Три часа на выяснение истины - Игорь Арясов

— Ты еще Уголовный кодекс вспомни.

— И вспомню, — Евгений Александрович уперся руками в бока. — Т-тунеядство у нас наказуемо, так-то! А я делаю свой бизнес. С моими знаниями и моим даром, Оля, мне в какой-нибудь Англии или Франции ц-цены бы не было!

— Даже без золота?

— Пардон, м-мадам! Без золота или долларов никак нельзя. На пустом месте н-ничего не растет — всякий знает. Ты помнишь Вернера Штольца?

— Того фээргэшника, который к тебе с сыном Клаусом приходил, а ты мальчику операцию делал? Ну и что?

— Какую там операцию? Т-так, пустяки, удалил дырявый молочный зуб. Ты д-думаешь, он меня за красивые глаза к себе приглашал? Правда, всего на н-неделю. Но вот где, Оля, деловые люди ценятся! Не то, что у нас. Кстати, Вернер письмо п-прислал. Приезжает как турист. Предлагает в Москве встретиться. Обязательно поеду, увижу его. Подарок приготовлю. Д-долг вежливости.

— Фу, Женя, но ты же к западным немцам не поедешь жить, правда? Особенно с таким прицепом, как твоя Н-настенька?

— Не передразнивай меня, Оля, это н-некрасиво. Мне еще рано куда-то собираться. За границей король тот, у кого доллары. А у меня их пока маловато. Если уж ехать, то с приличным багажом.

— Чтобы багаж появился, Женечка, тебе надо в первую очередь убрать в другую поликлинику Настю. Она же каждый твой шаг контролирует. Ты у нее под башмаком.

— А вот и нет. Про мои монеты и патрончики она вообще ничего н-не знает. Она г-глупа, ленива и нелюбопытна. То, что надо!

— Тогда чего проще? Разведись с ней к черту. Возьми вон жену Эдгара. И умная, и одна.

— Не-ет, — Евгений Александрович стал прокатывать золотую пластинку, — она не п-пойдет.

— Почему? Ты же симпатичный, чудак-человек!

— С-слишком правильная. Она ведь даже член партии. А я — вор и поповский сын. Я же п-после загса ее в церковь приглашу. И вообще, она чистая, как родник. Она ничего не знала про наши с Эдгаром дела. Впрочем, и д-дел-то особых не было, так, по мелочи.

— А кстати, он тебе много остался должен?

— Пустяки, — усмехнулся Евгений Александрович, вспомнив, как повезло ему с плохой погодой в тот день, когда погиб Эдгар, — рублей четыреста.

— Эх, Женя, бескорыстный ты мужик, даже долг с Людмилы не потребовал. Знаешь, что я подумала? Тебе ребенок нужен. Не улыбайся! С ним бы Алка нянчилась. Слышь, Алла, — Ольга приоткрыла дверь. — Стала бы ты нянчиться с сыном дяди Жени? С племянником своим?

— Еще чего! — ответила с дивана дочь. — Сами задаром с ним сюсюкайте, а мне и за деньги неинтересно.

— У-у, зараза! — нахмурилась Ольга. — И в кого она только растет такая? — И закрыла дверь.

— Она уже выросла, — усмехнулся Евгений Александрович, — и вся в тебя, больше не в кого.

— Нет, твоя Настя не захочет рожать. Скорее мой пенек Валентин это сделает, чем она, — Ольга вздохнула, сложила руки под большой грудью. — Да и Людочка Пашутина тоже в возрасте и с сыном. Лучше, братишка, я тебе молоденькую найду, чтобы и симпатичная была, и умная, и добрая, чтобы тебя любила.

— Найдешь после того, как она у тебя побывает?

— Тю-ю, можно подумать, что ты свою Настю невинности лишил! Ишь, какой разборчивый! Да у твоей Насти до тебя мужиков было-перебывало!

— Ты, к-кончай! — побледнел Евгений Александрович. — Н-настенька у меня самая красивая. И я все-таки ее л-люблю. А что сильно капризная, это со временем п-пройдет.

— Ну и люби на здоровье. Только по-хорошему надо, чтобы не ты любил, а за тобой на цыпочках бегали. Глупый ты, да, глупый, хоть и талантливый человек.

В коридоре хлопнула дверь, пришел от родителей муж Ольги — Валентин. Заглянул на кухню, с трудом повел хмельными глазами:

— Мастеру Самоделкину боевой привет!

— Иди, иди отсюда, морда пьяная, — Ольга вскочила и, подталкивая мужа, довела его до дивана. — Вот здесь сиди и смотри свой телевизор, футбол идет как раз. И мычи здесь.

— Погрязли, сволочи, в богатстве, в разврате. И я вместе с вами погряз, — муж обхватил руками всклокоченную голову. — Но я плюю на ваши ковры с хрусталями и ваши драгоценности. Я пропиваю ваш образ жизнедеятельности. — Он раскрыл глаза и увидел в руках дочери журнал. — Алка, ты опять эту парнуграфию смотришь? — и потянулся к журналу. — Ну-ка, отдай!

