Огненный крест - Н. Денисов

Немцы набирали людей работать в Германии. Мои технические знания, приобретенные в университете, где я вначале изучал инженерные науки, а потом уж юридические, давали мне возможность получить работу, которая бы обеспечивала существование мне и давала дополнительные средства, чтоб поддержать старых родителей, которые тоже жили в Белграде.

В сентябре 1942-го я подписал контракт с германской фирмой «Сименс». Продал домашние вещи. Передал властям квартиру. Приготовил небольшой багаж, который намеревался взять с собой.

В день, когда я должен был сесть в поезд, на железнодорожной станции мне сообщили, что по распоряжению гестапо мне запрещен выезд из Белграда.

Это «табу» гестаповское длилось целый год. Время от времени меня вызывали к следователю – информировать, чем я занимаюсь.

А мне пришлось снова продолжить работу на фабрике, но теперь не чернорабочим, а предложили дело в канцелярии, то есть «статус» мой как бы повысился.

Поселился я в квартире сестры, где жили и наши престарелые родители.

А война для немцев шла плохо. На всех фронтах.

В августе 1943-го американцы высадились в Италии. И я решил никуда пока не соваться, а ждать развития дальнейших событий.

Но по всему выходило, что в гестапо я был записан на «черной доске». Поскольку один мой приятель, который работал в персональном отделении фабрики, доверительно сообщил мне: из гестапо пришел строго секретный приказ, где было сказано, что с первого января 1944 года я должен идти, точнее, направляюсь на принудительные работы рудокопом на Борский рудник.

Известно было всем в городе, что на руднике ужасающие условия жизни и труда. К тому же, в тех местах орудовали партизаны. Если они убивали одного немецкого солдата, то немцы расстреливали десять рудокопов, порой невинно попадавших под отмщение германских властей...

Для себя я твёрдо решил, что в Борский рудник мне дороги нет! Где выход из горькой ситуации? Первое: я подал в отставку на фабрике. Хотел ехать в Вену или её окрестности: эти места еще не бомбардировала авиация союзников. Надеялся и на приятелей, которые работали в Австрии. Но выяснилось, что пришел приказ из Германии, запрещающий подписывать договоры на работы в тех «спокойных» местах. Опять выручил один из друзей, работавший в немецкой канцелярии. Он по секрету сообщил, что их главный немецкий начальник любит ликёр, и самый любимый у него из ликёров – «Понче Крема».

– Раздобудь бутылочку, – сказал мой друг. – Я передам её начальнику, как бы твой подарок, и вопрос с договором на работу в Вене будет решён!

Я продал кой-какие вещи, купил этот очень дорогой «Понче Крема», передал через друга немецкому начальнику... И получил контракт на работу в Вене. Не без сложностей прошел обязательный врачебный осмотр, который повторился дважды, но все-таки прошел и это, как казалось мне, искусственное препятствие. Всё! Кажется, других осложняющих обстоятельств не должно возникнуть?!

А время и эти немецкие порядки «работали» не в мою пользу. Восемнадцатого декабря 1943 года ожидался транспорт, последний в текущем году, который способен был увезти меня из Белграда и от этого пристального ока гестапо. Но если не попаду на ближайший транспорт, размышлял я, то следующий – из-за новогодних праздников! – будет только во второй половине января 1944 года. О, немецкая пунктуальность!.. А с первого января мне надлежало отправиться на каторжные работы в этот страшный Борский рудник...

Ничего не оставалось, как уповать на благосклонность судьбы, которая до сих пор сама, кажется, без особых усилий с моей стороны, способствовала на моём пути избегать безвыходных ситуаций. Кажется, ну вот – всё! Неминуемый арест, немецкий застенок, а из него выход один – гибель. Но чья-то невидимая рука, небесная воля, спасала меня...

Так получилось и в этот раз.

Вернувшись с работы домой, я узнал от отца, что приходил «знакомый» следователь гестапо, приказал немедленно явится к нему в кабинет. Когда возник я перед следователем, он буквально закричал, хотя на прежних встречах-допросах вел себя со мной достаточно вежливо:

– Так вы надумали обмануть меня? Я послал своего помощника в канцелярию по набору персонала для работы в Германии, и он не нашел никакого договора на ваше имя!

– Это ошибка, господин следователь. У меня есть на руках копия этого договора! – ответил я миролюбиво, пытаясь погасить гнев гестаповца.

– Даю вам полчаса... Если в течение этого времени не принесете документ, то знаете, что вас ожидает...

