Когда наша не попадала - Александр Кулькин

– Вот об этом я и говорю, – правильно понял его гримасу скальд. – После эля и не так завоешь. А представляешь, некоторые смеют это тоже пивом называть.

– Повбывав бы гадив! – подтвердил Непейвода и повёл носом: – А где?

– Нема. Только у батьки, для лечебных целей.

– Эх-х-х, – вздохнул казак, и направился к бочке опровергать собственную фамилию.

– Впереди! – закричал Рысь, и «вахту» немедленно уронили кому-то на ногу. Иван сразу понял, почему говорят: «тяжелая вахта». Но все поспешили на бак, даже «вахтенный» на одной ноге тоже припрыгал к борту посмотреть на то, что так взволновало обычно спокойного Рыся.

Небольшой рост и юношеская худоба имеют огромное значение, когда нужно сквозь толпу кряжистых мужиков пробраться к свободному месту. Голова вполне помещается под мышкой у дядьки Геллера, а видно и так хорошо. Впереди гарцевала на волнах странная посудина: высокая мачта с надутым парусом, несуразно торчащее вперёди бревно, к которому привязана длинная веревка, и нагромождение каких-то сараев на корме. Вообще веревками, или «снастями», как любил говорить Эйрик, суденышко было просто оплетено, как паутиной. Единственная мачта давно должна была сломаться под грузом толстенных вервей, но почему-то не ломалась.

– Странно-о-о, – протянул Володимир и глянул вниз. – Посмотри-ка внимательнее, парень.

Иван поморщился, тяжко было смотреть волховским глазом, но просьбу уважил и, не удержавшись, ахнул.

– Нет там ничего, одна вода, но…

Он пригляделся, потом продолжил.

– А вот сзади этого морока кораблик плывёт и какой-то непонятный. Вернее, я таких никогда не видел.

– Так я и знал, – удовлетворенно сказал Геллер и, поворотясь к атаману, объяснил: – Ветер нам в парус, а этот морок навстречу, и ему ветрило попутный. Так не бывает.

Спесь только махнул рукой.

– В акияне бывает всё, и я ничему не удивляюсь, даже такому чуду. Это в быличке написать, так сразу прибегут и хулить начнут, как они говорят-то? Вот забыл, слово-то ненашенское…

– А кто они?

– Ну, племя такое дикое, критегами зовутся, они сами себя вообще непонятно обзывают – «заклепочники». А, вспомнил их боевой клич – «рояль»! Ты, Иван, у нас за летопись ответствен, так что запомни слово. Как услышишь, так бей без жалости и насмерть, потому что энти дикари всю культуру погубят на корню. Быличка без выдумки, как свадьба без жениха!

Ладья тем временем прекратила свой бег и закачалась на волнах, ожидая встречных. Когда морок развеялся, волны были моментально приглажены совместным воплем с двух кораблей:

– Синдбад!!!

– Спесь!!!

– Говорил же я тебе, что этого бродягу встретим! – Геллер от души попотчевал воспитанника между лопаток, и пока тот пытался вдохнуть, радостно продолжил: – Это же, Синдбад-мореход, и кровь у него соленая, а душа нараспашку! Лисовин! Тащи склянки, все побьём!

Ладья и, как назвал его Эйрик, самбук Синдбада стояли борт о борт, а на палубах радостно обнимались после долгой разлуки друзья. И пусть у смуглых мореходов не росли окладистые бороды, и пусть не сверкали выпуклые глаза у коренастых мужиков, кровь была одна, красная и горячая. Так какая разница, кому молится твой друг и на каком языке он говорит? – в беде поможет, радость разделит. В море все равны, а кто не согласен, пусть плывёт до ближайшей земли, которая под днищем. Прошли первые минуты, и разговор повели наибольшие люди, капитаны. Ивана тоже пригласили, чтобы познакомить с коллегой.

– Абу-Симбел, – старичок в белом когда-то одеянии и с навороченной чалмой на голове поклонился и чуть было не упал. Привычный Синдбад ловко подхватил его и оправдывающе сказал отшатнувшемуся от густого перегара волхву:

– Устал наш маг, сколько времени без передыху приманку творил. Проводи его на корму, пусть отдохнёт.

