Попаданец XIX века. Дилогия - Михаил Леккор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но перед этим надо было еще пройти внутреннюю ступень в виде стервозного столоначальника Арсения Федоровича. Он уже просто взял лист исписанной бумаги с таким видом, что стало ясно — будет злостно придираться.
Прочитал, издавая громкие звуки, сначала сердитые, потом удивленные. Поднял взгляд:
- Однако же, Андрей Георгиевич, вы меня крайне поразили. Читая любой документ, сначала, как минимум, можешь придираться к чернильной грязи. Как чиновник не являлся аккуратным, все равно оставит два — три чернильных пятна. И потом, как не работаешь промокашкой или речным песком, все равно они буду видны.
Следующий недостаток — грамматические ошибки. Не так грамотны люди, как бы хотелось. И наконец, если уж пройдешь две предыдущие ступени, то на служебных оборотах чиновник точно сломается. То заголовок, то обращение, то заключение, все одно напишет с ошибкой.
Но ведь на сей момент никаких ошибок! Даже на мой очень даже субъективный взгляд, нацеленный на то, что бы придраться к тебе, милый мой, и вернуть дорабатывать, все хорошо. Так быть не может, милостивый сударь!
Столоначальник произнес эту тираду и буквально вонзил в Макурина подозрительный взгляд. То ли думает его подсесть, то ли министерство подкузьмить. Вот уж недолга! Попаданец поднялся над столом и почтительно, хотя и гордо, поклонился:- Ваше превосходительство, смею вас уверить, всегда так правильно пишу. И родители мои, потомственные дворяне, так же писали. Не извольте беспокоится.Вот что во время повернуть тему разговора! Арсений Федорович со слов молодого чиновника перешел от недостаток письма к достоинствам отдельных людей. Подумал немного, удовлетворенно сказал:- Ваша мысль мне понятна. Кому как не нам, благородным людям, наиболее приятно писать. Однако же, общая картина оценок потомственных дворян вам далеко не удовольствует, да-с!
Надо сказать, что и Андрей Георгиевич сам себе не верил, ибо многолетний опыт XIX века всегда ему доказывал, что знание и умения вырастают не от сословия, а, максимум, от индивидуальных качеств каждого человека. А все остальное зависит от текущей работы человека. Будет он дотошно учится с самого детства, станет умным и образованным. Нет, останется грубым и примитивным и даже Аз-Буки не напишет.
Но ведь не будешь сам себя опровергать! Вот поэтому он как бы состроил на лице грустную мину, — мол, знаю, что прав, но не хочу спорить с начальством. Ибо, субординация! Дисциплина!
Кологривов не был дурак, видел, что его подчиненный имеет свое мнение, отличное от начальника, но молчит, все понимает. Вежливый, воспитанный молодой человек!
Но помимо этого столоначальник, как человек образованный, попытался его образумить логическими доводами, четкими проверенными тезисами, из-за чего чиновник — потомственный дворянин поверит ему не только из потому, что он начальник, но и образованная личность. А то ведь и он из дворян, пусть и со стажем в несколько лет.- Ну, потомственные дворяне тоже могут быть весьма неграмотны, - начал он уверенно, - вот, например, господин… э-э-э… господин…Черт, не вежливо-то как. Сказал тезис весьма не проверенный и теперь не может его доказать. Что же, ему хоть фамилию одну сказать.
Потом подумал еще немножечко и уже спокойно удивился. А ведь не могут быть потомственные дворяне быть не образованными! На то оно и столбовые и отличатся от простонародья!
Надо сказать и Андрей Георгиевич пришел к такому же выводу, хотя и несколько позже и с несколькими исключениями, найденными, правда, в XX веке. Сам нашел убедительные доводы, почему именно так происходит. В семьях столбовых дворян, как правило, родители бывают все весьма образованные, даже бедные. Отец, даже мать, что для XIX века исключительно редко. И детей они проводят не ниже своего социального уровня. В средневековье это выделяется очень четко. Скажем, в XIX веке потомственных дворян ни за что не проводишь в крестьяне или кузнецов. Это же реноме! Нет, мужчин направляют в офицеры, дочерей исхитряются выдать замуж за дворян же. Вот и получается, что если столбовой дворянин, то обязательно образованный или, хотя бы прилично грамотный. Как-то так!
Подумали оба, помолчали. Кологривов назидательно проговорил, что, мол, потому и дворяне являются стержнем существующего государства и потом, круто свернув, стал рассуждать об имеющихся в министерстве бумагах на имя его императорского величества Николая I. И ушел.
А небольшую премию он все же выписал и уж прямо через несколько дней. Макурин сам слышал, как Демидов шушукался с Щекиным. Сплетня была столь горячая, что коллежский асессор стал с нею делится, несмотря на присутствие самого объекта обсуждения. А может и не захотел прислушиваться к нему. Подумаешь, кабинетный регистратор! Андрей Георгиевич к этому относился спокойно. Он еще в XXI веке понял, что товарищи по работе, хоть женщины, хоть мужчины, такой конгломерат, что будут сплетничать о тебе (и не только тебе) всегда. Любой коллектив это, прежде всего, серпентарий. Будешь ты подниматься или опускаться, будешь ты сидеть, как мышь, все одно пойдут самые дикие слухи.
Тут самое главное, не правда это или вранье, а самому тебе хорошо или плохо. С этой стороны, пока все развивалось хорошо. Докладная замминистра Кудинова, написанная вторично и отправленная личным образом Макуриным, в министерстве финансов была принята. Как не ругался замминистра его превосходительство тайный советник Щегловитников, как не грозил издалека суровыми карами Кологривову, от которого направилась бумага, а все-таки докладную принял и через определенное количество дней отправил дальше наверх с положительной резолюцией.
Столоначальник Кологривов, кстати, об угрозами кар быстро узнал. Ведь Щегловитников ругался в кабинете без никого, то есть только со своими близкими подчиненными. А уж те быстро распустили слухи под одобрительное молчанье замминистра. А то что же, спрашивается, ругаться, если потом об этом никто не узнает. Не о начальстве же пошла сплетня, не об императоре-батюшке, а о простом столоначальнике.
Кологривов, по мнению Андрея Георгиевича, даже обрадовался. Это как бы выдали орден более высокой степени. Чиновник оказался в новом круге знакомых. Вот же оно!
Самого Макурина не потревожили. Никак. Хотя, по словам того же столоначальника, в министерстве его фамилию узнали, но самого не тронули. Чин, по-видимому, не очень велик. Вот ведь сволочи!
Хотя самому попаданцу грех было жаловаться. Благодаря этому документу он твердо вошел в ряды чиновников министерства
