Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

Да-да, поговорите с ним. Да, скажите, что вам обязательно нужно, чтобы он приехал, но пусть он имеет в виду, что наша встреча должна быть абсолютно конфиденциальной.

— Тогда мы не можем ехать в моей машине, — заметил Пайкавей, — она слишком хорошо известна.

— Генри Хоршем заедет за нами на «фольксвагене».

— Прекрасно. Вы знаете, все это очень интересно.

— Вам не кажется… — начал было сэр Джордж и сразу же замолчал.

— Что не кажется?

— Я хочу сказать, что просто… просто я хочу сказать, вы не против почистить щеткой ваш мундир?

— Ах, вы об этом! — Полковник Пайкавей легонько хлопнул себя по плечу, и в воздух взлетело облачко сигарного пепла; сэр Джордж закашлялся. — Нэнни! — крикнул полковник и нажал кнопку звонка на столе.

Внезапно, словно джинн из лампы, в кабинете возникла пожилая женщина с одежной щеткой в руке.

— Пожалуйста, сэр Джордж, задержите дыхание, — сказала она, — этот пепел довольно едкий.

Она открыла перед ним дверь, и он подождал снаружи, пока Нэнни чистила мундир полковника Пайкавея, который при этом кашлял и жаловался:

— Ну что за люди такие, вечно требуют, чтобы ты выглядел как манекен в парикмахерской.

— Уж вы-то на него не похожи, полковник Пайкавей. Пора бы вам привыкнуть к моей щетке. К тому же вам известно, что министр внутренних дел страдает астмой.

— Ну что ж, сам виноват. Надо было лучше заботиться об уборке лондонских улиц. Пойдемте, сэр Джордж, послушаем, какие новости привез наш немецкий друг.

Похоже, что это нечто весьма срочное.

Глава 17

Господин Генрих Шписс

Господин Генрих Шписс был обеспокоен и не собирался это скрывать. Он признал без утайки, что ситуация, которую предстояло обсудить этим пятерым мужчинам, была весьма серьезной. В то же время он привнес в сегодняшнее собрание то чувство уверенности, благодаря которому удалось успешно преодолеть возникший недавно в Германии политический кризис. Генрих Шписс был основательным и вдумчивым человеком, он придавал здравый смысл любому заседанию, на котором присутствовал. Он не казался блестящим политиком, и это уже само по себе успокаивало. Во многих странах именно блестящие политики были ответственны за национальный кризис в двух третях случаев, а в остальных случаях причиной кризиса являлись политики, которые, хоть и были избраны демократическим путем, тем не менее продемонстрировали абсолютную неспособность к логическим умозаключениям, заставив тем самым избирателей серьезно усомниться в наличии здравого смысла у властей предержащих.

— Как вы понимаете, этот визит ни в коем случае не должен считаться официальным, — сказал канцлер.

— О, конечно, конечно!

— Ко мне в руки попала кое-какая информация, и я решил ею с вами поделиться. Она основательно проясняет некоторые события, которые нас всех и озадачили и огорчили. Познакомьтесь, это доктор Райхардт.

Гостя представили. Доктор Райхардт был крупный, добродушный мужчина, имевший обыкновение то и дело повторять «да».

— Доктор Райхардт заведует крупной клиникой рядом с Карлсруэ. Там лечатся люди с психическими отклонениями. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что у вас от пяти до шести сотен пациентов, не так ли?

— О да, — ответил доктор Райхардт.

— Насколько я понимаю, вы имеете дело с различными формами психических заболеваний?

— О да. У меня есть больные с разными формами психических расстройств, но тем не менее я особо интересуюсь и лечу почти исключительно одну категорию больных. — Он перешел на немецкий, и герр Шписс стал кратко излагать его речь по-английски на тот случай, если некоторые из его английских коллег не знают немецкого. Он поступил правильно и тактично, потому что двое присутствующих знали немецкий очень плохо, а один не знал вообще.

— Доктор Райхардт, — объяснил герр Шписс, — добился наибольшего успеха в лечении болезни, которую я, как дилетант, называю манией величия: это когда человек верит, что он — это не он, а кто-то другой, и почитает себя гораздо более значительной фигурой, чем он представляет собой в действительности. Когда человек страдает манией преследования…

— О нет! — воскликнул доктор Райхардт. — Манию преследования я не лечу. В моей клинике таких больных нет, по крайней мере в той группе, которой я прежде всего занимаюсь. Суть болезни моих пациентов состоит в желании быть счастливыми. А суть моего лечения состоит в том, чтобы сохранить у них это ощущение счастья. Но если я их вылечу, они утратят свои иллюзии и не будут счастливы. Поэтому моя задача — найти такой метод лечения, который вернул бы их психику в нормальное состояние, не лишив их этого ощущения счастья. Мы называем это особое состояние разума… — Он произнес длинное и сложное немецкое слово, в котором было по крайней мере восемь слогов.

— Для наших английских друзей я по-прежнему буду использовать свой дилетантский термин «мания величия», хотя я знаю, что вы, доктор Райхардт, называете эту болезнь по-другому. Итак, значит, в вашей клинике шестьсот пациентов.

— А однажды, в то время, о котором пойдет речь, у меня их было восемьсот.

— Восемьсот!

— Это было интересно, очень интересно.

— Начнем с самого начала: у вас в клинике есть такие персонажи, как…

— У нас есть Господь Бог, — объяснил доктор Райхардт. — Вы понимаете?

Мистер Лейзенби был несколько ошеломлен:

— О… э… да, э… да. Очень интересно, я уверен.

— Конечно же есть несколько человек, считающих себя Иисусом Христом. Но это не столь популярно, как Господь Бог. А еще есть другие. В то время, о котором я буду говорить, у меня было двадцать четыре Адольфа Гитлера. Это, как вы понимаете, имело место, когда сам Гитлер был жив. Да, двадцать четыре или двадцать пять Адольфов Гитлеров. — Он сверился с маленькой записной книжкой, которую достал из кармана. — У меня здесь есть кое-какие записи. Да. Пятнадцать Наполеонов, Наполеон — он всегда в моде, десять Муссолини, пять реинкарнаций Юлия Цезаря и много других случаев, очень любопытных и очень интересных. Но сегодня я не буду утомлять вас этим. К тому же вам, как неспециалистам, это было бы неинтересно. Мы поговорим о случае, который имеет значение. — Доктор Райхардт говорил, а герр Шписс излагал его слова по-английски. — Однажды ко мне пришел некий правительственный чиновник. Он тогда занимал весьма высокое положение: напоминаю, это было во времена войны. Я буду его называть Мартин Б. Вы поймете, кого я имею в виду. Он привез с собой своего начальника. Фактически, говоря без обиняков, он привез с собой самого фюрера. Вы понимаете, для меня его визит был большой честью, — продолжал доктор. — Он был милостив, мой фюрер. Он сказал, что наслышан о моих успехах. Он сказал, что в последнее время в армии случаются странные вещи, чреватые серьезными неприятностями. Несколько офицеров вообразили себя Наполеонами, некоторые объявили себя наполеоновскими маршалами, и кое-кто, представьте себе, вел себя соответственно: издавали военные приказы и тем самым создавали серьезные проблемы. Конечно, я был бы счастлив поделиться с ним любыми профессиональными знаниями на этот счет, но сопровождавший его Мартин Б. сказал, что в этом нет необходимости. Наш великий фюрер, — сказал доктор Райхардт, глядя на герра Шписса с некоторой тревогой, — не хотел, чтобы его беспокоили такими деталями. Он сказал, что было бы, несомненно, лучше, если бы медики соответствующей квалификации приехали и провели необходимые консультации. На самом деле он хотел посмотреть клинику, и я вскоре понял, что именно он хотел увидеть. Это не должно было бы меня удивить. Нет, потому что, знаете ли, был совершенно очевиден некий симптом. Напряженность ситуации уже начала сказываться на фюрере.

— Наверное, тогда он уже начинал ощущать себя Всемогущим Богом! — неожиданно воскликнул полковник Пайкавей и хихикнул.

Судя по выражению лица доктора Райхардта, он был шокирован этим замечанием, но тем не менее продолжал:

— Фюрер попросил меня кое-что ему рассказать.

Ему было известно от Мартина Б., что у меня есть много пациентов, считающих себя Адольфом Гитлером.

Я объяснил ему, что это обычное дело: ведь при том уважении и обожании, с которым они относятся к Гитлеру, совершенно естественно желание походить на него. И в конце концов, во всем подражая ему, они начинают отождествлять себя с ним. Я немного волновался, говоря все это, но с радостью обнаружил, что он остался весьма доволен. Слава Богу, он воспринял это как комплимент. Потом он спросил, можно ли увидеть нескольких таких пациентов. Мы немного посовещались. Мартин Б. вроде бы колебался, но потом отвел меня в сторону и заверил, что герр Гитлер действительно хочет видеть этих людей. Сам он только хотел быть уверен, что герр Гитлер не встретит… короче говоря, чтобы герр Гитлер не подвергся какому-либо риску. Если кто-нибудь из этих так называемых Гитлеров, свято веря в то, что он и есть настоящий Гитлер, является человеком неуравновешенным или опасным… Я уверил его, что беспокоиться не о чем.