— Не парну, а порнографию, алкаш несчастный, — дочь легко отбежала и села в кресло.

— Ты как с отцом разговариваешь, дрянь? — он стукнул кулаком по боковой стенке дивана.

— Как заслужил. Ма-а, че он ко мне опять пристает?

Ольга моментально прибежала из кухни:

— Ну ты, воспитатель, опять за свое взялся? Раньше надо было дочерью заниматься, а теперь без тебя обойдусь.

— Тогда выпить давай! — закричал тот.

Ольга достала из-за серванта бутылку, поставила перед, мужем стакан и наполнила его до краев:

— Пей, ирод!

— А где закуска?

— Закусить — это для тебя через стенку, хотя жрать — дело свинячье. Пей, а то отниму. И молчи, как рыба!

Алла, глядя поверх журнала на отца зелеными глазами, видела, как, скривив от отвращения лицо, он пьет самогонку, потом хватает ртом воздух и медленно валится на диван. Когда-нибудь он умрет от этой гадости, но мать, кажется, будет только рада.

— Эх, предки, — шепчет Алла, — глаза бы мои на вас не смотрели! Убегу, убегу от вас в училище. Ненавижу! — Она опускает голову, сдвигает брови. Ей хочется плакать, но слез почему-то нет. На кухне противно воет маленький мотор. Это дядя Женя начал полировать коронки. Одну из таких он однажды поставил ей, и коронка эта такая великолепная, что девчонки в восьмом, да и в девятом классе от зависти аж языки прикусили. И вообще, дядя Женя добрый: то десять, то двадцать пять рублей даст, но так, чтобы мама не видела. Это, наверное, потому он такой, что своих детей у него нет, а маму мою он любит, как родную сестру, хотя на самом деле никакая она ему не родная, а сводная.

Петр Васильевич Матвеев нервничал. День кончался, а докладывать, собственно, было нечего.

Гусев, проверяя связи Глазова, выяснил, что Мальков и Плюсин, отбывавшие срок наказания вместе с продавцом слитка, никакого отношения к золоту не имели, попались они на квартирных кражах, были в этой колонии всего полгода, затем за плохое поведение их перевели еще дальше на Север. Не удалось выяснить Гусеву и место пребывания Глазова в течение месяца после того, как он вышел из колонии. Список тех, с кем Глазов на Севере поддерживал хорошие отношения, вскоре перевалил за сорок, но кто-то из этих сорока человек еще не вышел на свободу, а многие разъехались и срочные запросы на них пришлось направить во все концы страны. Ответы могут прийти не раньше, чем через неделю.

И снова Панкратов не вошел, а почти ворвался к Матвееву, бросил шляпу на стул у окна, крепко пожал руку:

— Где твои орлы?

— Работают на объектах.

— Ладно, пусть пока работают. — Панкратов закурил и сквозь прищур серых глаз весело посмотрел на Матвеева. — Да ты садись. Вот, так лучше. У меня есть новости. Первая. С выяснением связей Глазова в колонии надо закончить. Алексеев сделал и мне, и тебе вполне справедливый упрек: не там копаем. Из-за пятнадцати граммов, которые он, вполне возможно, где-нибудь нашел или украл, отрывать от дела десятки людей по всей стране нерентабельно. В конце концов, проще пригласить его и спросить напрямую. Но дело не только в этом. Вторая новость очень любопытная. В областное управление внутренних дел пришло письмо от некоей гражданки Поляковой, которая работает в вашем городе стоматологом.

— Да, есть у нас такая, — Матвеев потрогал папку у себя на столе, но не стал открывать ее. — Вместе с мужем работает в одной поликлинике, с Зайцевым Евгением Александровичем. Вот о нем некоторые данные. Кстати, он с женой ездил несколько лет назад в круиз по Северной Европе.

— Ну-ну, — загадочно протянул Панкратов, — вот видишь, Петр Васильевич, уже совсем интересно. Дальше что?

— Ну и все, — Матвеев пожал плечами, — накопил денег и съездил. Да, еще он, уже один, был неделю в ФРГ, совсем недавно. По приглашению Вернера Штольца, это заместитель руководителя группы шеф-монтажников по общим вопросам. Нам известно, что Зайцев, как отличный специалист, зубы его ребенку лечил. У нас, Юрий Степанович, в круизы по Дунаю, по разным странам каждый год три-четыре семьи едут. А что? Народ хорошо зарабатывает, ничего особенного. И за этим Вернером вроде ничего такого не числится. Жена к нему сюда с сыном приезжала по туристической путевке. Вели они себя нормально. А что за письмо?

— Письмо любопытное весьма, — Панкратов расстегнул «молнию» на папке, вынул фотокопию. — Начальнику УВД такому-то, но это преамбула. Вот главное. «Мой муж, Зайцев Евгений Александрович, зубной техник, имеет незарегистрированное ружье с двумя стволами, а недавно он купил вторую машину, купил также гараж и дачу, моторную лодку на озере. Но со мной делиться ничем не хочет». И все.