беззлобно ответил парень, глядя на шефа в зеркало заднего вида. — Куда едем? В офис?
Но Ринберг молчал, задумчиво глядя вглубь территории детского сада на скрытое за зеленеющими деревьями здание.
— Иван Соломонович, так я не понял, куда дальше? — напомнил о себе Гена
Иван снова ничего не ответил, но перевел взгляд на часы и отрицательно покачал головой.
***
До начала тихого часа оставалось минут десять, не больше. Чтобы успеть, Алевтина почти бежала к центральному входу по узким дорожкам мимо опустевших детских площадок. Каждый шаг приближал её к заветной цели. Три последние ступеньки крыльца Островская преодолела за секунду.
Наспех поздоровавшись с вахтёром, она, петляя по коридорам и лестницам, направилась в группу к Сеньке, которая была расположена на втором этаже. Ещё поднимаясь по ступеням, Островская услышала женский голос: преувеличенно важным, почти менторским тоном воспитатель отчитывал кого-то.
Алевтина осторожно приоткрыла дверь и заглянула в группу. Картина, представшая перед глазами девушки, заставила её сердце болезненно сжаться. Размазывая текущие по щекам слёзы, в дальнем углу комнаты стоял и тихо всхлипывал её сынок, её любимый малыш.
Стоило мальчику увидеть Алю, как он мгновенно сорвался с места и с криком бросился ей на встречу.
— Мама, мамочка, ты пришла. Прости меня, мамочка, — сбивчиво повторял Сенька.
Алевтина, нимало не заботясь о своём наряде, опустилась перед Арсением на колени и крепко-крепко обняла сына.
— Ну, что ты, малыш? Не плачь! Я пришла, всё хорошо, — Аля старалась успокоить Сеньку, хотя вставший в горле ком порядком мешал говорить спокойно.
Малыш уткнулся ей в плечо и зарыдал ещё горше.
— Островский, где ты, неслух? Кто разрешил тебе выйти из угла? Я тебя спрашиваю. Что за ребёнок такой? — вдруг громыхнуло откуда-то со стороны, и из спальной комнаты показалась крайне недовольная воспитательница, но стоило ей увидеть Алю, как она резко замолчала.
Алевтина, не