Часы показывали половину девятого вечера. А ровно в девять я подал следователю документ. И гестаповец, отчитав при мне своего помощника-переводчика, пожелал мне «всего лучшего в Германии»...

Ночью наш поезд, в котором я ехал в Вену, остановили на небольшом полустанке, чтоб пропустить вперед другой пассажирский состав. И, к несчастью, он, обогнавший нас, скорый поезд, подорвался на мине. Произошло крушение. Были убитые и много раненых.

В Вену из-за многочасовой стоянки мы добрались только к вечеру 19 декабря. И я, не зная немецкого языка, проблуждал целую ночь в полуосвещенном, незнакомом мне городе. И только поздним утром нашел по адресу знакомую семью, затем с её помощью отыскал других русских знакомцев и даже старых приятелей. Мне помогли быстро найти работу на одном инженерном предприятии и получить комнату в пансионате близко от центра.

Вену не бомбили. Горожане были почему-то уверены, что их красивый город оставят неповрежденным, чтоб по окончании войны созвать здесь представителей всех воющих стран на конгресс для заключения мира.

Отношение местных жителей к иностранцам было доброжелательное. Условия работы в фирме «Ротан», куда я устроился, были просто отличные, так что я отдыхал от пережитого. И как-то уж очень успешно осваивал немецкий язык.

Весной сорок четвертого, а точнее, 14 апреля, когда вернулся с работы в свой пансионат, нашел гам письмо с приглашением утром в субботу явиться в местное гестапо. Была страстная неделя по православному календарю, и это обстоятельство вносило в мои мысли дополнительную тревогу: никак эта «черная» организация немцев не оставит меня без внимания!

В назначенный час я предъявил на пороге венского гестапо свои документы и вызов, получил пропуск с номером, минуя часовых с ручными пулеметами, поднялся по лестнице в назначенный мне кабинет и увидел там господина в штатском пиджаке, сидящего за письменным столом. Он предложил присесть и строго задал не сколько вопросов, по которым я понял, что обо мне прислали из Белграда нежелательные для меня документы. Так оно и вышло.

– По сведениям, которые я получил о вас, – сказал следователь, – и о вашей предыдущей деятельности, я пришел к заключению, что человек вы подготовленный к серьёзной работе. И меня удивляет, что вы уклоняетесь от политической деятельности и как будто прячетесь от неё. Вы сын эмигранта. Знаете, что мы боремся против коммунизма, который поработил ваше отечество, и не сотрудничаете с нами. Почему?

Тут я заметил, что запонки рубашки следователя – с фамильным гербом. И как приливная волна нахлынула на меня, у меня возникло желание открыть наконец душу, сказать правду этому человеку. Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

– Мой отец был выборным предводителем дворянства Изюмского уезда Харьковской губернии. Он учил меня говорить правду или не говорить ничего. Прежде чем бороться против чего-нибудь, нужно знать – за что? Пожалуйста, ответьте мне сначала на этот вопрос, и тогда я Вам отвечу совершенно откровенно.

– Мы боремся за новую Европу и за новый порядок! – сказал следователь.

Тогда я сказал:

– В этой новой Европе с новым порядком, если бы я приехал не из Югославии с сербским паспортом, а прямо из моего отечества, где родился, то должен был бы иметь нашивку на моей одежде с тремя буквами «ОСТ», то есть человек с востока, который считался бы человеком более низшей расы и был бы ограничен в правах... Так Вы думаете, что я могу бороться за этот новый порядок?

Сказав это, я вдруг пожалел о своей откровенности. Теперь ясно, что ожидает меня...

Наступило молчание, которое показалось мне очень продолжительным. Следователь пристально посмотрел на меня и неожиданно доверительно произнёс:

– Наша политика в России на неправильном пути. Но я надеюсь, что она вскорости изменится. и тогда мы сможем опять об этом поговорить. А пока... Вы здесь имеете хорошего друга. Если Вы будете иметь какие-нибудь неприятности, приходите ко мне и я Вам помогу во всём... У меня большая библиотека, она к Вашим услугам. В любой день можете взять книги для чтения...

Следователь подписал пропуск на выход, проводил меня до двери кабинета и простился со мной как со своим большим другом.

Шло время. Течение войны продолжалось своим чередом – к капитуляции Германии. Порой вспоминался мне этот дружелюбный человек из гестапо, но все же большого желания вновь встречаться с ним у меня как-то не возникало. Конечно, думал о нем с благодарностью – какое счастье, что «дело» моё попало в его Руки!