Оказав первую помощь страждущему, то есть отведя его под навес рядом с торчащими по бортам рулевыми вёслами, Ваня вернулся к капитанам и робко поинтересовался:

– А что это, ваш маг нетрезвый, что ли?

– А каким же ему быть, с таким именем? Его и так хмелит, наливать не надо. Но маг сильный, талант не пропьешь! Когда поняли, что это чудо в перьях на наш корабль внимания не обращает, то создал он эту нелепицу. Повезло, среди волн подобрали картинку, вот, посмотрите.

Мореход протянул Спесю яркую картинку, Федорович кинул взгляд, хмыкнул и передал рисунок волхву. Тот внимательно стал рассматривать невесомый листок странного материала. Кораблик, ни в какие моря не годный, он узнал сразу, а вот мужик на переднем плане был ему незнаком. В одних штанах, с бугрящимися мускулами и совершенно идиотскими усиками «скобочкой», герой скалился в людоедской улыбке, сверкая невообразимым количеством зубов. Одной рукой он вцепился в верёвку, а во второй держал острую саблю. Листок немного покоробился от пребывания в воде, но чёрные значки на обороте были различимы.

– Прочитать сможешь? – поинтересовался Спесь Федорович.

– Так, атаман… – растерялся Иван, – это те же значки, по крайней мере, похожие, что у каптри были. Не вижу я ничего знакомого.

– Абу-Симбел тоже не смог, – подтвердил Синдбад.

– А надо, – задумчиво сказал Кудаглядов. – Чует мое сердце, что надо. Время у нас ещё есть, пернатые не летают, так что бери листок и срочно учись. Мы подождём, склянки ещё небитые есть.

Ивану снился сон, в котором чёрточки-резы, изгибаясь, как рыболовные крючки, собирались в странные знаки и становились буквами. Буквы сбегались в слова, слова становились предложениями, а предложения строились в текст. Некоторые, наиболее слабые, резы вообще измельчали в запятые и точки. Они расползались по тексту, повинуясь изуверским законам, и выделяли, отбивали и вообще творили страшное колдовство. В голову волхва стали пробираться запретные знания о «глаголах», «подлежащих» и неумолимом «синтаксисе», но тут его, немилосердно тряся, разбудили:

– Вставай, паря. Надо листок вернуть. Небо темнеет.

Тряся головой, чтобы избавиться от кошмара, Иван вскочил и протянул лист глядящему на небо Синдбаду.

– Спасибо, капитан.

– Хоп! – хлопнул его по руке мореход. – Ну, друзья, пожелайте нам удачи! Кажется, летит, красотка.

Самбук отчалил от ладьи и, набирая скорость, устремился за вновь возникшим призраком. Спесь Федорович приказал приготовиться грести – вдруг помощь потребуется. Но ничего не потребовалось. Странная туча, приблизившись, превратилась в огромную птицу, которая, сделав несколько кругов над странным корабликом, вдруг спикировала, выпустив сверкающие на солнце, когти. «Черной молнии подобен…» – всплыли непонятные слова в голове волхва. А «чёрная молния» с оглушительным карканьем влетела в морок и подняла огромный фонтан. Карканье сменилось бульканьем, но маг, хоть и Абу-Симбел, промашки не дал. Несколько взмахов руками, выкрики на непонятном языке – и кораблик с картинки превратился в сеть, которую тут же стали тянуть смуглые матросы. Колдовство продолжало действовать, и сеть вместе с добычей уменьшалась в размерах. Когда добычу подтянули к самбуку, Абу-Симбел, удерживаемый Синдбадом, вытащил сеточку одной рукой. Посаженная в клетку птичка, отличающаяся от обычной вороны только сверкающими клювом и когтями, хрипло разорялась почем зря, но было уже поздно. Подняв яркие полотнища флагов и выгоревшие паруса, самбук увеличил скорость и пошёл домой, где и, главное, когда тот дом ни находился бы. Спесь Федорович помахал вослед кораблику и меланхолично заметил: